— Любашенька, какими судьбами? Впрочем, я всегда рад тебя видеть. — Вадим Петрович открыл дверь, на пороге которой во всей красе стояла подруга его жены — Люба Братищева.
— Аналогично, Вадик.
— Проходи. Галчонок сейчас душ примет и выйдет.
— Пусть не спешит. Я к тебе. И не одна.
— А с кем? — наивный Вадим выглянул за дверь. Там никого не было.
— Не с кем, а с чем, — и Люба торжественно приподняла пакет, сквозь который явственно виднелись очертания бутылки. — «Арарат». Прости, — вздохнула она, — что три звездочки, а не пять — зарплату задерживают.
— Если ты принесла мне коньяк, не дождавшись зарплаты, значит, я тебе очень нужен. Прав?
— Прав. Очень.
— Еще один твой коллега нуждается в анонимном лечении?
— Да пошли они в … сам знаешь куда, эти коллеги. Это мне нужна твоя помощь, понимаешь, мне?
— Ты нуждаешься в анонимном лечении?
Из ванной вышла Галя.
— А я думаю, с кем это мой суженый любезничает. Проходи, Любаша, поболтаем.
— Вообще-то я к твоему мужу.
— Кто-то из сотрудников «Верхневолжских зорь» упился в усмерть?
— Да вы что, с ума посходили? Нашли мать Терезу.
— Представляешь, Галочка, — смог вставить слово Вадим Петрович, — это сама Любаша нуждается…
— Я нуждаюсь только в одном: в участии! Понятно, Глазуновы? Ну… и еще в кое-какой помощи, — закончила она уклончиво.
— Ого, коньяк, да еще армянский. Как не помочь хорошему человеку? Правда, Вадим?
Несколько минут спустя, Люба продолжила.
— Не буду от вас скрывать, ребята, мне здесь тесно.
— У нас что ли? — удивился Глазунов.
— Господи, в городе нашем! В области. Газета на ладан дышит, писать нечего. Что хочешь — нельзя, что можно — не хочется.
— Ты прости, Люба, — заметила Галя, — ты не очень уж издалека начала?
— В самый раз. Так, давайте еще по чуть-чуть, и я продолжу. Стало быть, о чем я? Да, единственный шанс — Москва.
— Люба, там же квартиру снимать надо, а ты одна, у тебя ребенок….
— Галя, я все это знаю. Ты не думай, я не наивная. Без имени в Москве делать нечего. А как я могу составить себе имя?
— Как?
— Статьями. Сенсационными. Напиши я о том, как деревня вымирает или город спивается, — кто у меня это возьмет?
— Может, все дело в том, как написать, — осторожно вставил слово Глазунов.
— Вадик, не смеши меня. Пипл это не хавает.
— Не понял?
— Перевожу: народу это не интересно.
— А что ему интересно, Люба? — Коньяк дошел Вадиму до верхней коры головного мозга. — Как внук деда замочил? А вот мне интересно бы почитать о наших насущных проблемах.
— Ты не народ, Вадик, — спокойно отозвалась Люба.
— А кто же я? — опешил Глазунов.
— Вымирающий интеллигент. Ты никогда не читал «Экспресс-газету»?
— Не читал…
— Вот видишь. Но миллион людей ее читают. И я хочу публиковаться в ней. Да, да, не смотри на меня так. Еще хочу получать за свою работу нормальные деньги, — ты же знаешь — писать умею. Хочу нормально одеваться, хочу… купить машину, хочу, чтобы Олька моя…
— Люба, — остановила подругу Галина, — я тоже хочу, но мы не на митинге. Чуть тише, пожалуйста.
— Извините, увлеклась. Хочу — и мне не стыдно этого. И ты мне поможешь, Вадик.
— Каким образом? Расскажу о том, кто у меня лечится?
— Ой, ради Бога. «Экспресс-газете» так интересно, что нашего прокурора периодически отхаживают у тебя от белой горячки.
— А что будет интересно «Экспресс-газете»?
Люба сделала паузу.
— Человек-волк — вот что будет интересно.
Супруги переглянулись.
— Откуда ты узнала? — Галина отодвинула в сторону бокал.
— Откуда, откуда. Я же журналистка, мне по штату положено все знать. Лучше представь заголовок: «Оборотень с медицинским дипломом». Коллажик сделать — полная луна, наш Кремль и…
— Ты в своем уме, Люба? Он не волк, он — человек. Наш друг. Пусть пока больной, но мы его вылечим. Неужели из-за… Слушай, забирай свой коньяк и вали отсюда.
Вадим удивленно посмотрел на жену. Он не узнавал свою спокойную и даже немного флегматичную Галочку.
— Галчонок, ты немного резковата…
— Я резковата? Ты не понял, что хочет эта… карьеристка? «Оборотень с медицинским дипломом». Это ты, Люба, оборотень. Все, выметайся.
Братищева растерялась.
— Галя… я, конечно, извиняюсь… ты думаешь, я действительно что-то плохое предложила?
— Плохое? Любочка, ты чудовище!
— Но ведь они все… в газетах пишут. — И вдруг Люба заплакала. Супруги сидели молча. Люба плакала, по-детски утирая слезы.
— Не жалобь меня, слышишь, не жалобь. Я все сказала, что о тебе думала.
— Ты неправильно ду-думала. Я от-от нищеты устала. А когда узнала про-про волка… по-по-думала, что это последний шанс. Вот.
— Дуреха ты, Любка… Ладно, извини, я тоже вспылила. Давай сделаем так. Наш друг приедет завтра вечером. Может, даже лучше, если будут еще люди…
— Ты меня приглашаешь? — все еще всхлипывая, спросила Люба.
— Приглашаю.
— А как, кстати, его зовут?
— Асинкрит, Асинкрит Васильевич.
— Так, значит Асю, в честь его назвали?
— Он у нас свидетелем был на свадьбе. И вообще… это наш самый близкий друг.
— Слушайте, ребята, простите меня.
— Все, проехали.
— А Лизу пригласишь?
— Конечно.
— Только если она пойдет. Не сутками же ей в своем музее сидеть?
— Посидим, поговорим. Только без «Экспресс-газеты», договорились?
— Слово даю.
— А теперь колись: откуда информация. Хорошо, не говори, только кивай: Ася рассказала Оле…
Люба кивнула два раза.
— Все понятно. Придется поговорить с дамой.
