Я с изумлением обнаружил, что, пока я мучился с дверцей и ремнем, машину уже вынесло к универмагу «Украина». Слишком быстро! К тому же до меня дошло, что в салоне включен приемник и играет музыка, а позади нас ревут сирены — это какие-то храбрые милиционеры тщетно силятся догнать безумного водилу Сика-Пуку. Сам шпион пребывал в радостном состоянии духа и вся затея ему явно нравилась.
— Найс шат, Ян, — сказал он, — прямо в сердце! Конец Пронину! О! Вертушки прилетели!
Действительно, даже сквозь рев двигателя пробивался шум моторов вертолетов.
— Ето «Бьеркут»? — испуганно спросила Герда и покрепче вжалась в кресло.
— Ясное дело — «Беркут». Держитесь крепче!
Сика-Пука гнал машину по проспекту Ярослава Мудрого, нахально объезжая по тротуарам выставленные на трассе заграждения, а в ответ раздавались выстрелы, но, как и обещал агент, пули не пробили ни корпус, ни стекла.
Радио выдало в эфир какую-то до боли знакомую, душевную и явно не подходящую к случаю мелодию. Я ее узнал! Финальная инструментальная тема для титров из фильма «Приключения Буратино»! Автор — Рыбников Алексей Львович, релиз 1975 года. Такой вот саундтрэк окутал происходящий отрыв от погони элементом мистики и наполнил меня тревогой. Еще бы! Эта музыка, знакомая мне со времен беспечного детства, навсегда въелась в мое сознание как символ окончания сказки. Титры: роли исполняли, режиссер, ассистенты режиссера, композитор, автор сценария, директор картины и — конец, баста, карапузики, возвращайтесь к урокам, а кому невтерпеж вновь посмотреть историю о по пояс деревянном мальчике, тому следует дождаться наступления эпохи видеомагнитофонов, но до этой эпохи в те времена было еще так далеко! Шансов вновь увидеть полюбившееся кино раньше, чем через год, не было, скорее Мересьев со своими протезами заделался бы космонавтом и долетел бы на космической ракете до Проксима-Центавры, чем Министерство культуры СССР изменило б установленные нормы телепоказов…
— Убери это! — крикнул я. — Это музыка для титров! А после титров обычно наступает конец фильма! А я надеюсь на продолжение своего «кина»!
— Да пожалуйста, — сказал Сика-Пука, вжал тормоз и крутанул руль, совершая скоростной поворот на узкую улочку между Зоопарком и Киевским медицинским институтом, — ежели ты такой суеверный…
Агент переключил канал и грянул рок!
— Во! — радостно воскликнул агент, между делом срезав на обочину и направив в столб особо настырную милицейскую машину с мигалками. — «Rammstein»! Лучшая группа Третьего рейха. Герда, твои земляки… Мать их так! Фашисты! Зашибу-у-у-у!
Кого собрался зашибить шпион, неизвестно; вряд ли в виду имелись неугомонные «Rammstein» — скорее это касалось той тройки милицейских машин заградивших нам путь, из которых Сика-Пука продуманным тараном устроил форменную свалку металлолома. Тряхнуло изрядно, но без сомнения агент — великий пилот! Тут я и понял, что эту гонку мы выиграем!
В этот же миг меня постигла «вторая фаза» физиологических ощущений, та, что случается всякий раз, когда я оказываюсь в безопасности после совершенных антизаконных действий типа вооруженного налета. Рановато. Где моя безопасность и наступит ли она вообще, пока не известно, но организм не обманешь, — организм уже интерпретировал полученные мозгом визуальные данные и решил, что все ништяк! Все зашибись! С Сика-Пукой не пропадем!
Моя «вторая фаза» — это трехминутная трясучка, из-за которой полностью теряется контроль над телом, момент стопроцентной слабости. С чем это связано, я не знаю, наверное, выгорает избыточный адреналин… Но не беда, этой моей слабости никто не заметит, особенно под аутентичный грохот «Rammstein», под могучий трубный глас Тиля Линдеманна — бывшего мастера по плетению корзин, бывшего серебряного призера Чемпионата Европы по плаванию среди юниоров, а ныне вокалиста самой ангажированной группы современности, который остервенело и по-фашистски четко выдавал в эфир припев трека «Keine Lust» из альбома «Reise, Reise».
Меня затрясло до того сильно, что я аж вошел в резонанс с музыкой.
