серьезно посмотрел мне в глаза, – все, о чем мы тут гаварили, должно остаться между нами.
– Безусловно! – кивнула я. – ты же знаешь, я не из болтливых.
– Аднавременно я знаю твою неумеренную страсть к расследованиям, – усмехнулся Айрапет. – И предуприждаю – никакой самодеятельности! Никаких допросов и слежек в спорткомплексе! Его и так черт знаит во щто превратили! Ты поняла меня?
– Да, Айрапет, – спокойно ответила я. – я тебя поняла.
– Вот и умница, – ласково проговорил директор. – А теперь иди, Полинка, проводи свои занятия. Ты тоже натерпелась. Аллах даст – все уладится.
Я не верила ни в Аллаха, ни в Христа, ни в черта, но все же кивнула и покинула кабинет директора.
Я поняла тебя, Айрапет. Но не обещала при этом, что откажусь от расследования, так что совесть моя чиста.
Пройдя в раздевалку, сияющую чистотой – спасибо бабе Клаве! – я переоделась и пошла в спортзал. При входе я почувствовала легкую неприятную дрожь, вызванную воспоминаниями о недавних событиях.
Блин, скорее бы прошло время, чтобы я смогла забыть об этом. Неужели мне все время теперь придется входить сюда со столь мерзким чувством?
Проводя занятие, я старалась полностью окунуться в него, не думая больше ни о чем, кроме, спортивных упражнений.
Клиентки, которые были в курсе всего, сначала посматривали на меня с любопытством, видимо, пытаясь понять, почему меня не было вчера. Понятно, что им никто не сообщал, что меня задерживали по подозрению в убийстве.
Однако в глубине души я так и не могла отделаться от ощущения, что никак не могу дождаться окончания занятий, чтобы поговорить с бабой Клавой.
Когда же наконец я освободилась, то бегом побежала к себе в раздевалку. Бабы Клавы еще не было. Я вставила вилку от электрического чайника в розетку, достала из шкафчика печенье, чтобы угостить старушку. Как только чайник закипел, раздался стук в дверь.
– Открыто! – крикнула я, и в тот же момент в раздевалку, прихрамывая, вошла баба Клава.
– А я вас жду! – улыбнувшись, проговорила я. – сейчас будем пить чай – чайник как раз закипел.
Баба Клава села в кресло, я разлила чай по чашкам, пододвинула к старушке печенье и приготовилась ее слушать.
Та сразу поняла, что мне особенно некогда рассусоливать, и, заедая чай печеньем, принялась говорить:
– Катюша часто ко мне заходила, она по родителям шибко скучала. Особенно, говорит, по бабуле. Про жизнь рассказывала, жаловалась, что денег мало... Я говорю – у кого ж их теперь много? разве что у новых русских каких... Парень-то, говорю, есть у тебя? Она рассказала, что есть, учатся вместе, да только он непутевый какой-то, как я поняла.
– Почему?
– Легких денег ищет, – покачала головой старушка. – А работать не хочет. А кто работать не хочет – человек конченый! Взять, к примеру, нашу Сорокину – вертихвостка, да и только! Я ей на картах раскинула, и вышло, что нет, не будет у нее с ним жизни!
– Баба Клава, – напомнила я. – Вы мне обещали рассказать что-то важное.
– Да, – проговорила баба Клава. – Только, Полинушка, ты уж меня не выдавай. Потому как если Ленка узнает, что я ее выдала, мне несдобровать! С живет меня со свету эта гадина... Из спорткомплекса точно выживет. Куда ж мне тогда на старости лет?
– Не волнуйтесь, – пообещала я. – Сорокиной я вас в обиду не дам.
