разрушительных землетрясений быть не может! Мы находимся в центре тектонической плиты и ...
– Ты поэтому кактус прихватил? – заорал дядька с рыжим котом на плече.
– Да он тут первый оказался! – взвизгнула старушка с крысой. – Вишь, и одеться как следует успел, и сумочку аккуратненько упаковал!
– Да это хахаль Элкин! – поддержала разговор тетка в цветастом байковом халате. – Он с югов откуда- то, у него больше навыков эвакуации!
– Я вообще не по этому поводу вышел из дома, – начал было я.
– Это с кактусом-то?! – хохотнула девка в крупных бигудях и сапогах на голую ногу.
– Понимаете, мы находимся в центре тектонической плиты...
И тут снова тряхнуло. Здорово так тряхнуло. Я видел, как дом наш покачнулся и, кажется, даже послышался треск. У машин, припаркованных во дворах, сработала сигнализация, поднялся жуткий, разноголосый вой. Толпа ухнула и синхронно перекрестилась. Из соседних домов снова стали выскакивать полуодетые люди. Многие из них бежали к своим машинам, спешно впихиваясь многочисленными семьями в Жигули, Волги и старые иномарки.
– Разрушительных землетрясений в этом регионе быть не может, – промямлил я, – ведь мы находимся в центре...
– Чего же ты тогда кактус прихватил? – прошамкала у меня под локтем старуха в шапке, изъеденной молью, и старом мужском пальто. – Небось, он много денег стоит и цветет раз в сто лет?
Я не стал объяснять ей, что кактус мне ничего не стоил, он просто погибал в учительской от того, что его вечно забывали поливать. Ведь даже кактусу нужно чуть-чуть внимания и немного воды. Я не стал объяснять ей, что сколько стоит вещь – не главное, и если бы это было главное, то я сидел бы сейчас на вилле в Марбелье, а не стоял бы как дурак тут, на заснеженной улице, с кактусом в руках.
Я развернулся к старухе спиной и пошел к своей старой, верной «аудюхе».
– Лю-юся!!! – надрывно закричал сзади какой-то мужик. – Люся!
Я бросил сумку в багажник, кактус пристроил на пассажирское сиденье, и завел движок. Никак не могу привыкнуть в этой Сибири к двум вещам: тепло одеваться, и прогревать движок, прежде чем тронуться с места. Я устроился за рулем и приготовился терпеливо ждать, когда стрелка температуры двигателя на табло выйдет из синей зоны. В общем-то, было не холодно, и даже не валил снег; я по привычке включил дворники, и они шваркнули два раза по стеклу старой резиной чисто символически, просто чтобы показать, что еще живы и помнят, что им нужно делать, когда зануда-хозяин их побеспокоит.
В зеркало заднего вида вдруг ударил свет фар. Кто-то летел на меня сзади с такой скоростью, что я понял: даже если успею врубить передачу и рвануть вперед, этот лихач все равно догонит меня на гололеде. Поэтому я не стал дергаться, а вцепился в кресло руками и приготовился к сильному удару. Я даже успел прикинуть, сколько мне понадобится времени и денег, чтобы снова отрихтовать «аудюхе» задницу. Снова – потому что делал я это не так давно. Видно, судьба у моей «селедки» такая.
Но удара не произошло. Сумасбродный кретин остановился в миллиметре от моего заднего бампера. Я вылетел из машины с зудом в кулаках и с выражениями, которые не могут не облегчить душу.
Только пыл мой сразу пропал. Я стух, как раскаленный уголь, на который выплеснули ведро воды.
Из драной «четверки», припечатавшей меня, выпрыгнула Беда.
– Чего-то я не поняла, – сказала она, сделав в слове «поняла» акцент на первый слог, – чего-то недопоняла! Какого черта в городе народные гуляния с домашними животными и прочей ценной утварью? Один с компьютером по улице носится, другой с микроволновкой у подъезда сидит? О, – она заглянула в салон «аудюхи», – а ты Сомерсета прихватил! Что за замута? Что за эвакуация? Война? Террор? Что?!! – Она стащила с носа очки и вплотную подошла ко мне. Я с тоской посмотрел на ее стриженый затылок – шапок она не носила даже в самый сильный мороз – и отрапортовал:
– Землетряс!
