знала. Больше у тебя, Андрей, нет ко мне вопросов?
– Есть. Один. Тебе нужна моя помощь?
– Чем ты мне можешь помочь? – горько усмехнулась она.
– Ты нуждаешься в защите, я могу…
– То, что мне действительно может помочь, в силах сотворить лишь господь. И имя этому – чудо исцеления!
Она обернулась, посмотрела на Андрея в упор:
– Я умираю, Андрей. Еще месяц, от силы два, и меня не станет… Я и так уже полгода живу взаймы. – Она стряхнула со щеки белокурую прядь. – Когда-то мне было страшно умирать, теперь даже интересно… Единственное, что держало меня на этом свете, так это желание отомстить…
– Архипенко?
– Да. Я поклялась себе, что сделаю все, чтобы этот ублюдок подох. Я уже не успею лично отправить его в ад, но теперь это неважно… Потому что появился ты! – Она шагнула к Андрею, склонилась над ним и спросила едва слышно: – Ты ведь сделаешь это?
– Если смогу подобраться…
– Сможешь. Это нетрудно. Он постоянно встречается с избирателями…
– И его окружают профессиональные охранники, которые грохнут любого, кто попробует покуситься на жизнь босса. – Он взъерошил свою густую длинную челку и смущенно пробормотал: – А мне, Рита, хотелось бы не только отомстить, но при этом еще остаться в живых…
Рита подошла к дивану, взяла в руки свой свитер, засунула пальцы в карман и выудила из него крупный перстень с ярко-красным камнем. Подбросив его на ладони, она передала его Андрею со словами:
– Прочитай детектив Джеймса Хедли Чейза «Перстень Борджиа». И ты узнаешь, как можно отомстить и самому остаться в живых.
Андрей повертел украшение в руках, примерил на средний палец, он оказался впору.
– Я пока его поношу…
– Носи, только не нажимай на камень без причины.
– Почему?
– Можешь ненароком пораниться… И умереть. Пружина, выскакивающая при нажатии, отравлена.
– Спасибо, что предупредила. Я бы обязательно нажал… У меня есть привычка…
– Теребить кольцо, – закончила она.
– Откуда ты знаешь?
– Ну я же вижу, – она указала на его печатку, украшающую мизинец. – Ты ее то и дело крутишь…
Андрей проследил за ее жестом. Долго, секунд двадцать-тридцать, смотрел на палец, потом поднял глаза на Риту и задумчиво проговорил:
– Нет. Сейчас я не крутил… У меня руки были скрещены на груди.
Рита растерянно приоткрыла рот и не нашлась, что сказать.
– Кто ты? – подозрительно спросил Андрей. – Откуда ты знаешь мое имя и мои привычки?
Сложив губы в трагичную полуулыбку, Рита прошептала:
– Неужели ты меня не узнаешь, Андрюшка? Я понимаю, мы давно не виделись, и знаю, что я сильно изменилась… Но неужели тебе ничто не подсказала твоя хваленая интуиция?
Андрей медленно поднялся с кресла, сделал шаг к Рите и осторожно снял с ее переносицы очки. Без них ее лицо стало более живым. На нем стали видны яркие, очень красивые глаза, в которых блестели слезы. Глаза, как Каролина уже успела заметить, были карими, но на фоне бледной иссушенной кожи они казались вишневыми. Они сверкали, как два драгоценных камня, делая Риту похожей на древнюю египетскую скульптуру, в глазницы которой вставили темные рубины.
– Все еще не узнаешь? – едва слышно выговорила она.
Андрей отрицательно мотнул головой.
Рита, взяв свои длинные локоны в горсть, потянула их вниз. Белокурая грива сползла с головы и упала на пол. И вместо густых блестящих волос Каролина увидела жидкие седоватые пряди, забранные в куцый хвост на затылке.
Без очков и парика Рита выглядела лет на пятьдесят. Интересно, ей на самом деле так много лет или это болезнь ее так состарила?
– Сколько тебе лет? – спросил Андрей, пристально вглядываясь в пергаментное лицо.
– Три недели назад исполнилось тридцать два. Я младше тебя почти на три года, Андрюша!
