Иван Терентьевич послушно достал из кармана челюсти и, раскрыв широко рот, водворил их на место.
– Трут, черти, – пожаловался он. – Я когда сильно нервничаю, всегда их снимаю.
– Ты лучше ногу отстёгивай, когда нервничаешь, – посоветовала язва-Маргарита и уселась на освободившийся стул, закинув кокетливо ногу на ногу. – Что, Андрюшенька, вы тут главный злодей? – светским тоном поинтересовалась она у Крылова.
– Никто ничего не докажет, – глядя в пол, пробубнил на одной ноте Крылов.
– А мы, грёбаный котелок, и доказывать ничего не будем! – гаркнул вдруг дядя Митяй. – Просто повяжем и навесим на тебя всех «глухарей» за последние полгода, если чистосердечное не напишешь!
– Ой, грёбаный котелок, кто это тебе такого сохатого на пузе крестиком вышил? Твоя новая что ли? – продолжила светский разговор Маргарита.
– Новая, новая, – раздражённо кивнул Митяй. – Сказала, если эти носить не будешь, то реальные рога заполучишь.
Виталя снова уселся в кресло и обхватил руками свою бедную голову.
Как-то не так всё пошло. С определённого момента все вдруг забыли, что именно он здесь главный герой, и именно он раскрыл тяжкое преступление.
Как бы Эльза, ставшая невменяемой, не позабыла про миллион.
Он встал, вынул из-за ремня пистолет Крылова и протянул его подполковнику.
– Вот, грёба... дядя Митяй, вам улика. И вот ещё, – он протянул телефон. – Тут записи, фотки...
– Родина тебя не забудет! – похлопал подполковник Гранкина по плечу тяжеленной рукой и забрал пистолет. – А с этим отдельно придёшь, он тебе ещё пригодится, – указал он на телефон.
В комнату с отсутствующим взглядом и отстранённой улыбкой вплыла Эльза. Она катила перед собой столик на колёсиках, сервированный чайным сервизом. В центре стола красовалась хрустальная вазочка с рыжим вареньем.
– Счас, чаю попьём и в отделение двинем, – потёр руки Митяй, усаживаясь поближе к столику.
Через секунду все сидели вокруг стола и пили горячий чай. Его пил даже Крылов, которому Митяй приказал развязать руки.
– Эльза, что это?! – поморщилась Маргарита, сделав глоток из фарфоровой чашки.
– Чай, мама.
– Вроде не чай, – поморщился профессор, сглотнув.
– И это не варенье! – воскликнул Митяй, орудуя чайной ложкой в хрустальной вазочке.
– Да урологический сбор это и икра кабачковая, – хмуро сказал Крылов. – Эльза перепутала пачки и банки. Дура она. Богатая дура.
– Ну и перепутала, ну и что! – блаженно сказала Эльза. – Ну и дура, ну и богатая. Зато я могу теперь заниматься тем, что мне в жизни больше всего нравится! Мама, вы все тетради мои сохранили?!
– Конечно все! – воскликнула Маргарита, отставив чашку с урологическим сбором. – Они пронумерованы, подписаны, в стопочки уложены. Тетрадь восемьсот двадцать пятую я сейчас читаю. Сто сорок седьмую читает Алевтина Игнатьевна из четвёртого дома, а четыреста семьдесят восьмую читает Римма Павловна из десятого дома. Но они аккуратные, они вернут!
– Слушайте, – сказал вдруг Крылов, тоже отставляя в сторону чашку, – раз уж мы так хорошо сидим, может, решим всё полюбовно?! Аду уже всё равно не вернуть, Эльза счастлива тем, что нашла своё дело в жизни, так давайте, я получу свой страховой миллион и отдам его вам! В обмен на свою свободу.
– Ты кому, мне миллион предлагаешь?!! – взревел Митяй, грозно приподнимаясь из-за стола.
– Или мне? – хихикнула Эльза.
– Ну уж точно не нам с Ванькой, – фыркнула Маргарита.
На Гранкина опять никто даже не посмотрел. Он снова почувствовал себя одиноким и очень заброшенным. Он нахлынувших горьких чувств он залпом выпил весь свой урологический сбор.
