аббатства и о тех, кто так бессмысленно погиб во время пожара. Мысли о его собственной семье.
Впервые в жизни Гэвин позволил себе излить свою скорбь. Преклонив колени перед деревянным крестом в темной часовне замка Айронкросс, он дал волю своим слезам.
Когда Джоанна открыла глаза, он уже стоял рядом. В окно заглядывала луна, и ее свет заливал спальню голубоватым сиянием. К ней пришел Гэвин, и его намерения были очевидны.
Пока он приближался к кровати, она позволила своим глазам бесстыдно изучать его великолепное обнаженное тело.
Его проникновенный голос заставил Джоанну затрепетать от ожидания.
– Я ждал тебя в своей комнате, но ты не пришла. – Одной рукой он схватил одеяло и отшвырнул его в сторону.
Ее возбудило то, как его глаза путешествовали по изгибам ее тела. Ощущение было такое, будто ее тонкая рубашка не представляла препятствия для его обжигающего взгляда.
– Я подумала, что, возможно, ты не желаешь меня видеть. Ты уехал… не сказав ни слова… И я даже не знала, что ты вернулся. – Гэвин присел возле нее. Его рука коснулась ворота ее рубашки, а пальцы легко пробежались по коже, скользнув вниз по гладкой материи. Она прикусила губу, задыхаясь от удовольствия, когда огромная ладонь мягко сжала ее твердеющий сосок.
– Я здесь для того, чтобы извиниться за это.
– Да? Так ты пришел только для этого? – Взгляд Джоанны задержался на его возбужденном мужском достоинстве, давившем на ее бедро.
Гэвин усмехнулся, проследив за ее взглядом.
– Да. Дело в том, что старый священник… Питера обеспокоило состояние его здоровья. Он мог умереть, а я полагал, что это единственный человек, который может рассказать нам правду, о замке Айронкросс и о его прошлом.
– И ты смог узнать?..
– Позже, – отрезал он, потянув за единственную завязку на вороте ее ночной сорочки, и с озорным выражением спустил тонкую материю вниз. Джоанна слегка сдвинулась, и Гэвин мгновенно отбросил одежду в сторону. – Я пока еще не прощен.
– Но я…
– Нет, дорогая. У нас будет море времени, чтобы поговорить о священнике, после того как ты вознаградишь меня прощением.
Джоанна вздрогнула, заметив блеск в его глазах.
– Я обидел тебя и заслуживаю наказания по твоему выбору, – продолжил он с притворной серьезностью, положив ногу ей на живот. – Я обязан исправиться. Прикажи мне искупить вину напряженной работой. Я жажду получить от тебя помилование.
Его рука медленно скользила по бархатной коже ее груди.
– Я не являюсь… о-о! – Она начала задыхаться, когда его губы впились в возбужденный сосок. – Я не знаток по части наказания таких мужчин, как ты. Кроме того, я всегда считала, что в поисках прощения для пояснений следует использовать язык.
Она замолкла, когда увидела горящие глаза Гэвина.
– Ты права, любовь моя, – хрипло произнес он. Легко проведя кончиком языка по соску, он стал медленно опускаться к ее животу, нежно касаясь кожи. Когда он достиг кудрявого холмика, то поднял голову. – А что касается способов наказания, возможно, я смогу помочь.
– Уж постарайся, – сказала она сдавленным голосом, поглощенная вихрем красок, закружившимся в ее сознании.
– Лежи спокойно и делай в точности то, что я скажу. Это будет для меня самым лучшим наказанием.
Она посмотрела в его темные затуманенные глаза и увидела в них искорки задора. Она не знала, сколько еще продлится эта игра, но если она будет поступать по-своему (а она будет поступать по-своему), то предстоящее наказание будет сладостным, утонченным… и взаимным.
– Раздвинь колени, – приказал он.
Хотя за последние дни Джоанна отдавалась ему уже много раз, в моменты, подобные этому, ее щеки все еще заливал румянец. Но, видя непреклонное выражение его лица, она поняла, что у нее нет выбора. Поэтому очень медленно, предвкушая предстоящее удовольствие, она раскрылась для него.
– Меня трясет от усердия, – произнес он охрипшим голосом, логружая язык и пробуя предлагаемое изысканное блюдо на вкус.
Она чуть не упала с кровати.
– Нет-нет, если ты хочешь, чтобы я действительно страдал, то должна лежать тихо.
Она снова улеглась на простыни, стараясь в точности выполнять его указания.
Голова Гэвина снова опустилась, а его язык начал ритмично постегивать набухший чувствительный бугорок. Джоанна застонала от удовольствия.
– Подними бедра, – скомандовал он. – Скажи, что хочешь от меня большего, любовь моя.
Она выгнула спину дугой и, подняв бедра, стала тереться своим мягким холмиком о его жадный рот. Балансируя на краю безумной пропасти приближающейся разрядки, она прошептала:
– Еще.
