войти, но все поглядывает с робкой улыбкой примирения.
– Мама, – слабо говорит Аля, – что ты?
– Да я хотела спросить, можно у тебя взять твое молоко? Аля не понимает, то ли это какая-то полуигра, то ли все, что говорит ей мать, надо расценивать как сложившиеся отношения.
– Зачем ты спрашиваешь? – еще тише говорит она, но даже не может поймать взгляда матери, та уже что-то рассматривает на стуле. – Бери, конечно.
Они вместе выходят из комнаты. Мама уходит явно неохотно.
– Ты что, не хочешь уходить? – наивно спрашивает Аля. – Что ты хочешь посмотреть?
– Я? – Та снисходительно и хитро смотрит на нее. – Я уже все посмотрела, – расценивая это как свой успех, отвечает она. – Ты опять ничего не сделала, все так же на прежних местах.
– Я еще успею. Мне некогда, я потом сделаю. И отстань от меня, пожалуйста!
Аля закрывается в ванной комнате. Здесь тепло, течет вода, шумит, ярко-желто светит лампа. Аля принесла с собой настольные часы, бутерброд, воду в стакане и книжку, уже всю нечитанную много раз, раздувшуюся и покореженную от воды. Она ложится с ней в полную ванну, загораживается занавеской и начинает читать.
Она долго листает книгу. Не может решить, откуда начать. Наконец она останавливается где-то на середине.
Вдруг кто-то начинает трясти дверь снаружи. Аля вздрагивает, половина книжки опускается в воду. Эта ее неловкость проклятая, она даже не знает, куда ее положить, так как табуретка заставлена стаканом, часами и тарелкой с объедками. Ведь ей было так хорошо здесь, и тут раздается громкий панический голос мамы:
– Аля, Аля! – Мощные рывки за ручку так, что образуется щель туда, в черноту, в квартиру.
– Что? – спрашивает Аля. Старуха, удивляясь ее спокойствию и кротости, кричит: – Открой, тебе звонят!
Действительно, им звонили очень редко. Аля вышла и больным голосом спросила:
– Алле?
– Алле, – слабо отозвались на том конце. И молчание.
– Алле. – Аля села на стул, прижимая к мокрым волосам трубку.
– Алле, Аля? – Очень ровный, невыразительный голос этот нельзя было спутать ни с каким другим.
– Лена, это я.
– А, – с длиннейшими паузами проговорили там. – Здравствуй. Это я, Лена. – И опять молчит. С ней нельзя было разговаривать, не задавая никаких вопросов. Она просто молчала и дышала в трубку, как будто отключаясь и вообще ничего не думая. Но за этим ее молчанием стояли страннейшие и интереснейшие мысли и нерассказанные истории.
– Ну, что, – четко выговаривая каждое слово, начала Аля, зарядившись терпением, – как ты живешь? – Аля краем глаза видела, как мать, сокрушенно качая головой, заходит в ванную, пока ее нет. Она отмахивается от пара, наполнившего комнату, и вскрикивает, вынимая из раковины книжку…
– Странно, что никто друг другу уже не радуется, – заметила Лена глухим нерадостным голосом.
Аля задумалась над ее словами. Потом она опустила голову и вежливо ответила:
– Нет, я о тебе часто вспоминаю. Это правда. Просто со мной что-то происходит, все очень плохо, я совсем одна. – Простодушно начала она оправдываться. – Что ты молчишь? – уже чуть раздраженно спросила она.
Лена не торопилась с ответом.
– Подожди, – сказала она. – Я сейчас принесу радио.
– Радио? – удивилась Аля. – Ну, принеси.
Лена долго отсутствовала, вернулась, тяжело дыша, стала крутить ручку настройки:
– Сейчас, – времени для нее не существовало. – Ну, вот. – Она нашла музыку. – Нет, – ей что-то в ней не понравилось, она перевела на «человеческие голоса» и стала говорить параллельно с ними: – Я не могу… здесь…
– Не можешь говорить, да?
– Не кричи. Мать тут только и горазда подслушать. – И она стала, верно для конспирации, произносить ничего не значащие слова. – Ага, ага, ха-ха, – тем самым выводя Алю из себя.
– Кто там? Уже ушли?
– Нет. – Голос у Лены был низкий, тупой, выматывающий. – Родственница прошла. Ходит. Ну, что ты здесь ходишь? – Аля услышала, как она стала притворно-ласково обращаться к кому-то. – Скрылась.
– Ты мне что-то хотела рассказать? – громко, как к глухой, обратилась Аля.
– Да! Да! – вдруг с волнением низким плюющим шепотом зачастила она, – хочу. – И она счастливо засмеялась, не разрешая себе произнести большего по телефону. Але передалось ее волнение и счастье, она засмеялась и сказала:
– До чего мы дошли, стали радовать только такие ничтожные… – она не могла подобрать определяющего слова, – штучки!..
– Я вчера прыгала через ров с одним человеком, – все-таки осмелела Лена. – Тоже было хорошо. Я расскажу. Давай завтра.
– Давай погуляем где-нибудь!
Они встретились днем в одном из городских парков и ходили друг за другом по дорожке, разговаривая. Внешне они составляли полную противоположность. Лена была большая, высокая, даже дородная женщина лет тридцати трех, а впрочем, нельзя было точно определить ее возраст.
