руль.
– Ты кто? – спросил Христос, устраиваясь рядом.
– Андрей.
– Мне по фигу, как тебя зовут, я спрашиваю, кто ты?
– Друг Эдика.
– Ну-у, – со смешком выдал тот. – Так я и поверил… – Христос вытащил из кармашка рюкзака папиросу, сунул в рот, поднес к зажигалке на приборной панели, прикурил. – Эд никогда бы не сдружился с таким, как ты. Ему конкуренция не нужна.
– Ладно, не друг, всего лишь хороший знакомый.
– Почему он сам не приехал?
– Дела у него… неотложные.
– С бабы, что ли, слезть не может?
– Как всегда…
Христос глубоко затянулся, подержал дым в легких, выпустил через нос. Андрей уловил запах жженого сена и спросил:
– Не боишься травку в багаже прятать?
– Не-а. – Христос сделал еще одну затяжку. – Я вообще ничего не боюсь. – Он потер шрам. – С тех пор, как чуть не сдох шесть лет назад… Меня с того света вернули, но я успел посмотреть, что там и как… Понравилось. Если что, я туда за милую душу… Прищучат меня, я раз… – Он высунул язык, на кончике которого влажно поблескивала небольшая капсула. – Раздавлю… И гуд бай, Америка!
– Что это?
– Яд. Мгновенного действия. Еще со времен Великой Отечественной остался – его немецким разведчикам выдавали, – с мальчишеской гордостью похвалился Христос. – Помнишь кино про Штирлица?
Андрей кивнул – фильм «Семнадцать мгновений весны» он хорошо помнил, в детстве смотрел раз пять – затем спросил:
– Ты торопишься?
– А че?
– Интересный ты человек, поболтать с тобой хочу… – Он притормозил у обочины. – Не возражаешь?
– Ну давай поболтаем, – хмыкнул Христос, пульнув «бычок» в кусты. – А о чем?
– О женщинах.
– Неинтересно.
– Почему?
– Я импотент.
– А мы не о твоих говорить будем…
– Я о них вообще разговаривать не хочу. Это как в анекдоте про станки. Знаешь такой?
– Нет.
– Красавица приехала на юг. День лежит на пляже, два лежит, неделю лежит, на мужиков ноль внимания. Один не выдержал – подошел, спрашивает: «Почему вы, такая молодая-красивая, все одна да одна? Кругом столько мужчин!» Она ему: «Вы кем работаете?» Он: «Токарем». «Вот и представьте, приехали вы на море, а кругом станки, станки…» – Христос вытянулся на сиденье, закинул руки за голову. – Для меня бабы все равно что станки для токаря… Неинтересно!
– А о чем интересно?
– Н-у-у, – выдал он любимое междометие. – Не знаю… Я ваще говорить не люблю. Только курить и рисовать.
– Ты рисуешь?
– Маленько…
– Я тоже.
– Да?
– Когда-то учился на архитектора.
– А я на художника-реставратора. – Христос сбросил кеды и почесал большим пальцем одной ноги щиколотку другой, но после не стал обуваться, так босым и остался. – Церкви всю жизнь реставрировал, иконы, фрески писал… Толька тезка не оценил моих богоугодных трудов – скинул меня с высоты двухсот метров…
– Как скинул?
– Обыкновенно! Я на лесах стоял, фасад расписывал, а он взял меня и толкнул…
Андрей покосился на собеседника с сомнением – обкурился или просто ненормальный, – а Христос, заметив его взгляд, рассмеялся:
– Да не боись, не кукукнутый я! Тезка из гипса был. Фигура такая в полный рост. Мы храм на деньги одного нового русского реставрировали. А они ж любят, чтоб все бога-а-ато было. Вот и велел храм статуями украсить. Самую главную когда поднимали, веревка сорвалась, и гипсовый боженька меня своим перстом по тыкве долбанул… Я вниз и кувыркнулся. – Он стукнул себя указательным пальцем в лоб. – А в память о божьей милости вот этот шрам остался – говорят, я, когда свалился, лбом о лежащую на земле (ее еще поставить не успели) церковную ограду приложился. А она вся была крестиками украшена.
– Тогда ты чуть не умер?
– Не-е. Тогда я только переломался сильно. Лежал, как мумия из фильма, весь перемотанный, и думал, что ж за несправедливость – я на него всю жизнь горбачусь задарма, а он меня перстом! Обиделся я, короче, и больше к церквям ближе чем на десять метров не подхожу…
Христос замолк и вновь полез за папиросой. Пока он раскуривался, Андрей досадовал на себя за то, что позволил увести разговор в сторону от живописи. Тогда можно было бы показать альбом Кары, а там…
– Что у тебя за альбомчик на заднем сиденье лежит? – спросил Христос, ткнув большим пальцем за спину.
– Я его всегда с собой вожу, чтобы зарисовать интересное… Другие фотографируют, а я рисую… Хочешь посмотреть?
– Ну давай.
Андрей дал. Христос начал листать, внимательно вглядываясь в рисунки.
– Врун ты, парень, – сказал он, дойдя до середины.
– Почему?
– Или ты не учился на архитектора… – Христос бросил альбом на колени Андрею, он оказался раскрытым на странице, где Кара запечатлела кандидата в президенты господина Архипенко. – Или не ты рисовал эти портреты.
– С чего ты взял?
– У автора есть талант, но нет школы. Выпускник архитектурного института не мог
– Ладно, поймал… Это не мои работы…
– А чьи? Этому человеку надо позаниматься с педагогом – он может стать отличным художником. – Христос, склонив голову набок, посмотрел на портрет. – Ты знаешь этого чувака?
– Видел по телику…
– Голову даю на отсечение – вор.
– Политик.
– Вот я и говорю… – Он перекатил во рту свою капсулу, сунул за щеку, почмокал, как конфеткой. – Удалось художнику нутро передать. Вроде рожа благостная, а глаза змеиные… На фотке такого не увидишь.
– А что скажешь про эту девушку? – спросил Андрей, перелистнув страницу и подсунув Христу портрет Даши. – Кто она?
– Шлюха, – тут же ответил тот.
– Это ты тоже по глазам понял?
– Нет, просто я ее знаю.
