успехом, поскольку для этого нужно больше тихих дней, нежели осенью можно ожидать. Не видя, однако, признаков того, что стоявшая дотоле хорошая погода скоро испортится и так как расстояние до ближайшего берега Азии было незначительно, то, чтобы сколько возможно проложить себе дорогу к работам будущего года, я решился идти к мысу Св. Фаддея и, следуя от него к югу, определять положение примечательнейших пунктов берега.
Не прошли мы еще половины этого расстояния, как восточный ветер стал очень крепчать со всеми признаками наступающего дурного времени, что и побудило меня взять курс прямо к Камчатке.
Этим путем проходили мы близко от того места, где лейтенант Синдт видел берег, названный им островом Преображения. Многие отвергают существование этого острова, после Синдта никем не виденного, полагая, что он принял за землю туман, как часто случается в тех странах; но в журнале его в два разные дня так определенно означены пеленги виденной земли, что нельзя предположить, чтобы это был только оптический обман. Этот остров, если существует, должен лежать около широты 581/2° и долготы 1771/2°W от Гринвича. Я имел намерение поискать его около этого места, но мы проходили его (2 сентября) в такую сильную бурю от востока и с таким густым туманом, что более должны были опасаться, нежели желать открытия неизвестного острова, которое при таких обстоятельствах легко могло бы навсегда остаться скрытым от света. С некоторым беспокойством рассматривали мы окружавшие нас стаи птиц, не найдется ли между ними береговых, в другое время столь приятных вестниц, однако видели только таких, которые отлегают от земли на большое расстояние.
Крепкие ветры и ненастье сопровождали нас до 7 сентября. В это время прояснилось, и мы увидели на юго-западе Командорские острова. Нам нужно было подойти к острову Беринга, чтобы узнать точно место селения Российско-Американской компании, где, по условию с главным правителем колоний, должен я был в следующем году оставить взятых с острова Уналашка алеутов. 8 сентября подошли мы к северо-восточной оконечности этого острова. Прекрасное утро несколько оживляло унылость картины, представляемой этой пустынной землей. От обнаженных отвесных к морю утесов простираются внутрь пологие, покрытые тундрой холмы; в некоторых местах берег пересечен оврагами и разлогами. Немного далее к западу открылась обширная губа, в которой мы ожидали найти помянутое поселение и потому, следуя вдоль берега, не сводили с него труб; и действительно, незадолго до полудня увидели на пригорке несколько человек, из которых один махал белым платком. Близ того места по довольно широкому разлогу протекала небольшая речка, на берегу которой видно было несколько землянок и много вытащенного из воды лесу. К этому месту стали мы лавировать под всеми парусами, паля из пушек, и в 3 часа увидели, наконец, идущее к нам под парусом судно: это были три байдарки, связанные вместе; на средней утвержден был вместо мачты кол, поддерживавший два шерстяных одеяла, заменявших парус. На этом странном судне приехал к нам промышленник Сенков. От него узнали мы, что искомое нами главное компанейское селение лежит на западной стороне острова. В той же открытой губе, где мы находились, постоянного жительства нет, а предположено только устроить зимовье для промысла песцов. Сенков хотел мне дать человека для указания гавани, в чем я, однако, не нуждался, не имея намерения на этот раз тут останавливаться, а желая только узнать ее положение.
Снабдив земляка за труд всякого рода съестным, мы его отпустили. Он по-прежнему влез в среднюю из байдарок, растянулся в ней во всю длину, был закупорен севшим в люк алеутом, а мы наполнили парус и продолжали путь к западу.
Алеуты, привозившие Сенкова, были ближневские, то есть с острова Атту; наши лисьевские тотчас вступили с ними в разговор и объявили, что они «слышут по-нашему, но говорят плохо». Ближневские алеуты имеют особенный язык, а учатся лисьевскому от андреяновских, которые с лисьевскими говорят на одном языке. В чертах этих алеутов заметно было также различие с нашими. Байдарки их отличаются от лисьевских, будучи с носу гораздо полнее, но, невзирая на то, менее надежны. Возможно, сами алеуты плохие ездоки, если не могли выехать к нам иначе, как сплотив три байдарки, хотя море было и тихо. Это крепко не понравилось нашим алеутам.
