'спецназовцы', не раздумывая ни минуты, бросились беспощадно колошматить своих соплеменников, жителей этих поселений, и не нашлось ни одного из этих погромщиков, кто отказался бы выполнять приказ. Хороший повод пошевелить мозгами для тех, кто любит разглагольствовать, кто рабы, а кто не рабы.
Но вернемся к нашей героине, чтобы сказать о ней последнее слово. Скончалось матушка Амвросия незадолго до окончания Великой Отечественной войны, в августе 1944 года, и была похоронена в Сергиевом Посаде, на старом Клементьевском кладбище. Вплоть до ухода в мир иной, несмотря на слабеющие силы, продолжала она без отказа врачевать нуждающихся в помощи. Автор 'Записок' о ней, монахиня, хорошо знавшая ее, пишет: 'Матушка не любила поучать. Она больше говорила о том, что сама прошла опытом и провела в жизнь'. 'За плечами лежал длинный, доблестно пройденный путь'.
Однажды к Серафиму Саровскому пришел некий профессор и начал разглагольствовать о Православии, вроде бы даже и поучая старца. Выслушав краснобая, преподобный Серафим сказал: 'Учить так легко, а вот попробуй проходить делом то, чему учишь'. И какой легион так называемых ученых, 'докторов наук', писателей пустились ныне в говорильню, строчкогонство о Православии на манер того болтуна, о котором говорил Сталин: человек управляет языком, а Радеком управляет язык. Вот недавно в 'Литературной газете' (№ 27, 4 - 10 июля 2007) был опубликован материал 'круглого стола' под заглавием 'Спасет ли православие христианскую цивилизацию?'. Не будем вдаваться в диковатость для православного сознания самой постановки вопроса, так же как - экуменической подкладки в затее организатора 'круглого стола'. Это тема особая. Среди участников обсуждения были 'представители всех христианских конфессий', но тон задавали 'интеллектуалы'. Возглавлявший 'стол' А. Ципко находился вроде бы в пикантном положении: ведь не кто иной, как он, писал, что в православном храме видит только рабские лица; не он ли восхищался папой римским Иоанном Павлом И, стыдя нас, православных, что этот папа во времена тоталитаризма защищал религию, веру, а мы так неблагодарны к нему (видимо, и за то, что этот папа сыграл такую зловещую роль в уничтожении нашего великого государства). Он же, Ципко, прославился несусветной хвалой в адрес иуды Горбачева, в российском промасоненном фонде которого обрел прибежище. Видно, не удивляет его и то, что другой, созданный в 1992 году американский фонд Горбачева в Сан-Франциско, получивший в 1995 году новое название: Мировой Форум (фонд Горбачева), стал центром, где мировой закулисой, ее крупнейшими деятелями разрабатываются планы 'нового мирового порядка' с закабалением народов, ликвидацией 'излишнего населения', с глобальным контролем над человечеством, заменой христианской цивилизации - иудейско-масонской (об этом пишет известный историк Олег Платонов в своей книге: 'Почему погибнет Америка: Тайное мировое правительство', Краснодар, 2001). Именно фонд Горбачева выступил с идеей создания международной так называемой Организации Объединенных Религий, в качестве надзирателя над религиями мира (за исключением, разумеется, иудейской). И странновато, что поклонник этого цербера 'мировой религии', вообще человек с таким набором антиправославных симпатий занял место на капитанском мостике 'круглого стола', дабы указывать непререкаемо, куда 'плыть православию'.
