Утром, ещё до завтрака, Анна столкнулась с папой в коридоре.
— Что случилось, малышка? — спросил тот, заметив сердитый взгляд дочери.
Ничего нового не случилось. Просто она такая безобразная. Анна всегда вспоминала о своем безобразии, когда мама пыталась расчесать ей волосы и заплести их в две тугие, тощие косички. Для этого Анне приходилось сидеть перед большим маминым зеркалом, и невозможно было не смотреть на себя.
Все они такие красивые. Гретхен и Руди высокие и светловолосые, как папа. Волосы у них не просто блестят, но ещё и слушаются расчёски. Глаза у обоих ярко-голубые, щёки розовые, но не чересчур, не то что бесцветные, невыразительные щёчки Анны. Фриц и Фрида — вылитые мама, с черными кудряшками, сияющими карими глазами и весёлыми, шаловливыми мордашками.
А у неё, Анны, шишковатый лоб, жиденькие волосы, серо-голубые маленькие глазки. Уши и нос у неё в порядке, но тоже ничем особенным не отличаются. А что до губ…
— Упрямые, — сказала бы мама, или: — Надутые.
— Несчастные, — сказал бы папа.
'Безобразные', — сердито подумала Анна, и как только косички были заплетены, слезла со стула и вот теперь в коридоре нос к носу столкнулась с папой.
Нет нужды объяснять, что случилось, теперь уже всё в порядке. Рядом с папой никогда не кажешься себе безобразной. Он потянулся, вытащил из вазы на столике цветок и сунул его дочери за ухо. Со стебля на спину закапала вода, но она только рассмеялась. Папа иногда такой глупый. Всё ещё улыбаясь, она поспешно вернула цветок в вазу, в надежде, что мама ничего не заметит.
— Ну-ну, — начал папа, — как там у тебя дела с фрау Шмидт?
Анна перестала улыбаться.
— Всё в порядке, — пробормотала она.
Анна знала, что папу таким ответом не обманешь. Он говорил с фрау Шмидт на родительском собрании. Но каникулы уже близко.
— Анна, моя маленькая Анна, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, — внезапно начал он.
Анна подняла глаза.
— Это про фрау Шмидт?
Он покачал головой и подмигнул дочери. Анна не вполне ему поверила. Взрослые, даже самые лучшие, иногда пытаются тебя обмануть.
— Клянусь, ничего общего с фрау Шмидт, — папа положил руку на сердце и торжественно поднял глаза к небу.
— А что тогда? — попыталась увильнуть от прямого ответа девочка.
— Сначала пообещай, а потом я тебе скажу, — умоляюще начал он. — Анна, Анна, разве ты не доверяешь родному отцу?
Анна знала, что ему нельзя доверять, но любила папу больше всего на свете и просто не могла ему отказать.
— Ну хорошо, обещаю, — почти против воли проворчала она. — Ну, говори теперь.
— Пожалуйста, начни говорить по-английски.
Анна прямо окаменела от такого предательства. Но отец улыбался, будто в его словах ничего ужасного не было.
— Мне кажется, тебе будет не так трудно, как ты воображаешь, — ласково продолжал он. — Помни, ты — девочка, которая выучила 'Мои мысли так вольны' всего за один вечер.
— Так ведь это по-немецки, — возразила Анна, зная, что уже обещала, но всё же надеясь — как-нибудь удастся отвертеться.
— Тебе тогда было только пять лет. Теперь ты больше и умнее… к тому же, сдается, ты уже понимаешь по-английски куда больше, чем кажется на первый взгляд.
Как он догадался? Анна почувствовала приливающий к щекам жар и наклонила голову, чтобы не глядеть в его смеющиеся глаза. Конечно, он прав. Уже давно она стала запоминать эти странные слова, хотя никогда бы не осмелилась произнести их вслух. Теперь настало время удивить папу. Стоит ей только начать…
— Эрнст, Анна, в школу опоздаете, — позвала мама. — Тут тебя письмо дожидается из Канады, Эрнст. По виду важное.
Они вошли в столовую. У папиного прибора лежало письмо. Он открыл, начал читать и так стиснул руки, что почти совсем смял бумагу.
— Случилось что-то? — бросилась к нему мама.
Папа ответил не сразу. Анна видела, как он судорожно сглатывает.
— Карл умер, — наконец проговорил он. — Сердечный приступ. Он оставил нам наследство.
Все разом заговорили.
— Ой, папа, какой ужас, — Гретхен помнила дядю Карла, она была маленькой девочкой, когда он приезжал погостить и останавливался у них.
— Папа, а мы теперь будем богатые, да? — протянул Руди.
— Богатые, — эхом отозвался Фриц, но не закончил фразы, глядя на выражение папиного лица.
— Бедный папа, — вступила Фрида и толкнула брата в бок.
Тут папа сделал что-то совершенно невероятное. Никого не спросил, а просто заявил, будто всё уже было давно решено:
— Нет, Руди, совсем не богатыми. Карл всего лишь владелец бакалейной лавки, и Германия не единственная страна, страдающая от депрессии. Но мы не можем упустить такую возможность. Мы едем в Канаду.
