отсутствовала. Тем не менее, «Калькутта» продолжала оставаться в составе флота первой линии. В те времена еще полагали, что такие корабли даже без самого небольшого парового двигателя будут представлять собой известную боевую ценность в морских операциях.
Современному человеку трудно даже представить все большие и малые трудности и неудобства, сопряженные со службой на парусниках викторианской эпохи. Вот, например, баня. Четверым мичманам выделялось корыто с водой, которое ставилось в другое, несколько большее по размеру. Все четверо мылись в одной и той же воде по очереди, и «не дай бог, кто-нибудь расплескает грязную воду на палубу!» «Когда я был молодым лейтенантом», — вспоминал Фишер, — «первый морской лорд сказал мне, что во время плавания он вообще не мылся и что он не видит причин, какого собственно черта, мичманы должны желать этого теперь!»[16]. Прибавьте к этому, скверное питание, которое зачастую состояло только из несвежей воды, протухшей солонины и изъеденных червями сухарей. В 1916 г. Фишер, уже, будучи в отставке, сетовал: «Мой отец был шести футов и двух дюймов ростом и очень привлекательным внешне. Почему я такой урод, это одна из самых удивительных загадок физиологии, не поддающаяся разрешению. Я не вырос потому, что в те дни, когда я отправился в моря маленьким несчастным мичманом, мне приходилось стоять по три вахты подряд и плохо питаться»[17].
Фишер начал службу на флоте в один из интереснейших периодов его истории. В марте 1854 г. Великобритания вступила в Крымскую воину — конфликт, который может считаться рубежом между войнами старого и нового типа. В этом плане особенно большое влияние оказали на английский флот операции в Балтийском море, показавшие огромные преимущества паровой машины перед парусом. Таким образом, длительная служба Фишера на флоте началась, одновременно с эрой кардинальных технических преобразований в военно-морском деле. Крымская война стала рубежом между веком паруса и веком паровой машины и броненосных кораблей. Осознание того, что техническая революция требует и нового тина офицеров, пришло не сразу и не легко. Военные моряки особенно привержены традициям и едва ли следовало ожидать, что люди, затратившие многие годы на освоение определенных типов кораблей и определенных видов морского оружия, сразу же признают эти корабли и это оружие устаревшими.
Чарльз Уолкер, например, считал, что «даже 1870 г. было бы слишком самонадеянно считать рубежом, отделившим новое поколение морских офицеров от старого»[18] . В свете перечисленных обстоятельств, тем более в пользу Фишера свидетельствует тот факт, что он еще в самом начале своей службы осознал, чем грозит военному флоту отставание в техническом прогрессе. И впоследствии, занимая высокие посты, Фишер никогда не останавливался на достигнутом, не пытался отстоять устаревшую технику, он всегда стремился к новому, еще не изведанному, боролся за то, чтобы ввести это новое в практику.
В июне 1855 г. «Калькутта» присоединилась к эскадре адмирала Ричарда Дандаса, которая вела военные действия против России на Балтийском море. Это произошло как раз в тот момент, когда эскадра готовилась штурмовать морскую крепость Свеаборг[19]. Однако русская крепость оказалась крепким орешком. По свидетельству подполковника гвардейского инженерного корпуса В. Д. Кренке, на батареях Свеаборга имелось 565 орудий, расчеты которых были сформированы в полуторном комплекте. Союзников ждал и сюрприз — новое морское оружие — 994 подводные морские мины, размещенные на подступах к крепости[20].
На морских минах, пожалуй, следует остановиться подробнее, поскольку Фишер впоследствии станет одним из крупных экспертов на британском флоте по этому оружию. Имеется любопытное свидетельство адмирала Бартолмью Саливана об одном из первых инцидентов с русскими минами: «К своему изумлению, я узнал, что „Валчер“ подорвался на „адской машине“, находясь в самой середине эскадры… Адмирал Сеймур и Холл выловили одну и подняли при помощи носовой лебедки. Удивительно как только не были, при этом, затронуты маленькие ползунки (спусковые механизмы. — Д. Л.). Потом они перетащили ее на корабль адмирала Дандаса и снова там с ней забавлялись; потом адмирал Сеймур забрал ее на свой корабль и, установив на корме, собрал вокруг офицеров для изучения… Некоторые офицеры указывали на опасность того, как бы она не взорвалась, но адмирал Сеймур сказал: „О, нет. Она действует вот таким образом“, — и ткнул пальцем в ползунок, показывая как на его взгляд, она должна сработать. Она сразу же взорвалась, раскидав всех стоявших вокруг. (Многие из людей получили ожоги или ранения)…»[21]. Самым удивительным в этой истории было то, что адмирал Сеймур остался жив. Правда, «специалист по русским минам» лишился руки и одного глаза. Первые мины времен Крымской войны имели явно недостаточный заряд, не превышавший 10–15 фунтов обыкновенного пороха[22]. Только это и спасло бравого адмирала.