– Да? Странно... Вроде бы это единственная неприятность, которой не бывает в Сибири. А я думаю, что за хрень, машину по дороге колбасит? Сначала решила – в буфете отравилась, потом думаю, нет – машина сломалась. Потом – нет, отравилась, потом – нет, сломалась. Разогналась получше, думаю, если в тебя не впишусь – значит, отравилась.
– Не вписалась, – вздохнул я.
– Жаль, – фыркнула она и пошла к дому. – Зато не отравилась!
– Жаль, – буркнул я, взял сумку из багажника, кактус из салона и поплелся за ней.
– Лю-юся! – кричал, надрываясь, какой-то мужик.
У подъездов образовались гомонящие группки жильцов. Группки собирались по возрастному признаку – молодежь к молодежи, старики к старикам. Средний возраст, такие, как мы с Бедой, большей частью остался в квартирах. Он самый уравновешенный – средний возраст. Или самый уставший. Его не сдвинет с диванов даже стихийное бедствие.
Группки громко и бурно обсуждали невероятность, невозможность и ужас происходящего. Некоторые активные граждане уже успели развести костры и даже кинуть пару палаток, собираясь, ни много ни мало, ночевать на улице.
– Лю-уся! – истошно орал какой-то мужик.
На улице появились импровизированные столы из старых ящиков, добытых из мусорных контейнеров. На ящики народ стал щедро метать из прихваченных сумок разносолы. Я просто диву дался, сколько продуктов успели прихватить с собой паникующие граждане: консервы, баночки с соленьями, баночки с вареньями, рыбу, много вяленой рыбы, кастрюльки дымящиеся, видимо, только что сорванные с плиты. Тетка, прихватившая поварешку, оказалась нарасхват. И конечно, спиртное. Спиртного было много, больше чем рыбы. От домашней настоечки в бутылках, любовно подписанных от руки «Клюковка», «Кедровка», до свински дорогого коньяка, который прихватили, не успев вынуть из помпезных коробок. Хорошо народ собрался. Хорошо эвакуировался.
Банальный землетряс перерастал в большой, незапланированный, всенародный праздник с тостами, тамадой и песнями около костра.
Элка плечом протаранила толпу. На ней была коротенькая тоненькая дубленочка, которую она никогда не застегивала. Мне кажется, она назло мне ходила в мороз полураздетой, с намеком на то, что я мог бы обеспечить ей более теплый климат. Ладно, пусть терпит меня до утра. Уйти от Беды так, чтобы она не прочувствовала драматизм ситуации, я не мог. А как его прочувствуешь в такой обстановке?
– Лю-юся! – орал мужик.
– Не думала, что ты такой паникер пугливый! – вполоборота кинула мне Беда. – Почему ты взял кактус, а не собаку?
– Понимаешь, мы находимся в центре тектонической плиты, и разрушений в этом регионе быть не может...
– Я-то понимаю, а ты чего выскочил?
– Я не выскочил, я...
«Ушел», хотел сказать я, но меня переорал сержантский голос из громкоговорителя ментовской машины, которая с воем неслась по улице вдоль домов.
– Граждане! – словно на построении орал милицейский чин. – Всем отойти от подъездов! Всем немедленно отойти на безопасное расстояние от подъездов!
Впрочем, орал он абсолютно справедливые вещи: зачем выскакивать из дома в одном носке, опасаясь, что тебя завалит, но при этом оставаться торчать у подъезда? Народ на приказы отреагировал вяло; топтался, переминался, но от подъездов не отходил.
– Отойти от подъездов! – заорал рупор, и одна из компаний, неохотно привстав, перетащила стол-ящик на пару метров от дома.
– Я не выскочил, – снова начал я, – я...
Мое «ушел» на этот раз перекричал мужик, потерявший Люсю.
– Лю-уся! – крикнул он так, что заглушил ментовский говорильник.
И тогда я понял, что мне сегодня не судьба не только свалить от Беды, но и даже просто сообщить ей об этом. Третью попытку я делать не стал.
Беда шагнула в подъезд.
– Эй! – крикнул ей я – Всем отойти от подъездов!
