Но едва я собрался изложить свой план, доктор встал, вышел из кабинета и направился в нашу сторону. Мы прятались под каталкой, стоявшей в нише. Белые резиновые сапоги доктора, не такие высокие, как обычные черные сапоги, скрипели по линолеуму. Один жуткий момент нам казалось, что доктор услышал наше дыхание и вот-вот заглянет под каталку. Но он прошел мимо, его ноги проскрипели в нескольких дюймах от наших лиц. Дойдя до конца коридора, он громко пукнул. Нам пришлось зажимать рты, чтобы не рассмеяться. После довольно долгой паузы сапоги доктора заскрипели дальше.
Мы быстро выбрались из-под каталки и прокрались в отделение патологии.
Морг оказался длинной, холодной комнатой с металлическими столами. Я тщательно осмотрел столы. Края у них загибались кверху — чтобы кровь не капала на пол. И у каждого стола был небольшой наклон — чтобы кровь стекала в специальную дырку, а оттуда в ведро. В комнате очень пахло химикатами, такой стандартный больничный запах, только гораздо сильнее. На столике с резиновыми колесами лежали инструменты: пилки для распиливания черепа, секаторы для кромсания ребер. Тошноты я не чувствовал. К этому времени я препарировал столько животных, что внутренности — их запах и липкость — меня совсем не беспокоили. Табита, любимая кошка отца Пола, была лишь последней в длинной череде экспериментов, которые начались с насекомых и мертвой мыши, которую я вытащил из мышеловки еще живой. Однажды в кустах за Святой тропой я нашел мертвого барсука. На следующий день я вернулся туда с инструментами и весело принялся за работу. На память я оставил несколько барсучьих зубов. Остальные не знали всего, что следует знать. Я знал обо всем больше, чем они. Особенно о самых важных вещах: всякие сведения о жизни и смерти. В этом знании и заключалась одна из причин моего лидерства.
— Давай уйдем, пока он не вернулся, — сказал Питер. Трус.
— Нет, — ответил я. — Рано.
По моргу мы двигались на цыпочках, перешептывались едва слышно. Я понял, что Пол и Питер напуганы гораздо сильнее меня.
Одна стена целиком состояла из прямоугольных закрытых дверец. Ярлыков на дверцах не было.
— Вперед, — сказал я и потянул на себя одну из дверец.
Она так легко выехала, что я едва не опрокинулся на спину.
— Ух ты, — сказал Питер.
Прямо перед собой я увидел старые ноги, заросшие седыми волосами, с большими желтыми ногтями. Ногти по краешку начали чернеть — словно подгнивающая морковь.
— Ух ты, — сказал Пол.
Остальная часть мертвеца была закрыта белой клеенкой. Мы обошли мертвеца и встали у изголовья. Не знаю, что каждый из нас ожидал увидеть, после того как я отдерну клеенку. Возможно, искалеченную голову; возможно, вообще никакой головы. Волосы у мертвеца были пучкастыми, напоминали клочья овечьей шерсти на ограде из колючей проволоки. Его лицо, когда он был жив, наверняка было страшно морщинистым, но теперь, после смерти, морщины словно утюгом разгладили.
— Это мужчина? — спросил Питер.
— Это мертвец, — ответил Пол. — Не мужчина и не женщина.
— Давайте посмотрим, — сказал я, стягивая простыню с груди мертвеца.
Яснее не стало. У него или у нее были обвислые груди, из которых торчали редкие волосины, белые на сером фоне.
— Это мужчина, — сказал Питер.
— Я тебе говорю, — возразил Пол, — мертвецы не бывают мужчинами или женщинами.
Я полностью стащил простыню, но ничего не обнаружилось — ни мертвого сморщенного пениса, ни мошоночно-обвислых яичек
— А! — выдохнул Пол, отпрянув. — Это женщина!
