— Думаешь, это было покушение на жизнь ванакса? Он очень мягко ответил:
— Об этом говорят вещественные доказательства.
— И похоже на то, что…
— Однако я считаю, что слишком рано делать какие-либо выводы относительно того, кто виновен в случившемся. Повозка, заполненная желтыми плакатами, человек на стене с повязкой на шее… все это приводит к определенным выводам, и возможно, в этом вся суть. Кто-то может попытаться переложить вину за произошедшее на бунтарей.
— При всем уважении к вам, лорд Хоук, — сказал Марселлус, — нет свидетельств о том, что к этому может быть причастен кто-либо еще, кроме них.
— Это может быть Дейлос, — сказала Кассандра. Благодаря своему высокому посту Марселлус знал, что произошло в прошлом году, но большинство акорцев не имели об этом ни малейшего представления. Единственное, что было известно, — Дейлос, отпрыск уважаемой английской семьи, куда-то исчез, по слухам, во время бури, а оставшихся членов семейства — пожилую мать и двоих сестер — взял под защиту ванакс.
— Дейлос мертв, — сказал Марселлус и посмотрел по очереди на обоих в поисках подтверждения, но ни один из них не мог бы дать его.
После долгого молчания Кассандра сказала:
— Берите под стражу любого, кто каким-то образом связан с надписями на стенах и с появлением плакатов во внутреннем дворе дворца. Обвиняйте их в чем хотите — в вандализме, причинении ущерба городу, в создании паники, все равно.
Судья нахмурился:
— А как же взрыв?
— Если у вас будут прямые доказательства, обвините их в этом. По крайней мере они исчезнут с городских улиц. Если это их рук дело, у них не будет второго шанса. А если их кто-то подставил, этот человек, кем бы он ни был, не сможет больше прикрываться ими.
Марселлус медленно сказал:
— Если люди узнают, что мы арестовываем членов «Гелиоса», они сделают очевидные выводы и с яростью обрушатся на них.
— В таком случае даже лучше, если все бунтари окажутся в тюрьме, — сказала Кассандра, — ради их же защиты.
Марселлус поднялся, склонил голову и промолвил:
— Все будет сделано, как вы прикажете, Атридис. Когда за ним закрылась дверь, Ройс спросил:
— А ты понимаешь, что, хотя твои приказы вполне логичны, они могут оказаться несправедливыми?
— Я понимаю, что, возможно, я приказала арестовать ни в чем не повинных людей, если ты это имеешь в виду. Но можешь ли ты предложить что-то лучше?
— Нет, — ответил он, — у тебя все замечательно получается.
У нее отлегло от сердца, настолько сильным оказался эффект от его поддержки.
— Ты и вправду так думаешь? Ведь на твоей ответственности было благосостояние и покой жителей Хоукфорта. На своем опыте знаешь, что значит управлять людьми. Ты действительно веришь, что у меня получится?
Он подошел ближе, поймал ее взгляд. Она была не в состоянии отвести глаз, не могла найти силы, чтобы это сделать.
Он так много значил для нее, этот мужчина… Ее надежда… будущее — все слилось в одно; каким образом, она не понимала и могла лишь наугад двигаться дальше.
— Помнишь, что ты сказала, — .спросил он, — когда я тебя поцеловал? Когда мы целовались?
— Нет, — честно ответила она. — Я практически ничего не помню, только чувства, которые ты во мне вызвал.
Польщенный, он улыбнулся, но сказал:
— Я назвал тебя девчонкой. Ты ответила, что ты женщина. Ты права, и разница действительно огромна.
Он подошел еще ближе. Она почувствовала, как его тепло проникает в нее, изгоняет мрак и холод.
— Тебе действительно это под силу. Ты женщина, обладающая даром видения и храбростью, и ты Атридис.
— Я так боюсь!
— Боишься чего?
— Боюсь сделать ужасную ошибку, предать свой народ, боюсь, что мне окажется не под силу ответственность, которую я на себя взяла.
— Это хорошо. Нет, что ты, не унывай! Бывают моменты, когда страх нам на пользу. Он обостряет чувства и оттачивает рефлексы.
— Если Атрей умрет…
— Алекс скоро вернется домой. Ты не останешься одна. Но и Атрей не умрет.
— Откуда ты знаешь?
— Да ниоткуда, но ведь так и должно быть, не правда ли? Он ведь не умер, когда прямо над ним взорвалась бомба. И не погиб, когда на него обрушилась стена. Не умер он и ночью, а ведь каждый знает, что именно в это время человек слабее всего. Он молод, силен, с ним лучшие целители, которые ему помогут, за него молится весь его народ. Так почему же ты боишься, что он умрет?
— Я боюсь… — она нервно скрестила руки, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, — я ничего этого не видела.
Секунду он молчал и просто смотрел на нее. Она почувствовала, как он сначала удивился, а потом понял ее.
— Я думал об этом, — сказал он. — Так что же ты видела?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я сказал. Ты что-то видела, я уверен. Ведь иначе твое поведение объяснить невозможно.
— Что, правда? — В отчаянии она пыталась тянуть время, найти повод отложить разговор, придумать, как быть с этим человеком и с тем, что он так хорошо ее знал. — И как же я себя вела?
— Ты и я, нас ведь тянет друг к другу.
— Это был просто поцелуй, ничего более.
— Кассандра…
В его устах ее имя прозвучало нежно и одновременно с укором:
— Ты же знаешь это не так, и все же пытаешься этому противиться.
Она вздрогнула и прибегла к единственному остававшемуся у нее аргументу — долгу:
— У меня есть обязанности, ответственность.
И чувства, о Боже, чувства настолько сильные, что она боялась, что они собьют ее с пути, которым ей следует идти, чтобы спасти Акору. Чувства… они росли с каждым ее вздохом.
— Ты ведь не помолвлена.
Он что, расспрашивал кого-то о ней? Она была удивлена, и в то же время ей было весьма приятно это услышать. И все же она не могла допустить, чтобы эти искушающие, коварные ощущения завладели ею.
— Ты никогда не задумывался, может быть, в том, что между нами произошло, виновен ты, а не я?
— Нет, — честно признался он, весьма удивленный.
— То, что я видела… не имеет никакого значения. Дороги будущего неизвестны нам. В данный момент значение имеет лишь жизнь Атрея.
Она подсознательно ждала от него обычных слов поддержки, но ведь это был Ройс, лорд Хоук, и ей не следовало об этом забывать.
— Конечно, выздоровление Атрея имеет огромное значение, однако нельзя ставить его превыше