– Так вот слушай. Я же допоздна задерживаюсь порой тут. И как-то, занятия уж кончились, а я решила внизу убраться, пока не мешает никто. Домой-то неохота идти, никто меня не ждет там. Спускаюсь и вдруг слышу голоса женские. Я еще думала, кто из наших девчонок спустился, чтобы меня позвать убрать что- нибудь. А потом узнала Сорокину. Она с Наташкой разговаривала, с той, убили которую. И шипела на нее
– мол, если ты, шалава такая, не отстанешь от него – плохо тебе будет! Лешей своим грозила. А та ей отвечает – если, мол, твой Леша узнает, чем ты занимаешься, то неизвестно, кому плохо будет. А Сорокина говорит, мол, у тебя доказательств нет, и Леша мне поверит, а не тебе. А Наташка говорит – вот как раз с доказательствами у меня все в порядке, так что лучше ты от него отстань! Мы, мол, с ним уже обо всем договорились, он тебя бросает и на мне женится.
Старушка замолчала.
– А дальше что? – возбужденно воскликнула я.
– А дальше я, как на грех, ведром звякнула! – с горечью проговорила старушка. – Ленка сразу замолчала, а Наташка мимо меня промчалась, красная вся, чуть с ног меня не сбила. Ну, я сразу напевать начала, сделала вид, будто и не слыхала, о чем они калякали. А Сорокина посмотрела на меня так внимательно и спрашивает:
– Чего домой не идешь, баб Клав?
– А вы что? – спросила я.
– А я говорю – мне еще убраться тут надо, а вот ты чего не идешь? Ну, она, по обыкновению своему, фыркнула чего-то да пошла. И злая была. Видно, достали ее Наташкины слова.
– Выходит, что их что-то связывало, – задумчиво проговорила я. – Но вот что? Как я понимаю, речь идет об общем любовнике, которого они не могли поделить.
– И я так поняла – из-за хахаля все это! И скажу тебе больше, Полиночка, хоть и грех бездоказательно говорить – Ленка эта Наташку и грохнула!
– Почему вы в этом так уверены?
– А вот послушай! Я же самого главного еще тебе не рассказала, – старушка, хитро прищурившись, посмотрела на меня.
– Да не томите вы, баба Клава! – взмолилась я. -
Рассказывайте!
– А ты не торопись! Женщина я старая, память уже не та, могу чего и пропустить. а я хочу подробно все обсказать, четко!
– Ладно, ладно, молчу, – согласилась я. – Больше перебивать не буду.
– Так вот, с тех пор я видела, что Сорокина все мрачнее тучи ходила, а Наташка посмеивалась. Сияла просто. А потом вот что случилось. Я же говорю, порой задерживаюсь здесь допоздна. Так вот, как-то слышу в комнатушке нашей, где все ваши спортивные вещи свалены, будто есть кто-то. И, главное, дверь заперта. Я как раз мимо проходила, дверь подергала – думала, может, не приведи Господи, воры, времена- то нынче какие! Чувствую, изнутри заперто. А потом оттуда стоны такие раздались, что... – старушка покраснела, – ну, ты понимаешь, Полинушка, отчего женщина так стонать может.
– Понимаю, – кивнула я, вспомнив, как сама порой теряла над собой контроль в процессе секса.
Правда, мне ни разу не доводилось заниматься этим в инвентарной, но, может быть, это добавляет остроты ощущений?
– И что же вы дальше сделали? – заинтересованно спросила я.
– Постояла немного, – смущенно призналась старушка. – Уж как она там стонала, словно ее медом мажут! А потом я отошла на всякий случай. Не мое, думаю, дело. Пусть закончат, а я потом там уберусь. А потом потихоньку Айрапету скажу, пусть сам разбирается. Ну, подождала с полчаса, думаю, уж нет поди там никого, возвращаюсь... И надо же – как раз в этот момент Ленка Сорокина оттуда выходит. Увидела меня и аж затряслась вся. Ты чего, говорит, швабра старая, тут вынюхиваешь? Ничего, говорю, убираться пришла. А она мне – вот и убирайся подальше отсюда! А сама аж трясется вся, и щеки горят. Видно, здорово он ее распалил!
– Да кто он-то? – не выдержала я. – Ведь ясно же, что она с мужчиной там была!
– А вот его-то я и не видала! – с сожалением ответила старушка. – Видно, он первым вышел и смылся, а она пока осталась. Мужику что – штаны застегнул да пошел, а она, поди, пока все причиндалы на себя нацепила...
– То есть вы так и не знаете, кто Ленкин любовник?