И если лицо Али было совершенно детское – беспомощное, растерянное, обиженное, то у Лены на гладком лице сохранялось одно и то же застывшее «мощное» выражение. Если она и морщилась, то только едва-едва заметно, между бровями. А так никаких сомнений на ее лице не отпечатывалось, одна лишь медленная мысль и упорная сила. Именно этой силой оно и притягивало к себе. Его можно было бы назвать и красивым: смуглое, но с какими-то желтыми пигментными пятнами, черные брови вразлет, большие глаза, узкие, ярко и неровно накрашенные губы, полный, круглый подбородок, открытый чистый лоб и едва намечающиеся под глазами тени.
Одета она была в совершенно немодное платье из такой материи, из которой делаются платки с бахромой – яркие цветы были раскиданы по светлому полю. И оттого, что платье было светлое, бросалась в глаза его несвежесть. Оно обтягивало всю ее полную фигуру, а на коленях были болячки, которые постоянно бывают у детей…
При всей своей косноязычности, исходящей от нее нерастраченной энергии Лена завоевывала внимание и вызывала бурю эмоций у своей подруги.
– За мной стал ухаживать один мужчина, – Лена говорила без интонаций. – Он, наконец, не такой старый, как все мои кавалеры, – она ухмыльнулась. – Правда, он худенький и вот такого роста, – она показала воображаемого человека ростом где-то себе по нос.
– Такой незначительный? – подивилась наивно Аля. Глаза ее светились чисто женским любопытством.
– Да, он незначительный, – бесстрастно и жестоко согласилась Лена, – но я решила не замечать этого, потому что мне с ним интересно, и он очень умный и изучает искусство…
– А он кем-то работает?
– А ты знаешь, я и не спрашивала, нет, я спрашивала, но он виляет. – Тут она сделала глубокую мрачную паузу. – Я вот еще знаю, что он где-то в массовках снимается, это его интересует, хотя я подумала, что несолидно. Да, он очень неверный и вилючий. Но мне показалось, что он так чисто ко мне относится. И всегда встречается со мной и водит меня гулять то в парк, то еще куда-то. Вчера он подавал мне руку, чтобы я не упала, когда мы там нашли один ров. – Лена остановилась и неожиданно перешла к другой теме, но, видно, для нее это было все о том же… – Как бы ты мне посоветовала, я хочу избавиться от одного человека. Я всеми силами возненавидела его. Я ненавижу и презираю его, и мне даже нисколько его не жалко, потому что он подл, мерзок, он – чудовище.
– Какое еще чудовище? – Аля очень была удивлена. – А зачем его убивать? Я ведь так поняла?
Лена кивнула, удивляясь простоте этих слов.
– А что он такого сделал? – сворачивая с дорожки к деревьям, спросила Аля.
– Сейчас, сейчас все расскажу, – тупо проговорила Лена. – Меня прямо захлестывает, и я не могу по порядку. Ну так вот, этот мужчина. Давай я тебе расскажу всю правду. Он слабый, безвольный, неверный, это я правильно про него догадалась с самого начала. Он потом мне сам признался в этом и рассказал, какой он дурной человек… Но дело все в том, Аля, что я, кажется, его полюбила и теперь ничего не могу с собой поделать, и он мне говорил о своем чувстве. И я ему ничего такого не позволяла, я вообще очень строга к этому и ни-ни, но я стою с ним где-нибудь чуть ли не в подворотне, я, взрослая, и не могу с ним распрощаться, а он такой хитрый… Я и стала приводить его в дом к нам. – Тут она замерла и стала оглядываться вокруг. Было пусто. Они зашли уже вглубь парка.
– А ты знакома с моей матерью? – как бы невзначай спросила Лена, проходя вперед и не оборачиваясь.
– С твоей мамой? Я же никогда не была у тебя, но, кажется, видела… Она такая у тебя веселая. Очень хорошая, – вспоминала свои смутные впечатления Аля.
– Да, она веселая и молодая еще…
– А сколько ей?
– Пятьдесят, – сухо ответила Лена и отвернулась.
Аля поняла, что она сказала что-то не то, и замолчала.
– Сколько я ее помню, – заметила Лена, – она все время брови брила, и эти места, надборовья, у нее всегда блестели.
– Ха! Да подумаешь, какая ерунда! – рассмеялась Аля, но осеклась, заметив, что Лена совсем помрачнела.
– Я хочу тебя пригласить к нам, – сказала она, – и ты увидишь, какая она хорошая на самом деле и какая она… – И тут Лена задрожала.
– Что с тобой? – Аля приблизилась к ней. Что-то жалкое и человеческое промелькнуло на лице подруги.
– Дело все в том, – заявила Лена, – что я как-то спряталась за занавеску, и никто не знал, что я дома. И он, этот мужчина, который за мной ухаживает, пришел к моей матери, и они смеялись надо мной. Вот что! И я пришла тебе сказать…
– Не верю, что ты рассказываешь…
– Ты мне не веришь? Я спрячу тебя, и ты увидишь, потому что он приходит к ней постоянно, а ты говоришь… – И тут губы ее задрожали.
– Да это
