слишком много. Желудок Дэррика переворачивался, словно он плыл по штормящему морю.
Но откуда он знает про связь тошноты и шторма? Наверное, из одной из подслушанных историй, которые рассказывают в трактирах, где отец частенько коротает вечера. Дэррик обычно сидел снаружи, у дверей, – отец всегда норовил запереть его дома, но вечерами мать редко бывала там, а Дэррик слишком боялся оставаться один.
Так что Дэррик тайком следовал за отцом от кабака к кабаку. Ему не составляло особого труда оставаться незамеченным, потому что отец вечно был пьян в стельку и поглощен мыслями лишь об очередной кружке. Но он был его отцом, самым неизменным пунктом в жизни Дэррика, потому что матери никогда не оказывалось рядом.
…
Дэррик медленно выдохнул, уверенный, что слышал только что голос Мэта Харинга. Но этого же не может быть, так? Мэт мертв. Он погиб… погиб…
Где погиб?
Дэррик не мог вспомнить. Собственно, он и не хотел вспоминать. Мэт погиб где-то далеко от его семьи, и виноват в этом был Дэррик.
И снова голос Мэта исчез вдали.
Руку Дэррика оттягивала какая-то тяжесть.
Дэррик молчал. Он не мог говорить. Всего несколько дней назад он, используя приемы, которые узнал от Мэта, а тот – от своего дяди-моряка, сплел эту веревку из всяких обрывков, на которых фермеры приводили к мяснику животных на заклание.
Несколько дней Дэррик думал о том, чтобы повеситься и положить конец всему.
Дэррик плакал и дрожал. В носу клокотало, и он знал, что звучит это ужасно. Если он попытается заговорить, отец лишь посмеется над ним, да еще ударит, чтобы говорил четче, и не остановится, пока Дэррик не лишится сознания. Он знал, что еще долго будет чувствовать во рту вкус крови разбитых губ и разорванных изнутри осколками зубов щек.
Только на этот раз у отца на уме было что-то другое. Он перебросил веревку через стропило и поймал спустившуюся петлю.
Дэррик не мог ответить.
Дэррику показалось, что он почти вспомнил, но затем память вновь ускользнула от него.
Отец примерил петлю к его шее и ухмыльнулся. Дэррика обдало кислым винным перегаром.
Дэррик знал, что должен бояться, но он не боялся. Умереть будет просто. Жить – вот что трудно, спотыкаться обо все страхи, ошибки и боль. Смерть – медленная или быстрая – принесет облегчение.
Отец затянул потуже узел петли где-то сбоку, под его нижней челюстью.
Дэррик стоял на краю чердачного сеновала. И когда отец положил свою огромную руку ему на грудь, он ничего не смог сделать, чтобы предотвратить падение.
Отец толкнул. Взмахнув руками
Дэррик закачался на конце веревки, жизнь уходила из него с полузадушенным кашлем, колючая пенька врезалась в шею. Правая рука осталась прижатой к боку, а левой он царапал себе горло, пытаясь вернуть дыхание.
Дэррик поднял глаза. Отец опустился на колени на краю сеновала, лицо его кривилось в широкой ухмылке, глаза горели предвкушением.