Поскольку на данный момент это была главная проблема, я переместился на самый край кровати, отвернулся к стене и стал ждать, когда меня сморит сон.
Незадолго до пробуждения мне привиделся мальчик с фотографии. Герой нес его по какому-то сырому коридору, и от обоих шел пар, как будто они только что вышли из душа. С потолка монотонно капала вода. Я узнал мальчика и окликнул его. Я узнал его в этом сыром коридоре, хотя видел только ноги: отец нес его под мышкой, а он отбрыкивался. В руках отца мальчик выглядел совсем маленьким, а оттого, что он был совершенно голым, казался еще меньше. Я беспрестанно звал его, и в конце концов отец обернулся; из-под пожарной каски на меня смотрел Стерлинг Малкерн. Голосом Дэвина он сказал: «Если ты унаследовал хотя бы половину его мужества, то сумеешь отбиться...» Мальчик тоже обернулся, выглянув из-за локтя моего отца. На лице его было выражение скуки и полного отсутствия интереса к происходящему, хотя он и продолжал молотить по воздуху ногами. Глаза его были пустые, как у куклы и я, поняв, что уже ничто не сможет потрясти или напугать его, упал.
Меня разбудила Энджи. Она стояла рядом со мной на коленях и обнимала за плечи.
– Все нормально, все нормально, – ласково шептала она.
Я слегка ошалел от вида ее голых ног. Придя в себя, я спросил:
– Что «нормально»?
– Все нормально, это был только сон, – ответила она.
В номере было темно, но сквозь тяжелые шторы пробивался свет.
– Который час? – спросил я.
Она встала и, неодетая, прикрываясь лишь полотенцем, подошла к окну.
– Восемь, – ответила она, раздвигая шторы. – Вечера. А на дворе Четвертое июля.
На темном полотне неба пылали яркие цвета. Белые, красные, синие, а кое-где даже оранжевые и желтые. Грянул гром, стены нашего номера затряслись, а в небе взорвалась звезда, рассыпавшаяся голубыми и белыми огнями. Сквозь это буйство красок промчался красный метеор и, взорвавшись, разбросал вокруг себя маленькие звездочки, окропив кровавыми капельками голубое и белое. Огненное неистовство достигло апогея, затем разноцветные звезды разом взорвались и, догорая, посыпались на землю, шипя, как угольки затухающего костра. Энджи распахнула окно, и сводный городской оркестр грянул Пятую симфонию Бетховена – где он играл, было не видно, но гремел он так, что казалось, будто на каждом доме установлен громкоговоритель.
– Стало быть, проспали мы двенадцать часов, – констатировал я.
Она кивнула:
– Вся эта стрельба да допросы еще и не до такого доведут.
– Вот и я так думаю.
Она присела на краешек кровати.
– Мальчик мой, Юз, если жизнь – сплошной кошмар, тебе и снятся кошмары.
Я потер лицо.
– Извини, что разбудил тебя.
– Ничего страшного. Рано или поздно, но пришлось бы вставать. Кстати, у нас есть какой-нибудь план?
– Нам нужно найти Полсона и Сосию.
– Это задача, а не план.
– Нам потребуются наши пистолеты.
– Однозначно.
– Забрать их, скорее всего, будет трудновато, поскольку на каждом углу стоят люди Сосии.
– Но мы-то народ смекалистый, что-нибудь да и придумаем.
Придумали мы ехать в наш район. Взяли такси и назвали водителю квартал, находящийся в полумиле за собором. По дороге я смотрел по сторонам – не прячется ли кто в тени, но никого не заметил, что, впрочем, ровным счетом ничего не значит: на то она и тень, чтобы прячущихся в ней не замечали. Несколько мальчишек – лет десяти – двенадцати, не старше – затеяли ракетный обстрел проезжающих машин, бросая петарды прямо на середину проспекта. Машина, следовавшая за нами, получила прямое попадание – петарда угодила ей прямо в ветровое стекло. Хозяин резко затормозил, пулей вылетел из машины и бросился ловить малолетних партизан. Но не успел он добежать и до тротуара, как тех и след простыл. Сигая через заборы с ловкостью, которой позавидовали бы чемпионы мира по барьерному бегу, они ушли в свои джунгли – задние дворы многоэтажек.
Мы расплатились с таксистом и пошли на задний двор муниципальной школы с гуманитарным уклоном – «программной» школы, как мы ее звали в детстве: туда принимали лишь детей из семей, живущих в муниципальных домах, построенных по программе жилищного развития. На заднем дворе школы у пожарной лестницы толпились ребятишки постарше из соседних домов. Было их человек двадцать. Они распивали пиво, пустив по кругу несколько банок, и слушали музыку. Транзистор гремел, пугая случайных прохожих, ненароком наткнувшихся на это сборище. Завидев нас, они прибавили громкости. Группа Дж. Гилса «Уэммер-Джеммер». Мне она нравится. Они уже поняли, что мы не полицейские и громкой музыки не боимся, и лихорадочно думали, как еще можно наказать нас за то, что мы имели глупость забрести в их разбойничий вертеп.
Когда же мы оказались в пятне света от уличного фонаря, нас узнали, что их несколько смутило – как-то неловко пугать людей, которые знакомы с твоими родителями. Я тоже узнал их вожака, Колина. Сын Бобби Шефтона, парень симпатичный, хотя и ирландец на все сто процентов – высокий, ладно скроенный, с тонкими чертами лица и рыжеватыми, коротко остриженными волосами. На нем была легкая бело-зеленая куртка и шорты.
