Несмотря на подчеркнутую примитивность рисунка, Белов чувствовал, что он выполнен рукой настоящего профессионала. Нет, скорее — Мастера. Именно так, с большой буквы. Иначе как объяснить поразительную чистоту и четкость линий?
Саша вспомнил легенду о знаменитом Джотто. Когда римский папа выбирал среди множества претендентов самого достойного, Джотто сразил его убийственным аргументом: подошел к холсту и, не отрывая руки, одним взмахом начертил идеально ровную окружность. И сколько потом ни прикладывали к ней циркуль, но так и не смогли найти ни единого изъяна.
Божественное заключается в простом. Пустоту не скроешь надуманной сложностью.
Белов глядел на дельфина; казалось, глаза сами скользили по совершенным дугам — без напряжения и какого-либо неприятия, но все же… с этим рисунком было что-то не так.
Он производил глубокое, сильное и неоднозначное впечатление — будто художник с высоты дарованного ему небом таланта осмелился заглянуть в бурлящую адову бездну.
Белов затруднился бы описать свои чувства; он не хотел больше смотреть на рисунок и вместе с тем не мог оторвать от него глаз.
— Надо проверить, нет ли чего-нибудь похожего, — вслух сказал Александр; он словно побуждал себя отвернуться от стены и пойти дальше.
Впереди были две комнаты: в первой из них Белов обнаружил еще один рисунок — силуэт девушки. Она сидела печальная, подобрав под себя ноги. Длинные волосы закрывали грудь, глаза опущены. В ее фигуре угадывалась обреченность — предчувствие чего-то печального и… неизбежного.
Александр, не желая быть очарованным инфернальной магией неизвестного рисовальщика, не стал задерживаться. Он быстро прошел мимо и оказался в последней комнате, где располагалась гигантская печь.
Белов уже откуда-то знал, что и здесь обязательно будет рисунок. Он встал в центре и медленно поворачивался в надежде, что сейчас ему откроется третья часть этого загадочного триптиха.
К его удивлению, стены оказались чисты. Третьей части нигде не было. Саша уже хотел вернуться в спальню, но внезапно какой-то необъяснимый толчок заставил его подойти к печи, стоявшей в углу.
Он вспомнил, что так толком и не осмотрел ее. Днем, пораженный исполинскими размерами, он бросил лишь один быстрый взгляд и покачал головой от восхищения. Но сейчас, в свете («точнее, в свечении», — усмехнулся про себя Белов) того, что он увидел, печь, безусловно, заслуживала более пристального внимания.
Касаясь ладонями холодных изразцов, Белов принялся обходить печь. И снова — никаких рисунков. Ни малейших намеков на голубоватые линии.
Саша был раздосадован. Он дошел до угла и отправился обратно с твердым намерением завершить на этом свои изыскания. Он ускорил шаг и в темноте больно ударился об ручку, закрывавшую печную заслонку. Белов нагнулся, чтобы потереть ушибленное место, и… замер.
На массивной чугунной плите сочными светящимися линиями проступала морда огромного быка с длинными рогами, сходившимися кверху наподобие лиры.
— Дельфин, девушка и бык, — пробормотал Белов. — Милая компания. Но почему у меня такое чувство, будто я это уже где-то встречал?
Можно было включить фонарик. Саша так и поступил. Рисунки мгновенно исчезли, словно их и не было. Но он-то точно знал, что они — здесь. Рядом, на стенах.
Теперь Александр нисколько не сомневался, что рисунки — настоящее произведение искусства. Ему не давала покоя мысль об их авторе. Художник облек в Божественную форму заведомо бесовское, демоническое содержание. Использовал дар Всевышнего для восхваления нечистого. И это было непростительной ошибкой.
Белов возвращался в спальню, сильно озадаченный тем, что увидел в дальнем конце анфилады.
Пытаясь разрешить одну загадку — с засовами, сделанными только с одной стороны, — он наткнулся на другую, не менее сложную.
Спору нет, Митрофанов был неординарной личностью. Или — просто ненормальным? Ведь сумасшествие тоже нельзя сбрасывать со счетов? Однако Белов прекрасно знал: мало быть сумасшедшим, надо еще уметь выгодно продать свое сумасшествие.