— Мне почудилось, будто ты говорил, что мертвецы не бывают мужчинами или женщинами, довольно сказал я.
То место, где находился бы пенис мертвой женщины, будь она мертвым мужчиной, было почти таким же безволосым, как и грудь. И хотя теперь мы видели мертвеца целиком, все равно было непонятно, женщина это или мужчина. Я ткнул пальцем правую грудь. Она была холодной, как цыпленок, размораживающийся на подносе на кухонном столе. Но никакого сопротивления я не почувствовал. Палец словно погрузился в мертвеца.
Пол чуть отступил и прочел на бирке имя — имя мертвой женщины. Я его забыл: то ли Маргарет, то ли Марджори, то ли Мод — одно из тех имен-динозавров, которые сейчас почти вымерли.
Тогда я потрогал ее между ногами.
— Что ты делаешь? — зашипел Питер и быстро отвернулся. Младенец.
— Мне нужно убедиться, — сказал я.
— В чем убедиться? — спросил он.
Я раздвинул две кожные складки.
— Конечно, это женщина. И после смерти эта штука внутрь не втягивается.
Я внимательно все осмотрел, но ничего особенно интересного не увидел.
Теперь выбор был за Полом. Он должен был коснуться тела. Он не мог позволить мне стать единственным, кто совершил нечто важное.
Пол осторожно вытянул указательный палец и легонько ткнул в жирноватый бок.
Я схватил его за запястье и как можно глубже вдавил его руку в проседающую мертвую плоть.
Пол попытался вырваться, но я держал и держал.
Наконец я его отпустил, он смотрел на то место на теле женщины, которое только что трогал.
— Здесь останется отпечаток руки, — сказал я. — Твои отпечатки пальцев здесь повсюду.
— А твои? — возразил Пол. — Твои тоже, и в местах похуже.
— А мне плевать, — сказал я, и это было правдой.
Питер попятился. Он знал, что сейчас произойдет.
Пол сказал:
— Питер тоже должен оставить на ней свои отпечатки.
— Нет. — Питер еще попятился. — Нет, я не буду.
Пол схватил его, прежде чем тот сумел улизнуть. Я поднырнул под полкой с мертвецом и схватил Питера за другую руку.
— Не ори, — прошептал я. — Или нас застукают.
Мы с Полом подтащили Питера к мертвой женщине. Он яростно вырывался, но мы с Полом вместе были намного сильнее. Он кусал губы и тяжело сопел, изо всех сил стараясь не закричать.
— На счет «три», — тихо сказал я Полу. — Раз… два…
Мы разом прижали руки Питера к холодному, белому, мягкому, пухлому телу мертвой старухи. Он взвизгнул, словно собака, которой дали неожиданного пинка.
Несколько секунд мы прижимали его к мертвецу, а потом отпустили. К нашему изумлению, Питер не шелохнулся. Его руки продолжали прижиматься к мертвому телу.
— Я больше не боюсь, — сказал он. — Ведь это всего лишь мертвец.
Голос его дрожал, но мы ему поверили.
Питер взял левую руку старухи, приподнял ее и уронил обратно на нержавеющую сталь.
— Проснись! Проснись! — произнес он вполне спокойно.
Не желая, чтобы меня кто-то переплюнул, я снова подошел к изголовью и выдернул клочковатый пучок волос. Он выдернулся поразительно легко, словно и не держался в голове.
— Зачем ты это сделал? — спросил Пол.
— Экспериментирую, — сказал я.
Пол мотнул головой:
— Вон мусорное ведро.
— Нет, — сказал я. — У меня есть идея получше. Я принялся запихивать волосы ей между ног.
— Найдут, — сказал Пол. — Они ее вскроют и найдут.
— Это всего лишь волосы, — возразил я. — У людей везде растут волосы.
— Только не внутри, — сказал Питер.
Я накрутил седые волосины на пальцы, подошел к мусорному ведру рядом с одной из раковин и
