выбросил.
Едва я повернулся спиной, остальные двое зашептались. Я услышал шорох клеенки: они поспешно натягивали ее на мертвеца.
— Это правильно, — сказал я громко, намеренно заставив их подпрыгнуть. — С этим мертвяком мне надоело. Давайте другого.
— Нет, — сказал Пол. — Думаю, нам надо идти.
— Да, — согласился Питер. — Пока нас не заловили.
— Давайте поищем девчонку, — предложил я.
Первые два ящика оказались пустыми. В третьем лежала еще одна старуха, в точности как первая, единственное отличие заключалось в том, что у этой был впалый рот (искусственные зубы). Четвертый ящик был пуст. Пятый оказался гораздо интереснее: там лежал молодой парень. В отличие от остальных мертвецов кожа у него не была такой неестественно белой. Она была черной, малиновой и серо-буро- зеленой. Этот мертвец явно умер насильственной смертью. Нос был разбит, а когда я дотронулся до черепа, то он оказался на ощупь мягким и податливым. Лицо было исполосовано вдоль и поперек, а через грудь наискось тянулся узкий черноватый синяк
— Автокатастрофа, — сказал я с авторитетом судмедэксперта.
Питер посмотрел на меня.
— Как и родители Мэтью, — сказал он.
Я задвинул пятый ящик, затем выдвинул шестой и откинул простыню.
Шестым мертвецом был Мэтью.
Но нам понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать этот чрезвычайный факт.
Поначалу мы просто были потрясены, обнаружив кого-то столь юного и столь мертвого. Жизнь окончилась тогда, когда, как мы считали, она только начиналась. Этот мертвец был молод — как мы.
Только увидев светлые волосы, слегка распухшую голову, переливчато-крапчатую кожу, мы поняли, кто это.
— Это ведь он? — спросил Питер неуверенно.
— Думаю, что да, — сказал Пол.
Я сдернул простыню и сбросил ее на пол.
Все мы видели Мэтью обнаженным, но никогда неподвижным, никогда лежащим. А это меняло дело. Мы вместе принимали ванну, переодевались в одной кабинке рядом с бассейном, раздевались перед сном друг у друга дома. Но сейчас все было совсем иначе. Мэтью лежал — одновременно хорошо знакомый нам человек и некто совершенно чужой. Лицевые мышцы расслаблены — казалось, он слегка, про себя, улыбается. На предплечьях виднелись маленькие красные точки — в тех местах, куда быстро втыкали и откуда медленно вытыкали иглы, с помощью которых пытались спасти ему жизнь. Мэтью-мертвец был каким-то призрачным. Мы понимали, что его вес никуда не делся, но нам чудилось, будто он парит над стальной полкой, а не лежит на ней. Волосы Мэтью остались светлыми и блестящими, но кожа изменилась. Будто это не кожа вовсе, а некое совсем другое вещество: мрамор, или фруктовое мороженое, или лед. Мы понимали, что Мэтью вот он, перед нами, но все равно хотелось наклониться к нему поближе, прикоснуться: чтобы доказать его присутствие, но вместе с тем мы боялись этого подтверждения — и потому не наклонялись, не прикасались. Мэтью выглядел очень красивым, хотя в то время мы ни за что на свете не позволили бы себе произнести это слово. Мы бы скорее сказали — счастливым, или спокойным, или мертвым. Однако мертвость Мэтью разительно отличалась от мертвости старухи: это была очень живая мертвость, а не абсолютно мертвая мертвость, как у старухи. Мы вглядывались в Мэтью-мертвеца и видели в нем самих себя — в точности как если бы смотрели на любого мертвого из нас и видели себя. Это была не просто смерть Мэтью, это была смерть Команды. Но будет новая Команда, я в этом не сомневался. Правда, совсем другая Команда. Она вырастет вот на этом, на одной-единственной вещи: на мертвом Мэтью, вокруг которого стоим живые мы.
В наших сердцах бились те же чувства, что бьются в сердцах загнанных диких животных.
— Они же сказали, что с ним все будет в порядке, — прошипел Питер. — Они же сказали, что с ним все будет в порядке.
— Тише, — очень громко сказал Пол.
— На самом деле он не умер, — сказал Питер. — Он просто притворяется. Он прокрался сюда, чтобы дождаться нас и разыграть.
И он пихнул Мэтью в плечо. Мэтью, разумеется, не отозвался. Мэтью больше не был Мэтью.
— Холодное, — сказал Питер.
— Он мертв, — сказал я. — Они нам врали.
— Зачем они врали? — спросил Питер, снова впадая в истерику. — Мы сделали что-то не так? Нас накажут? Это мы виноваты?
Я дернул Питера к себе и заткнул ему рот рукой. Пол схватил руки, которыми Питер бессмысленно размахивал.
— Надо выбираться отсюда, — сказал Пол.
Моей руке стало жарко от дыхания Питера и мокро от его слез. Он бешено дергал головой. Его глаза приклеились к мертвому телу Мэтью. Я принялся разворачивать Питера. Пол догадался, что я хочу сделать, и тоже стал подталкивать его.
— Удержишь? — спросил он.
— Конечно, — сказал я и зажал шею Питера в борцовский захват.
Пол подобрал с пола клеенку, накрыл тело Мэтью, и оно стало таким, каким мы его нашли.
Пол втолкнул ящик обратно в стальную стену. Дверца захлопнулась, и ящик растворился среди других ящиков. Но в других ящиках находились лишь мертвые люди, а в ящике Мэтью находился целый мертвый мир.
— Все в порядке? — спросил Пол.
— Все в порядке, — ответил я.
Питер еще немного подергался. Пол встал перед ним.
— Если мы тебя отпустим, ты будешь вести себя спокойно? — спросил он.
Питер попытался кивнуть.
— Если издашь хоть звук, — пригрозил я, — задушу.
Голова дернулась.
Я отпустил.
Он тяжело дышал, но молчал. Он был унижен. С минуту он постоял, согнувшись, упершись руками в колени. Когда он наконец поднял голову, я увидел на его лице красные отметины от моих пальцев.
— Простите, — сказал Питер.
Я дал ему немного пострадать, затем ответил:
— Ладно, все нормально.
— Я не виноват.
— Мы знаем, что ты не виноват, — согласился Пол. — Это они виноваты.
— Нам нужно выбираться, — сказал я. — Стойте здесь.
Я быстро обследовал коридор. Доктор в белых резиновых сапогах снова сидел за столом. Я поведал об этом остальным и добавил:
— Проверим, нет ли другого выхода.
Через десять минут стало ясно, что коридор, через который мы вошли, — это коридор, через который нам предстоит выйти. Я думал быстро-быстро и придумал блестящий план.
— Пол, — сказал я, — ты ведь лунатик?
Я точно знал, потому что однажды он продемонстрировал свои способности, когда остался у меня ночевать. Отец нашел его на первом этаже сидящим за кухонным столом и поедающим воображаемый завтрак воображаемыми ножом и вилкой.
— Ни за что, — сказал Пол. — А что такое?
Я изложил свой план. После некоторого сопротивления Пол согласился с ним. Он боялся, что у него будут неприятности. Я убедил его, что неприятностей будет гораздо больше, если застукают всех троих
Мы спрятались, а Пол, корча лунатика, побрел прямиком к столу доктора.