Только бы Эльза не позабыла про своё обещание!
– Ладно, – Крылов горестно свесил голову, и длинные пряди живописно упали на его бледное, красивое лицо. – Ладно, давайте мне бумагу и ручку, буду писать чистосердечное. Только прошу учесть, что оно должно сильно облегчить мою уча...
– В отделении будешь бумаги писать, грёбаный котелок! – рявкнул Митяй, налегая на кабачковую икру.
– Осторожней с икоркой, – немедленно отомстил ему Андрей Андреевич, – она просроченная!
– Ну ты меня достал!! – заорал Митяй, выхватил из кармана мобильный и быстро нажал нужные кнопки. – Дежурный, Евсеев на проводе! Срочно опергруппу на выезд! Задержание! – Он продиктовал адрес.
– Ой, ну чаю невозможно попить, – жеманно воскликнула Маргарита. – Когда ещё вместе все посидим!
Витале стало так грустно, что засвербило в носу, перехватило горло.
Ему бы только Галку и Сашку...
– Есть кто живой? – раздался бас из коридора. Послышались энергичные шаги, и в комнату вошёл мужчина самой что ни на есть «крутейшей» наружности: коротко стриженный, в светлом льняном пиджаке, тёмных брюках, и физиономией, которая лоснилась от сытости и достатка. Он сильно смахивал на подгулявшего «бизнюка», зарулившего на ночь в казино и с удовольствием проигравшего там пару сотен тысяч долларов.
Он ошарашено осмотрел всех присутствующих и произнёс странное приветствие:
– Я приехал из Парижа, здрасьте, б...ть!
Первой отмерла Маргарита.
– Ой, сынуля прилетел! – радостно сказала она.
Профессор издал рык и зачем-то яростно начал расстёгивать ремень.
– Ромка, ты откуда? – спросила Эльза. – Ромка, а у меня кон-тракт!
Крылов захохотал. Он что-то чересчур много хохотал сегодня, и Виталя стал опасаться, не сошел ли он с ума от такого обвального крушения всех своих планов.
– Что, в Париже нынче слякотно? – захохотал Митяй. – Зачем пожаловали, Роман Иванович?!
– В Париже душно, в Париже тошно, в Париже почестей не отдают, дядя Митяй! Приехал домой насладиться своим богатством и славой. В дом зашёл, нет никого. Смотрю, кладовка нараспашку, чердак открыт. Я на крышу залез, слышу, на этой половине буза какая-то. Ну я проторенной дорожкой и... Вот за что я не люблю Париж, – там вот так не принято друг к другу через чердак в гости шастать, чай пить. Маман, ты почему в пижаме? А зачем Андрюху стреножили? Папаня, а ты на фига штаны снимаешь?!
Только тут до Витали дошло, что на сцене появился сын профессора, Роман Перов – владелец заводов, газет, пароходов, муж Эльзы Львовны и любовничек покойной Ады.
– Прелюбодей! – заорал страшно профессор, рывком выдёргивая из штанов толстенный ремень с огромной металлической пряжкой. – Сначала Родину по брёвнышку, по камешку распродал, а потом блудить начал?!! Семью позорить?! Снимай штаны, пороть буду!
Он ринулся с ремнём на сына, тот отшатнулся, попятился, а потом, набирая скорость, побежал по периметру комнаты с резвостью пацана, удирающего от порки. Профессор помчался за ним, со свистом рассекая воздух ремнём.
– Папаня! Да ты чего?! Ты чего?! Папаня! Я тут приехал из Парижа, и здрасьте... б... ть! – вопил он, ловко уворачиваясь от хлёстких ударов.
– Штаны снимай! – орал профессор.
Крылов захохотал с удвоенной силой.
Митяй быстро-быстро доел из вазочки кабачковую икру.
– Ничего не понимаю, – пожаловалась Маргарита, изящным жестом потирая виски.
– А мне плевать, – поведала всем Эльза свой взгляд на проблему, – у меня контракт.
А Виталя сидел, забившись, в своём кресле и думал лишь об одном: только бы Эльза не позабыла о своём обещании.