Судя по стоимости особняка и отрывочным рассказам Витька, Митрофанов был богатым человеком. Нет, не так. Он был не богатым, а очень богатым человеком.
Откуда на него свалилось колоссальное состояние? Каким образом он сумел его сколотить? Возможно, ключ к тайне кроется в биографии купца? Как бы то ни было, Белов понимал, что должен узнать про Митрофанова как можно больше.
Завтра (точнее, сегодня) с утра уже не получится. — Александр летел в поселок Ильпырский на Праздник лета. Ему предстояла встреча с чабаном Иваном Пиновичем Рультетегиным.
«Не чабаном, а оленеводом, — поправил себя Белов. — Чабаны пасут овец. Хотя — какая разница? Сейчас меня не интересует ни чабан, ни оленевод — только купец Митрофанов и его зашифрованное послание».
В том, что это было именно послание, Белов не сомневался. Он не допускал даже мысли, что рисунки сделаны просто так„без всякого умысла.
Гипотезу о неслучайности рисунков косвенно подтверждал, как ни странно, вой. Тот самый «ужасный» звук, который напугал Федора, а потом Лайзу. Да и Белову, если признаться честно, он попортил немало нервов.
К счастью, это оказалась самая легкая часть головоломки, предложенной купцом Митрофановым. А помогли ее решить сэр Артур Конан Дойль и сведения о местном климате, почерпнутые из географического справочника.
Когда Белов погасил фонарик и в кромешной темноте отправился на поиски таинственных знаков, начертанных на стене, то обратил внимание, что вой утих; а когда он дошел до последнего поворота анфилады, исчез совсем.
В своей жизни Саше приходилось сталкиваться с мистическими явлениями — такими, как, например, Алатырь-камень, к которому они ходили вместе с боксером Степанцовым. И тем не менее Белов оставался человеком советской закалки; прежде всего он пытался найти рациональное объяснение.
Этот вой, конечно же, не принадлежал никакому призраку. Его сила и тональность зависели от силы и скорости ветра за окном. В одном из рассказов о Шерлоке Холмсе тот же самый эффект достигался с помощью горлышка от разбитой бутылки, вставленного в каминный дымоход.
В особняке купца Митрофанова, как догадывался Белов, инженерная система, издающая звук, была значительно сложнее, чем обыкновенное горлышко от бутылки. Скорее всего, ее сконструировал сам архитектор, построивший особняк. Наверняка, таким образом владелец рассчитывал отпугнуть не в меру любопытную прислугу. Что еще нужно, чтобы навести страх на темных и безграмотных людей? Жуткого воя вполне достаточно, тем более что ветер здесь дул постоянно, поскольку особняк стоял на холме.
Море и земля нагреваются солнцем неравномерно; днем давление над землей меньше, поэтому ветер дует с моря. Вечером же все наоборот; он дует с суши. Проще говоря, он дует почти всегда, но особенно сильно — по утрам и на закате.
После того, как грозовой фронт прошел, наступило временное затишье. Пока Белов смотрел на рисунки, в анфиладе было тихо. Стоило появиться небольшому ветерку, и все началось сначала.
Но теперь Белов не прислушивался к завываниям. Они не отвлекали его от главной задачи. Изображения дельфина, девушки и быка! Вот что было самым интересным.
Александр вернулся к лестнице и поднялся на второй этаж. Он открыл дверь спальни и на цыпочках прокрался в комнату.
Лайза мирно спала. Она больше не вскрикивала во сне; дыхание ее было ровным и размеренным. Каштановые пряди разметались по подушке, из-под покрывала виднелось круглое белое плечо.
Белов поправил покрывало и некоторое время стоял, глядя на девушку. «Интересно, как она отреагирует на мое открытие?» — подумал Саша. Ему хотелось поведать обо всем любимой, но потом Белов решил, что прежде надо посоветоваться с Ватсоном — вдруг известие о загадочных рисунках вызовет у Лайзы новый нервный срыв?
До утра оставалось всего ничего, и Белов мечтал немного поспать — хотя бы пару часов. Однако
