А поскольку Дана с мужем не уходили, ошарашенные неясностью ответа, вдруг совершенно членораздельно добавил:
– Пошли вон! Враги! Вам наши праздники глаза колют!
На крик защитника народного счастья выскочила в прихожую и хозяйка квартиры. Обычно приветливая и неслышная, сейчас она была взбудоражена танцем и обиделась мгновенно, не разбираясь, о чем речь.
– Сейчас милицию вызову! – крикнула она задорно в дверной проем, очевидно запамятовав, что милиция уже вовсю стоит на ее защите.
Дана на расстоянии ощутила, как напрягся муж, как изготовился выяснять отношения «с помощью физического воздействия». Она вцепилась в его локоть мертвой хваткой и увела. Стащила вниз по лестнице.
Танцы наверху усилились. Видимо, в качестве наказания «врагам» за неуместное требование.
Дана сумела успокоить своих.
Дочку обложила подушками, убаюкала.
Мужу велела забыть. Сама долго лежала без сна, представляла себе еще один такой праздник, и еще. И как поступит муж. И какое уголовное дело заведет краснолицый генерал. Чем все кончится. Она понимала, как все будет плохо и страшно в следующий раз. И, еще не уснув, мысленно умоляла соседку, чтобы больше так не было, как сегодня.
…В полной тишине сна оказалась она в чужой комнате, у кровати. Деликатный дамский храп плавно переливался в мелодию «Интернационала» – «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» – и вновь дыбился храпом. Генерала нигде не было видно. Отпраздновал и съехал.
Храп и «Интернационал» сошли на нет. Наступила редкая тишина. Спящая открыла глаза и внимательно вгляделась в темноту, из которой на нее в упор смотрела Дана.
– А я сейчас милицию… – невнятно пообещала соседка темноте.
– Уезжай отсюда, – подсказала Дана, – уезжай скорей, до следующих праздников, чтоб духу твоего здесь не было. Иначе все будет плохо.
– Так надо? – доверчиво прошептала женщина.
– Уезжай, – подтвердила Дана. – Так надо.
Через несколько недель грузчики вытаскивали соседкину мебель прочь из дома: она, оказывается, съезжалась с сыном, нашелся замечательный вариант.
Дане было отчего-то стыдно прощаться с соседкой. Та тоже старалась не смотреть ей в глаза.
Хотя Дана была уже вполне взрослой и прекрасно понимала, что все произошло само собой.
И никаких чудес не бывает. Просто так получилось, совпало. И очень хорошо. А смотреть друг на друга не хочется – так это понятно почему. Эпизод-то был вполне реальный и пакостный. Про все другое надо забыть навсегда.
Море
И потом, много лет спустя, когда муж заскучал и ушел в поисках радости к другой, Дана не вспоминала о своих снах и своей силе. Просто приняла все. Потому что очень уже устала выкарабкиваться и выручать. Ей, в принципе, ничего не хотелось. Только исполнить дневные долги перед теми, кому дала жизнь, и теми, кто дал когда-то жизнь ей, а теперь стал слабее ее и нуждался в ее помощи.
Вокруг все быстро менялось.
У людей появилось очень много желаний: все куда-то летали, купались в морях, ремонтировали жилье и наряжались кто как мог.
Дана смотрела на исполнение чужих желаний со стороны и ничего себе не хотела. Просто не видела смысла в желаниях: любое новое становилось старым и быстро надоедало, любой отъезд кончался возвращением. Тогда зачем?
Она жила от усилия к усилию, рывками.
Проснулась – рывок. Утренняя возня, придание себе человекоподобия. Дорога на работу – рывок. Работа – слов нет. Из тех видов деятельности, что не имеют права стать рутиной, даже если что-то и делаешь вполне автоматически.
Дана избавляла людей от слепоты. Два раза в неделю она оперировала. Остальные дни посвящались тем, кто мечтает об операции, и тем, кто уже видит благодаря ее усилиям. Она очень много умела, потому что всю юность училась уметь. И никогда не уклонялась от самого трудного.
Теперь могла.
После работы она добиралась домой. Как-то проходил вечер. И так далее.
Иногда она вспоминала себя. Думала, какое время было в ее жизни когда-то! Время, когда она ждала. Не важно чего, совсем не важно, как оказывается потом. Главное – ждать. Осуществление – ерунда. Ничего не дает. И самое обидное от осуществления – что ожидание пропадает. Исполнилось – и все. Можешь спать наяву. Она жалела, что никогда уже ей не влюбиться безответно, так, чтобы была радость просто смотреть, даже не смотреть – ощущать присутствие. И ждать. Непонятно чего. Не более чем следующего присутствия. Не более.
Она все работала и обеспечивала, помогала и избавляла. По-другому не знала как.
Однажды ей приснилась бабушка. Сон был сильный и ясный, как явь.
Бабушка хлопотала дома, быстро ходила из комнаты в комнату, осматривалась. Дана знала, что бабушка тут не навсегда, в гостях как бы, поэтому радовалась осторожно, чтоб не привыкать и не расслабляться. Бабушка подошла близко-близко. Дане стало светло. Она сделалась той, прежней, полной ожидания и счастья.
– Тебе хорошо? – с надеждой спросила она бабушку.
– Да, – кивнула та.
– Возьми меня к себе, – попросилась Дана, как соскучившийся у чужих ребенок. – Я так устала!
Бабушка молча смотрела, словно ответа не находила.
– Забери! – велела Дана и заплакала.
Она только теперь поняла, чего на самом деле хочет. И от того, что желание появилось, сразу куда- то девались мысли о том, что самое главное – хотеть, а не исполнять желаемое.
– Нет, – качнула головой бабушка. – Тебе еще рано. У тебя тут еще столько всего!
Она погладила Дану по голове обеими руками. Дана хотела схватить ее руки, чтоб они подольше согревали ее.
Так и проснулась – в слезах, сжимая голову ладонями.
Не верить было нельзя. Тут еще много от нее требовалось. Где же взять силы на все?
– Полетели на море! – предложила их с матерью общая подруга. – Вдвоем веселее. И дешевле.
Это и было спасение.
Две недели Дана ничего не делала. Отмокала в море. Качалась на его волнах и подставляла себя солнцу. Со спутницей своей виделась редко. Та, как оказалось, прилетала к лазурному морю не просто так. Вот уже пять лет подряд, два раза в год, проживала она Счастливые Встречи с Настоящим Мужчиной, радостно откликающимся на имя Муха (уменьшительно-ласкательное от Мухаммед). Муха поначалу с томной наглостью вглядывался в Дану и даже предложил своего друга для знакомства. Когда Дана отмахнулась, счастливая от любви, солнца и моря Зина выдала монолог:
– Вот тебе сколько? Тридцать пять! Чего ты ждешь? Когда будет сорок пять, станешь ягодкой опять? Где твое женское счастье? Что, твое счастье – в глазах чужих людей копаться железяками? Жизнь твоя собственная – где? Живешь, света не видишь, работа – дом, работа – дом… Ты когда с мужиком была в последний раз? И не вспомнишь? О здоровье бы своем подумала! Просто о здоровье, если об эмоциях позитивных думать не хочешь!
– При чем тут здоровье? – хмыкнула Дана. – С незнакомым турецким мужиком вступать в половую
