До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать

знаю от мамы: мои дедушка и бабушка похоронены на Байковом кладбище, и когда мы с мамой ходили убирать их могилу, я каждый раз видел на углу центральной аллеи милиционера. Естественно, спрашивал, почему он здесь. Мы отходили подальше, и мама шепотом сообщала, что во-он там, на углу, похоронен человек, устроивший Куреневку, его могилу несколько раз оскверняли, вот и приставили милиционера, чтоб стерег. Дома рассказывала больше.

Я не могу точно утверждать, что во всем виноват один Доводов (поэтому его имя в повести изменено), не могу с уверенностью сказать даже, застрелился ли он. Это слух. Поэтому я не ограничился расспросами одного человека. Я расспрашивал старших года четыре подряд и составил среднестатистическую картину слухов (говорят, статистика — наука точная, хотя и имеет дело со случайными величинами), которая и положена в основу повести. Слухи, кстати, называют еще двоих чиновников, давших “добро” на замывание Бабьего Яра, поэтому в повести Доводов есть среднестатистический чиновник, ставший “козлом отпущения”, как бывший директор ЧАЭС Брюханов.

Итак, я уже утратил всякую надежду документально подтвердить сам факт трагедии, как вдруг в книжном киоске около кинотеатра “Заря” (бывший молельный дом караимов, упомянутый в повести; перед проработкой второго варианта я скрупулезно обошел все места действия своих героев) наткнулся на “Бабий Яр” Анатолия Кузнецова. Это оказалось великолепное, хоть и дешевое издание в твердой обложке, причем в обращении к читателям автор просит только данный текст романа считать действительным, т.к. в нем занимают свое место все фрагменты, вырезанные цензурой из публикации в “Юности” 1966 года, и все дополнения, сделанные автором в 1967-69 годах. Как же я обрадовался, найдя описание Куреневской трагедии в последней главе романа-документа! Перед тем как привести его полностью, дословно, замечу: весь данный фрагмент заботливо вырезан цензурой из журнальной публикации, так что не ищите его в “Юности”:

“Бабий Яр перегородили плотиной и стали в него качать по трубам пульпу с соседних карьеров кирпичного завода. По оврагу разлилось озеро. Пульпа — это смесь воды и грязи. По идее грязь должна была отстаиваться, оседать, а вода стекала через плотину по желобам.

Я ходил туда и потрясенно смотрел на озеро грязи, поглощающее пепел, кости, каменные осыпи могильных плит. Вода в нем была гнилая, зеленая, неподвижная, и день и ночь шумели трубы, подающие пульпу. Это длилось несколько лет. Плотину подсыпали, она росла и к 1961 году стала высотой с шестиэтажный дом.

В понедельник 13 марта 1961 года она рухнула.

Весенние талые воды устремились в Яр, переполнили озеро, желоба не успевали пропускать поток, и вода пошла через гребень плотины.

Широким своим устьем Бабий Яр выходил на улицу Фрунзе, то есть Кирилловскую, прямо на трамвайный парк и густонаселенный район вокруг него, даже в самом устье Яра по склонам лепились дома.

Сперва вода залила улицу, так что застряли трамваи и машины, а люди в это время спешили на работу, и по обе стороны наводнения собрались толпы, не могущие перебраться.

В 8 часов 45 минут утра раздался страшный рев, из устья Бабьего Яра выкатился вал жидкой грязи высотой метров десять. Уцелевшие очевидцы, наблюдавшие издали, утверждают, что вал вылетел из оврага как курьерский поезд, никто убежать от него не мог, и крики сотен людей захлебнулись в полминуты.

Инженерные расчеты заключали в себе ошибку: грязь, которую качали долгие годы, не уплотнялась. Она так и оставалась жидкой, поскольку главной частью ее была глина. Глинистые откосы Бабьего Яра, как водоупорные стены, надежно сохраняли ее в жидком состоянии. Бабий Яр, таким образом, был превращен в ванну грязи, такую же чудовищную, как и породившая ее идея. Размытая вешними водами плотина рухнула, и ванна вылилась.

