— Что же это такое? — не унималась Мария, изумленно таращась на экран. — Что все это значит?
— Понятия не имею, — сухо повторил Ян.
— Наверняка компьютерный хулиган. Проделки какого-нибудь гнусного хакера!
— Возможно, возможно, — произнес Ян. — Полагаю, вам следует уведомить о случившемся Кифера. Пусть он попросит ребят из компьютерного отдела разобраться со всем этим. А пока что я выдерну шнур из сети и перенесу вашу машину в подсобное помещение.
— А как же я буду работать?
— Воспользуйтесь другим компьютером.
— Не получится Все файлы здесь, на винчестере моей машины. У меня попросту нет времени сохранять их на дискетах.
— Ну вы даете!.. В таком случае...
— Давайте оставим компьютер на месте, — сказала секретарша. — Может, он сам наладится — ведь до вашего прихода работал нормально. Возможно, тот, кто баловался с программой, настроил машину так, чтобы она рехнулась именно тогда, когда вы зайдете в комнату.
Дурацкое предположение! Такое способен сделать лишь полный компьютерный невежа. Ян улыбнулся, со вздохом кивнул и направился к двери.
— Извините, что я ничем не смог вам помочь, — сказал он.
Мария махнула рукой: дескать, идите и не беспокойтесь.
— Вы тут не виноваты. Спасибо за попытку помочь.
Стоило ему выйти за дверь, как из комнаты донесся довольный голос Марии:
— Ага! Что я вам говорила! Заработал! Все нормально.
Ян нервно мотнул головой и зашагал к своему кабинету, ощущая холод в сердце.
— Добрый день, профессор Эмерсон. Можно войти?
Ян вздрогнул и открыл глаза. Он полудремал в кресле: реальность мало-помалу превратилась в спальню его детства. Теперь потребовалось усилие, чтобы осознать, где он и кто стоит на пороге его кабинета.
— А-а, Джим!.. Заходите.
Джим пришел не один — с ним была девушка, которую Эмерсон узнал. Она посещала его семинар по литературному мастерству.
Закрыв за собой дверь и пройдя к столу профессора, Джим сделал попытку представить студентку:
— Это моя... э-э...
Ян с улыбкой подсказал:
— Подружка.
Джим ответно улыбнулся и уже смелее выговорил:
— Это моя подружка Фейт.
— Я вас, конечно, узнал. Привет, Фейт!
— Она помогает мне собирать тот статистический материал, о котором вы просили, — пояснил Джим. Тут он понизил голос и добавил:
— Фейт в курсе.
— Да вы садитесь. Оба. — Профессор Эмерсон показал рукой на стулья.
— Вы ушам своим не поверите, когда узнаете, что я нашел! — сказал Джим, садясь напротив профессора. — Точнее, что мы с Фейт нашли.
— Молодцы! Ладно, выкладывайте... Тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Бакли, который с порога громыхнул:
— Привет, маменькин сынок!
Заметив студентов, он смущенно осекся.
— Извини, Ян, — пробормотал он, — я не знал, что ты занят. Зайду попозже.
— Нет, нет! Останься. Ведь ты с нами заодно.
— 'Заодно' в чем?
— Мы обсуждаем университет. И то, что здесь происходит в последнее время.
— То, что здесь происходит? Ты имеешь в виду...
— Да, все то странное, чему конца и края нет. Бакли плотно прикрыл за собой дверь, взял запыленный стул из дальнего конца комнаты и подтащил его к столу.
— Что ж, — сказал он садясь, — в этой озабоченности я с вами заодно.
— Знакомьтесь, профессор Френч, — представил его Ян.
— Для студентов, которые у меня не учатся, я просто Бакли.
Джим вежливо кивнул и сказал:
— Меня зовут Джим, л это моя подруга Фейт.
— Джим и Фейт провели углубленное исследование самых мрачных моментов в истории нашего университета, — пояснил Ян. — Они внимательно просмотрели подшивки 'Сентинел' за все годы существования газеты. Поручая им это дело, я надеялся, что статистические данные о преступлениях и странных происшествиях на территории К. У. Бреа позволят увидеть какие-то закономерности — так сказать, вычертить кривую развития зла.
Джим подтвердил его слова кивком и предложил:
— Я прямо сейчас доложу, до чего мы докопались.
— Давайте, мы слушаем.
— Хорошо, что вы сидите, — сказал Джим. — Такие сведения лучше выслушивать сидя. Итак, мрачная статистика: восемьдесят семь самоубийств, тридцать убийств, четыреста восемнадцать изнасилований, шестьдесят девять человек бесследно пропали, начиная с 1980 года. Уровень преступности неуклонно возрастал — с годами акты насилия учащались и становились все страшнее. Но даже начальные цифры были уже достаточно высокими. Фейт использовала компьютерный банк данных в библиотеке, чтобы сравнить уровень преступности и самоубийств с другими калифорнийскими университетами. Показатели нашего университета разительно отличаются от других на протяжении всего существования К. У. Бреа. Однако последние два семестра творится что-то необычное даже для нашего университета, А уж о текущем семестре и говорить не приходится... — Джим показал в сторону окна. — Имеющий глаза — сам видит. — Тут он протянул Яну несколько листов бумаги. — Я распечатал все данные специально для вас. На последней странице есть наглядный график.
Ян быстро просмотрел распечатку и спросил:
— А как насчет естественных смертей? Ничего странного?
Джим кивнул головой и заглянул в свои бумаги.
— Да, здесь тоже сюрприз. Уровень смертности у нас намного выше, чем в других калифорнийских университетах. На протяжении рассматриваемого нами периода от так называемых естественных причин скончалось двести шесть человек — тут и преподавательский состав, и студенты, и просто работники университета.
— Черт побери! — воскликнул Бакли. — Неужели никто этого не замечал! Как так получилось, что за все годы не нашлось ни одного чиновника-зануды, который просмотрел бы эти цифры и ахнул: 'Э-э, да тут что-то не то!'
Джим переглянулся с Фейт и с довольным видом сообщил:
— Мы и это выяснили. Нашелся такой чиновник. В восемьдесят первом году. Поводом был трагический случай: студент застрелил профессора, который поставил ему плохую оценку.
— Помню, помню, — вздохнул Бакли. — Пол Норсон. Преподавал химию.
— Совершенно верно. Члены правления направили президенту университета письмо, где сообщали о том, что в К. У. Бреа проводится специальное исследование дисциплинарной политики в связи с необычайным ростом насилия. Они упоминали антивоенные демонстрации, 'студенческие беспорядки', дурное влияние 'смутьянов-агитаторов со стороны'. Насколько я понял, изучение уровня насилия на территории университета проводилось и раньше — в шестидесятые и семидесятые годы, когда положение было еще сравнительно терпимым. Но в письме президенту члены правления возлагали всю вину не столько
