четыре года, что я его знал, Хазар из обычного торгаша самопальными обрезами превратился в крупного поставщика оружия. Не удивлюсь, если сейчас он продает ядерные бомбардировщики или бактериологическое оружие…
– Тогда мы его точно не найдем, – сказал Лютый. – Люди подобного масштаба живут законспирированно, на каком-нибудь частном острове в Тихом океане, так как на них Интерпол охотится…
– Ну уж ты загнул, Альберт! Остров, Интерпол! – Хан недовольно покачал головой. – Я ж просто предположил! Может оказаться, что за эти годы Хазар в корне изменил свою жизнь – не по собственной воле, а по обстоятельствам!
– Каким, например?
– Он мог смертельно заболеть, покалечиться, разориться, вляпаться во что-нибудь, из чего не смог выбраться… – Хан оторвал руку от лица – на щеке остались вмятины от костяшек. – Но даже если так, я, убей, не понимаю, каким боком он связан с Христосом… и его девушками…
Андрей тоже этого не понимал, но был уверен, что связь существует. И дело вовсе не в предсмертных словах Христоса, а в реакции Кары на появление Хазара перед окнами бистро. Тогда она не просто испугалась, она была в ужасе… Будто наяву увидела воплощение своего кошмара… Так малознакомых людей не пугаются. Значит, их многое связывало, и это многое было самым страшным из того, что происходило с ней в прошлом…
– Альберт, ты займешься Хазаром? – спросил он у Лютого, встав с дивана. – Пробьешь по базам данных, как собирался? У тебя есть люди, способные взломать их?
– Конечно. Только в базы Интерпола мы соваться не будем, уж извини…
– Думаю, это лишнее. Паспортных и налоговых будет достаточно… – Андрей протянул руку для рукопожатия, когда Лютый вытянул свою, сжал его широкую, короткопалую ладонь и энергично потряс. – Я не успел поблагодарить тебя за сегодняшнюю помощь – спасибо.
– Я не для тебя это сделал, а для Хана.
– Понимаю, но все равно… – Андрей наклонился к старику, обнял его: – И тебе спасибо, дядя Арам. И не говори, что сделал это не для меня, а для отца. Это я тоже понимаю… – Он кивнул им обоим. – А теперь позвольте попрощаться с вами. Я должен бежать…
– Куда ты собрался? – удивился Хан.
– В погоню за ветром…
Адлер 200… г. Каролина
Каролина тупо смотрела на кожаный чемодан с выдвигающейся ручкой и два полиэтиленовых пакета, набитые вещами. Она не могла взять в толк, что ей со всем этим делать.
– Что мне со всем этим делать? – в очередной раз спросила она у своего одноклассника Димки Самсонова, бывшего хулигана и троечника, и ныне следователя городской прокуратуры. – Куда это мне?
– Это вещи Даши, твоей сестры. Их пересмотрели, больше они нам не нужны. Забирай.
– А мне они зачем?
– Пригодятся. – Он выдернул из пакета трикотажную кофточку, вывернул ее наизнанку, продемонстрировал Каролине лейбл. – Видела фирму? «Кельвин Кляйн». Больших бабок стоит кофтейка. У тебя точно такой нет. Поносишь.
– Если только на фуфайку. – Она взяла из его рук кофту, приложила к телу – вещь была ей велика как минимум на три размера. – Дашка пятидесятый носила, а я сорок второй…
– Тогда продай. Или отдай кому. Не выбрасывать же такие шмотки!
– Возьми себе, а? Жене подаришь.
– Моей маловато будет. Они пятьдесят четвертый носит, – Димка немного сконфузился. – Ты же знаешь, я всегда балдел от крупных женщин…
Это было правдой! Димка, худой и маленький, просто голову терял при виде тучных, высоких дам с широкими бедрами и необъятной грудью. Свою супругу, упитанную, но не толстую девушку, он откармливал, как свинью, пока она не достигла его любимого рубенсовского стандарта – другие женщины казались ему малопривлекательными, даже Даша, по его мнению, была худовата, а Каролину он иначе как суповым набором не называл…
– Короче, забирай вещи. – Он подпихнул чемодан к ее ногам. – Тут кроме барахла косметика, книжки, расчески всякие… Хочешь – продавай, хочешь – дари, хочешь – на память оставляй.
– В вещах ничего полезного следствию не нашлось? – осторожно спросила Каролина.
– Кроме таблеток – ничего. Паспорта – и то не было. Представляешь?
– М-м-м, – неопределенно промычала она – не говорить же, что паспорт был, да только сплыл. – А билеты, записная книжка, визитки какие? Ничего?
– Ни-че-го! В том числе кошелька. Деньги в заднем кармане джинсов были – не много, три сотни, да мелочь, но мы все возвращаем… – Он выложил на тумбочку несколько купюр и три пятака, затем достал бумагу и ручку. – Подпиши.
– Что это?
– Документ, подтверждающий, что ты получила вещи и деньги. Чтоб претензий потом не было!
– Да какие претензии, Димка!
– Положено, Каролина, – строго сказал он. – Прочитай, сверь, подпиши.
Она поставила на бумажке роспись, не глянув, что там написано. Отбросила ручку и, с тревогой посмотрев в лицо Самсонову, спросила:
– А тело когда отдадут?
– Да, в принципе, можно хоть сегодня… – Он глянул на часы. – Но уже поздно, так что лучше завтра с утра…
– Давай сегодня, а? – Каролина сложила руки в молитвенном жесте. – А то завтра суббота, вдруг в морге выходной…
– Нет там выходных…
– Все равно. – Лицо ее стало печальным, а глаза побелели – так всегда происходило, когда слезы подступали. – Что она там лежит? Пусть лучше тут, в родном доме…
– Думаешь, она почувствует разницу?
– Ну, пожалуйста, Димочка…
– Кто на ночь глядя покойников перевозит?
– Да какая ночь – вечер еще не наступил!
– Завтра, Каролина, – отрезал он. – С самого утра приедешь. А пока можешь дом подготовить, людей обзвонить…
– Ну ладно, как скажешь, – понуро кивнула Каро.
Димка сжал ей руку, попрощался и ушел.
Каролина осталась в доме одна.
Тишина стояла непривычная. Не было слышно криков, топота, музыки, смеха: криков Грини, топота его детей, музыки и смеха студенточек – все жильцы разъехались. Остались только Коростылевы-Адамсы, проживающие не в доме, а во времянке посредине сада. Супруги Коростылевы (прозванные за глаза семейкой Адамс за свой потусторонний вид) отбывают в родной Рыбинск завтра вечером, значит, послезавтра можно устраивать похороны…
При мысли о похоронах Каролине стало дурно. Когда-то давно (восемь лет назад скоропостижно скончалась мама) она уже прошла через это и знала, как