Но такие мелкие неприятности не могли заставить союзников отказаться от намерения овладеть Свеаборгом. 25 июня огромная англо-французская эскадра в 77 вымпелов вытянулась на несколько миль в дугообразную линию у входа в бухту Свеаборга. Утром 28 июня, после тщательной рекогносцировки, 21 паровое судно союзников, войдя в бухту, начали обстрел укреплений. Сотни орудий вели ожесточенную канонаду в течение 45 часов[23]. Однако многочасовой обстрел не принес желаемых результатов. Вот свидетельство участника обороны Свеаборга русского офицера М. Михайлова: «Изредка неприятель делал попытки приблизиться на канонерских лодках к крепости. Но в этих случаях его не оставляли безнаказанным. Множество обломков, принесенных волнами к нашим берегам, пароход, оттаскивающий подбитые канонерки на буксире, и, наконец, поднятие черных флагов на тех судах, в которые попали наши каленые ядра и бомбы»[24].
Несмотря на длительную бомбардировку и огромный расход боеприпасов, повреждения, причиненные русским укреплениям, были ничтожны. Единственное, чего удалось добиться союзному флоту на Балтике, это заставить русское командование держать на побережье Финского залива большую армию на случай возможной высадки десанта.
Что касается «Калькутты», то ее непригодность к активным боевым операциям на море в полной мере выявилась после того, как она присоединилась к англо-французской эскадре у острова Нарген. Участие «Калькутты» в военных действиях началось с того, что ее встретило военное паровое судно «Валчер» и отбуксировало к месту якорной стоянки эскадры[25]. Во время обстрела русских укреплений парусные линейные корабли смогли послужить только в качестве складов с боеприпасами для канонерских лодок, непосредственно участвовавших в бомбардировке[26]. «Калькутта» стояла на якоре примерно в 50 милях от места боевых действий, и ее команда могла только слышать канонаду.
25 августа «Калькутта» снялась с якоря и направилась в Англию. После перехода, длившегося почти месяц, корабль прибыл в Плимут. Вскоре кадет Фишер вместе со всей командой был списан на берег. Военные действия к тому времени уже завершились. 30 марта 1856 г. в Париже был подписан мирный договор.
2 марта 1856 г. Фишер был зачислен в состав команды корабля, который сыграл в Крымской войне гораздо более существенную роль, нежели «Калькутта». Это был «Агамемнон», вступивший в состав флота незадолго до начала войны. Имея водоизмещение 3102 т. и вооруженный 91 пушкой, он стал первым парусным линейным кораблем, на котором, согласно проекту, с самого начала предусматривалось установление паровой машины. На «Агамемноне» держал свой флаг энергичный и способный командир — контр-адмирал Эдвард Лайонс. Экипаж корабля прошел при нем хорошую выучку. Это в немалой степени способствовало тому, что в севастопольскую кампанию «Агамемнон» показал себя гораздо лучше многих линейных кораблей, особенно тех, на которых отсутствовали паровые машины.
В марте 1856 г. «Агамемнон» направился в Черное море за очередной партией солдат для отправки их на родину. По возвращении из этого плавания Фишер был произведен в мичманы и направлен на паровой корвет «Хайфлаер».
Итак, война для мичмана Фишера окончилась. В возрасте 15 лет он уже успел «понюхать пороха», во всяком случае, находился к военным действиям достаточно близко, чтобы быть награжденным «Балтийской медалью»[27]. Вскоре ему предстояло снова стать свидетелем и участником вооруженной борьбы, на этот раз в водах Китая.