Услышав эти слова, Андрей отпрянул от Риты, как от привидения. Глаза его стали огромными, рот приоткрылся – было видно, что он одновременно поражен и испуган. Несколько секунд с его лица не сходило выражение удивленного страха, пока его не вытеснило другое – робкая радость. Тут же его губы тронула улыбка, глаза сверкнули, и Андрей прошептал:
– Марианка, неужели это ты?
Глава 4
1992—2000 гг. Марианна. Абхазия – Афганистан – Египет
Марианна очнулась от забытья, открыла глаза. Она лежала на матрасе, брошенном прямо на пол, рядом с ней примостилась Кара, а чуть поодаль, на подстилке из вытертых тканых ковриков спали еще две девушки. Судя по освещению, было утро, но жара стояла удушающая, и тело было влажным, как после парной. Марианна поднялась со своего лежбища, выглянула в окно. Блеклое голубое небо нависало над песчаной равниной, солнце – красный огненный шар – окрашивало желтые барханы в оранжевый цвет. Судя по всему, утро только зарождалось, и до раскаленного дня оставалось еще часов шесть. Значит, можно поспать. Если удастся – при такой жаре всех мучила бессонница, даже Кару, которая за свою кочевую жизнь привыкла ко всему, а вот Марианна, выросшая в комфортной прохладе абхазского дворца, изнывала от зноя и не столько спала, сколько дремала.
В этом вагончике они пробыли уже двое суток. До этого долго ехали, сначала на машине, потом на самолете (в грузовом отсеке), затем на верблюде. Всю дорогу Марианна пребывала в каком-то странном состоянии – она знала точно, что не умерла, но почему-то ей казалось, что она в аду. Боль, страх, жара, вонь – все эти символы преисподней присутствовали в ее настоящем. А еще похотливые взгляды, мерзкие ощупывания, глумливые возгласы… В то утро, когда ее, невинную, изнасиловали трое, привычный мир рухнул, и она провалилась в ад. Ба-бах! И она уже не избалованная дочка богатого папы, не обласканная внучка доброй бабушки, не успешная студентка, не завидная невеста, она вообще не человек, а кусок мяса… Кусок мяса, выставленный на продажу! И проданный в итоге за копейки какому-то отвратительному арабу…
Марианна опустилась на свое лежбище, укрылась с головой грязной кофтой. Под полушерстяной материей было жарко, но она терпела, лучше страдать от духоты, чем видеть все то, что теперь окружает ее: железные стены вагона, замызганные тряпки, исполняющие роль белья, погнутые ведра (одно для фекалий, другое для умывания), немытые тела таких же нелюдей, как она… А вонь! Какая стоит вонь! Пот, гниль, нечистоты, дешевое пойло, сперма, гашиш – все перемешалось в спертом воздухе, превратившись в единый запах мерзости.
Пока Марианна укладывалась поудобнее на тощем матрасе, проснулась Кара. Она подняла свою помятую, но все равно хорошенькую физиономию и огляделась. Увидев, что еще рано, опустилась обратно на матрас, протянула руку к ведру с водой, зачерпнула ладошкой горсть мутной жидкости, обтерла лицо.
– Ты не спишь? – шепотом спросила она у Марианны.
Та не ответила, сделав вид, что погружена в сон. Ей не хотелось разговаривать с Карой и ни с кем другим. С тех пор как их увезли из дома, она не проронила ни слова. Только стонала или плакала. Да еще один раз кричала! Кричала, когда ее волокли от машины, в которую посадили Кару и в которой ее должны были увезти в неизвестность. Это было два дня назад на невольничьем рынке. Когда Кару купили, а ее, страшную, изможденную, больную от горя, никто не желал брать, вот тогда Марианна впервые за последние дни закричала. Поняв, что остается совсем одна, она от страха потеряла рассудок. Да, она недолюбливала Кару, считала ее глупой, наивной, незрелой, та раздражала Марианну настолько, что она старалась не находиться со свояченицей в одном помещении дольше, чем пять минут, но сейчас никого другого у нее не осталось. Только глупая, наивная, незрелая Кара… Единственная родная душа на этой