Толпы людей вмиг были поглощены валом. Люди, бывшие в трамваях, машинах, погибали, пожалуй, не успев сообразить, что случилось. Из движущейся вязкой трясины вынырнуть или, как-либо барахтаясь, выкарабкаться было невозможно.

Дома по пути вала были снесены, как картонные. Некоторые трамваи покатило и отнесло метров за двести, где и погребло. Погребены были трамвайный парк, больница, стадион, инструментальный завод, весь район.

Милиция оцепила весь район и следила, чтобы никто не фотографировал. На некоторых крышах видны были люди, но неизвестно, как к ним добраться. В 1 час дня прилетел военный вертолет Ми-4 и начал эвакуировать уцелевших больных с крыши больницы, снимать других уцелевших.

Место катастрофы очень оперативно было обнесено высокими заборами, движение по улице Фрунзе закрыто, остатки трамваев накрыты железными листами, трассы гражданских авиалиний изменены, чтобы самолеты не пролетали над Куреневкой и нельзя было сфотографировать.

Трясина, широко разлившись, наконец получила возможность уплотняться, вода с нее понемногу стекла ручьями в Днепр, и к концу весны можно было приступить к раскопкам.

Раскопки длились два года. Было откопано множество трупов — в домах, в кроватях, в воздушных подушках, образовавшихся в комнатах под потолком. Кто-то звонил в телефонной будке — так и погиб с трубкой в руках. В трамвайном парке откопали группу кондукторов, как раз собиравшихся там сдавать выручку — и кассира, принимавшего ее. Цифра погибших, естественно, никогда не была названа. Бабьему Яру не везет с цифрами.”

И еще два предложения, имеющих отношение скорее к мистичности моей повести, чем к теме Куреневки, хотел бы я привести. Они вставлены автором в роман в 1967-69 г.г.:

“Попытка стереть Бабий Яр обернулась неожиданной стороной, привела к новым массовым жертвам, даже возникли суеверия. Популярной была фраза: “Бабий Яр мстит”.”

Вот так.

Я несказанно счастлив, что нашелся свидетель из современников куреневской трагедии, оставивший роман-документ. Естественно, несмотря на правдивость моей повести в силу самого жанра ее я не могу утверждать, что написал документ. Да я и не прямой свидетель. Так что за точными фактами отсылаю вас к Анатолию Кузнецову. В частности, признаю, что он гораздо более правдиво и внятно объясняет причины селя, хотя недооценивает роль грунтовых вод (кстати, в романе он пишет, что из яра вытекал ручей; следовательно, грунтовые воды не просто на Сырце, а в яре были!). С другой стороны, он ничего не пишет о грозе, бушевавшей в ночь на 13-е марта и также внесшей свою лепту в разрушение дамбы. Ну а с третьей, я переоценил роль тех же грунтовых вод.

Конечно, это детали, но именно о деталях я хотел бы сейчас сказать. Я рад, что как в общих чертах (две волны: водяная и грязевая; дата катастрофы, день недели; милицейское оцепление; тайна, вернее, попытка скрыть, вытравить из памяти людей происшествие и пр.), так и в деталях (задохнувшиеся в телефонной будке; занесенный трамвай; смерть кассира; спасающийся на вертолете и пр.) свидетельства опрошенных мною очевидцев совпадают с “Бабьим Яром” Кузнецова. Значит, для тинэйджера, собирающего по крупицам слухи в условиях всеобщей “игры в молчанку” через 15 лет после трагедии я поработал неплохо. С другой стороны, мы во многом расходимся (оценка вызвавших сель причин; Кузнецов не упоминает об обвалившемся корпусе психиатрической больницы им.Павлова; я ошибся насчет времени схода волны грязи, т.к. в повести Юра очнулся во время серого рассвета, тогда как в середине марта в 8.45 утра уже совсем светло; у меня раскопки трамвая начинаются сразу же после катастрофы, а не к концу весны и пр.). Что ж, на документальной точности я не настаиваю, хотя у меня тоже все правда. Я не стал подгонять свою повесть под “Бабий Яр”. Я оставил