— Только гляньте на него! — изумился агент, который как раз гнал машину по узкому тротуару, невозмутимо сшибая столики и стульчики, выставленные у дверей многочисленных кафе и обращая в бегство обедающих граждан. — У нас на хвосте мильтохов тьма-тьмущая, в узилище заточить нас хотят, а главный убийца преспокойно колбасится под фашистский «Rammstein», тащится даже… Где бы мне таких нервов украсть?
А почему бы и не поколбаситься под «Rammstein»? Собственно, это моя любимая группа, и у меня с ней связаны приятные воспоминания. Совсем недавно, в 2001 году, я устроил себе «большие каникулы» и, наплевав на свои текущие «проекты», рванул в Европу, там разыскал «Rammstein» и всюду следовал за ними в их грандиозном турне 2001 года. Еще та была поездочка! Я покорешился с интернациональной группой дегинератов — яростных фанатов раммштайновского творчества, — и мы преследовали группу вместе, а заодно носились по всей старухе Европе, исследуя самые грязные помойки тамошней культуры. Доисследовались до полного одурения!
Я привез из той поездки массу впечатлений и триппер. Ужасный дерматовенеролог арабского происхождения по имени Али Сагдам Сахиб жестоко исколол мне всю задницу, впрыскивая в мой многострадальный «верхний наружный квадрант» какие-то сверхъяпонские антибиотики, но даже эти муки не поколебали моей твердой уверенности, что давешние каникулы удались…
— Ян, очнись! — крикнул агент. — Это про нас!
Музыка больше не играла, трансляцию прервали для спецвыпуска новостей, шпион выключил радио и переключил минителевизор с сигнала камеры на телеканал:
— …Совершено покушение на жизнь главы СМЕРШа генерал-майора Алексея Николаевича Пронина, прибывшие на место происшествия медики оказались бессильны, Алексей Пронин скончался от полученных ранений в 12 часов 27 минут…
— Найс джаб, Ян! — радостно воскликнул агент. — Я не еду в Ирак! Ех-у-у-у!
Моя трясучка мигом прошла. Опасность! Как скончался?! Почему скончался?! Что за черт! Этого не может быть! Я ведь все рассчитал… или жестоко просчитался. Вот влип!
— …Ведется преследование лиц, совершивших покушение. Ввиду виртуозности водителя, который управляет автомобилем преступников, убийцы еще не схвачены, но все выезды из города перекрываются армией, в небо подняты вертолеты милиции и «Беркута»…
— Ян, ти есть молёдьец! Ти есть короший зольдат, — с авторитетным видом похвалила меня Герда.
Да иди ты знаешь куда, майн либен, со своими похвалами… Дура! Не понимает, что теперь, если нас поймают, то нам конец, кто бы не заломил нам руки — нас пристрелят! Выживи Пронин, был бы шанс, что он захочет узнать, что это был за маскарад с хилыми пулями, а теперь — все… Теперь нам просто НЕЛЬЗЯ быть схваченными, теперь арест означает гарантированную смерть.
— …Вертолеты «Беркута» ожидают приказ открыть огонь на поражение…
— Иваныч, у «Беркута» на вертушках крупнокалиберные пулеметы?
— А то! — кивнул агент. — Если начнут стрелять — все! Пишите письма и кропайте некрологи! Но они не начнут. Я везу вас по густонаселенным улицам с интенсивным траффиком, пулеметный огонь нас, конечно, срежет, но вместе с нами достанет безвинных горожан и автолюбителей, а на это «Беркут» не пойдет. Если это случится, то город взбесится! Еще бы! Вместо того, чтобы охранять граждан, «Беркут» шпигует их свинцом! Хай поднимется невероятный, такие действия силовиков воспримут как повторение методов эпохи перестройки и центральный киевский офис «Беркута» осадят и сожгут толпы возмущенных граждан! Были прецеденты…
Сика-Пука оторвался от хвоста из милицейских машин и стремительно лавировал по улицам лишь под шум вертолетов. Я увидел за окном здоровенный овраг, огороженный плетеным забором — странноватая картина для города! На краю оврага в окружении множества плетеных веранд торчало здание с вывеской «Корчма Бабий Яр». Понятно! Этот овраг — Бабий Яр. Немцы не взяли этот Киев, поэтому здесь и нет памятника жертвам расстрелов, здесь трудящиеся горилкой разговляются…
Шпион взял телефон и кому-то дозвонился.
— Готовность тридцать секунд! — сказал он неизвестному абоненту. — Как только я появлюсь в вашем поле зрения, начинаем!
Агент вывел машину на широкий проспект, наподдал газу, и «Запорожец» стремительно влетел в