На острове Беринга живет до 110 человек русских, креолов и алеутов, занимающихся промыслом котиков и песцов. Промыслы производятся здесь в то же время и тем же порядком, как и в других местах. На острове Медный постоянного поселения нет, а для промысла ездят туда на байдарах с Берингова.
Как и везде, уменьшились и здесь промыслы в значительной степени. В последние годы добывалось на обоих островах не более 5000 котиков, почему положено было несколько лет совсем их не трогать.
От острова Беринга легли мы к мысу Шипунский, который увидели 11 сентября, а в следующий день со свежим SO ветром плыли к Авачинской губе, с некоторым беспокойством ожидая, что предвещает нам с необычайной стремительностью падавший барометр. Берега скрывались в тумане; одна Вилючинская сопка несколько раз в продолжение утра являлась и опять исчезала, подобно призраку: лучи солнца, отражаясь от снежной вершины, рисовали в тумане коническую ее форму, по сторонам являлись иногда фигуры радужных цветов.
Подойдя к берегу миль на 10, рассмотрели мы все его пункты и спустились к Маячному мысу. Между тем ветер перешел к N и заставил нас лавировать к устью губы Авачинской, где мы в сумерки положили якорь.
Едва только совершенно смерклось, засветились огни на мысе Маячный и на другом, внутри губы, так что мы и ночью могли бы весьма спокойно в нее войти, если бы позволил ветер. Плавая с самого отправления из Европы в таких местах, где мореплаватель в собственной только осторожности находит свою безопасность, приятно было встретить учреждение, доказывающее заботу о его успокоении. Мы, однако, не имели случая им воспользоваться, ибо всю ночь должны были пролежать на якоре. Поутру 13 числа снялись, стали лавировать и не ранее, как сделав 22 поворота, могли войти в Петропавловскую гавань.
Мы пробыли здесь до половины октября. Выгрузка и сдача вещей, привезенных для Петропавловского и Охотского портов, и изготовление судна к зимней кампании взяли более трех недель времени.
Когда мы уже были совсем готовы, получили известие, что охотский транспорт «Александр», на котором была русская почта, разбился вблизи Большерецка и что почта будет доставлена сюда через несколько дней сухим путем. Мы уже более года находились без всяких известий о России; зная, что почта так близко, слишком жестоко было бы уйти и остаться еще почти на столько же в беспокойном ее ожидании; и я решился пожертвовать несколькими днями, чтобы дождаться почты, к радости и утешению всех моих спутников. 17 октября нетерпеливое ожидание каждого из нас окончилось. Успокоенные, утешенные и ободренные к перенесению новых трудов, ожидали мы только благоприятного ветра и 19 октября оставили, наконец, покрытые уже снегом берега Камчатки.
Глава седьмая
Для зимних занятий наших постановлено мне было в план, как читатель припомнит, исследование Каролинских островов. Не имея до сих пор ни одной тропической станции в маятниковых наблюдениях, положил я остановиться, во-первых, у острова Юалан, самого восточного в этом архипелаге, сделавшегося недавно известным благодаря французскому капитану Дюперре, где безопасная гавань представляла удобства для производства наблюдений. К этому острову направили мы наш путь, предполагая, однако, коснуться мест, в которых означались на картах острова, будто бы в последние времена открытые или отысканные.
Свежий северо-восточный ветер скоро вынес нас из холодной туманной атмосферы, облекавшей страну, нами покинутую. Случайно могли мы сравнить климат этих мест с соответствующими им по широте местами в Атлантическом океане, ибо за год до этого в те же самые числа находились на тех же параллелях, следуя, как и ныне, с благоприятным ветром к югу. Тогда на широте 50° термометр показывал +8 °C, теперь только +3–4 °C, в широте 45° там 11 °C, здесь 6–5 °C, в обоих случаях разности 4–5 °C.
29 октября в широте 37,2° ветер нам изменил, отклонясь к югу и обратясь на другой день в жестокую бурю, продолжавшуюся несколько часов. После этого стояли несколько дней тихие противные ветры.