— В Канаду!
Во всех голосах слышалось то же недоумение, что в мамином несколькими месяцами раньше. Никто не ездит в Канаду. Канада — это из урока географии.
— Мистер Менсис предлагает приехать в сентябре, — продолжал папа, будто не замечая, что творится со всеми.
— А кто такой этот мистер Менсис? Откуда он знает, что нам надо? — мамины слова так и свистели в воздухе.
— Он юрист и занимается делами Карла. Я уже писал Карлу, спрашивая, какие у нас возможности уехать в Канаду. Он предложил взять нас к себе, но мне хотелось найти своё собственное дело. Карл объяснил, что английский учитель из Германии работу не найдёт. Но теперь я смогу стать бакалейщиком. Не хотел я подаяния от Карла, но, похоже, он всё равно своего добился.
Папа встал и с письмом в руке вышел из комнаты. На щеках у него были слезы. Анна их видела. Девочка не шелохнулась, она не могла ни о чём думать. Мама поспешила вслед за папой. Потом в последнюю секунду посмотрела на часы, вздохнула и остановилась, чтобы вытолкать детей в школу. Она не желала отвечать ни на какие вопросы.
— Идите уже, идите, — чуть ли не кричала она. — Сил нету от этих идей, которые ваш отец вбил себе в голову.
Внезапно она взглянула на Анну, всё так же неподвижно сидевшую на стуле. Девочка поймала недобрый мамин взгляд, мама совсем по-другому на неё смотрела, когда называла своей 'единственной немецкой деткой'. Анна отпрянула, не в состоянии понять, что происходит, и тут мама накинулась на неё:
— Чем тебе Германия нехороша? Страна, где мысли свободны… Нет, я просто не в силах это вынести. Не мог он такого сказать всерьёз!
Она стремительно выбежала из кухни, даже не попрощавшись с детьми. Когда Анна выходила из дома, до неё донесся мамин голос:
— Эрнст, Эрнст, я не поеду, говорю тебе,
Затем, через минуту, девочка услышала папин негромкий, но решительный, полный металла голос:
— Мы все едем, Клара. Понимаешь ты или нет, хочешь ты или нет, но мы все едем. Тебе придется начать собираться.
В тот день в школе Анне дела не было до насмешек фрау Шмидт. Её не волновало, что они поют перед началом уроков. Она прошла в коридоре мимо господина Кеплера, чуть ли не коснувшись его, и даже не заметила.
Они, её семья, поедут в Канаду. И она обещала папе попытаться говорить по-английски. А что, в Канаде говорят по-английски?
От роя многочисленных, остававшихся без ответов вопросов у девочки кружилась голова, её подташнивало. Наконец-то уроки закончились, можно идти домой.
Но и в доме теперь нет спокойствия. И там некуда деться от всех этих вопросов.
Папа не шутил, когда сказал, что они едут в Канаду. Руди пытался спорить с ним, поговорить, как мужчина с мужчиной. Папа слушал внимательно.
— Сам видишь, папа, мы не можем ехать, — закончил свою речь Руди.
— Мы едем, Руди, — сказал папа и стал объяснять, что необходимо сделать для подготовки к отъезду.
Гретхен плакала, потому что не хотела оставлять свою подружку Марию.
— Папа, у меня никогда не будет такой подруги, как Мария, — рыдала она.
И это Гретхен, всегда такая взрослая и сдержанная.
Папа посадил дочку на колени, хотя та была уже слишком велика. Она прислонилась к его плечу. Слезы капали папе на накрахмаленный воротничок рубашки, пока он совсем не размяк.
— У тебя будут другие подруги, Гретель, дорогая, — успокаивал девочку отец.
Гретхен вырвалась из его объятий, убежала в спальню и долго рыдала там.
Папа купил билеты. Они поплывут на пароходе. Это обещало быть интересным. По крайней мере для Фрица и Фриды. Они начали хвастаться приятелям.
Папа, как только узнал об этом, немедленно велел прекратить болтовню.
— Не смейте никому рассказывать о том, что мы уезжаем, — приказал он всему семейству.
— Пожалуйста, объясни нам, папа, — попросил Руди, — тогда мы будем знать, что говорить. Ты же понимаешь, нам все задают вопросы. Даже господин Кеплер спросил меня сегодня утром, но, к счастью, у него не было времени выслушать ответ. Но ведь он на этом не остановится.
— Бедный Руди, — вздохнула Гретхен.
Руди вскинул голову и заявил:
— Он меня ничуть не пугает.
— А должен бы пугать, — тихо сказал папа, и только они хотели спросить, что он имеет в виду, как отец принялся объяснять, как им следует отвечать, и обсуждение на этом закончилось.
— Скажите, что ваш дядя умер, оставив нам наследство в Канаде, и мне приходится туда ехать, чтобы всё выяснить. Вот мы и решили поехать всей