Впрочем, такую решимость Ципко может отнести за счет той бердяевской (белибердяевской, по Солоневичу) 'философии свободы', какую с младости он возлюбил (по собственному признанию) и волен таковой держаться при любых обстоятельствах. Вот и здесь, за этим 'круглым столом', - полная 'свобода' во всем. Например, в 'оценке и субъекта декоммунизации и субъекта христианизации советской России. Несли в себе Бога не только те, кто принадлежал к 'малому стаду', те, кто в советское время через воцерковление выражал свой протест против системы, но и 'большое стадо' морально развитых людей, кто отличал добро от зла, кто не принимал идеологию классовой борьбы, мораль Павлика Морозова'. Пишет это (как сказано о Ципко в справке одной газеты) член КПСС с 1963 по 1990 г., ответственный работник ЦК КПСС (об этом не сказано), и хотя ныне он рекомендует себя православным, тот партийный, цековский знак нестираем в его сознании.
Воцерковление он иначе и не может себе представить, как только в качестве 'протеста против системы'. Так и представляешь себе тех ретивых 'партийцев', 'агитаторов', которые в людях воцерковленных, верующих видели врагов советской системы. Уж не думают ли подобные охранники, что сама Литургия, Евхаристия, принятие Тела и Крови Христовых, что непостижимое, страшное это Таинство, на котором держится мир и будет держаться до его скончания, - неужели и это также не что иное, как 'выражение протеста против системы'?
В своей статье в 'Литературной газете' (28 февр. - 6 марта 2007 г.) А. Ципко, именуя меня 'основоположником красного патриотизма', цитирует отрывок из моей статьи 60-х годов 'Просвещенное мещанство': 'Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия. Это равносильно параличу творческого гения народа'. По поводу этой цитаты Ципко пишет: 'Красные патриоты защищали социализм не во имя Маркса и Ленина, а прежде всего как надежный заслон от искуса буржуазного благополучия, защищающий, как они считали, Россию от морального и духовного разложения'. Это правильно. Время показало, что с сокрушением социализма, с внедрением культа наживы, буржуазного благополучия, 'воровства, разбоя' (этими словами определял сребролюбие Игнатий Брянчанинов) - Россия в результате и оказалась жертвой наступившего морального и духовного разложения. Казалось бы, именно этой реальностью и объясняется главная причина нынешнего катастрофического состояния России. Однако, виновником этого автор объявляет тех же 'красных патриотов', 'красных славянофилов, которые по его словам', 'связали в своем мировоззрении духовность с аморализмом, с преступлением' (следует ссылка на пресловутый пиарский антисталинский фильм 'Покаяние', а точнее сказать - огульное охаивание советской эпохи). 'Красный патриотизм... всеми своими ценностями, своими устремлениями находился в вопиющем противоречии с настроениями советских людей, а главное - с настроениями советской интеллигенции, которую перестройка вывела на политическую сцену'. Что представляла из себя 'советская интеллигенция' в 'перестройку' и кто был заводилами в ней, какие фигуры орудовали на политической сцене - слишком хорошо известно, и сам Ципко прямо из ЦК сиганул в эту остервенелую 'пятую колонну'.
Удивительно, как переиначивает Ципко мое понимание буржуазности, 'просвещенного мещанства', сводя его к бытовому мещанскому комфорту: Лобанов 'восстает против буржуазности как благополучия, устроенности отлаженного быта'. Речь в моей статье идет о мещанстве духовном, а не бытовом, житейском, о 'сытости духовной', на чем я остановлюсь в дальнейшем. Ципко же так заворожен мещанством бытовым, что абсолютно уверен: 'все великие творения европейской культуры нового времени были созданы европейскими мещанами, привыкшими к сытой и устроенной жизни'. Оставим в стороне 'великие творения европейской культуры', якобы созданные мещанами (уже не мещанин ли и гениальный французский ученый Паскаль, живший свято и говоривший о едином порыве милосердия, превышающем все тела, звезды во вселенной и все сотворенное человечеством), но прелесть самой этой 'отлаженной жизни' давно уже не секрет. Герцен, рвавшийся на Запад и проживший там много лет, был в ужасе и отчаянии от 'мелкой и грязной среды мещанства, которое, как тина, покрывает зеленью своею всю Францию'; буржуа 'обрюзг, отяжелел', он 'смеется над самоотвержением', каменея 'в разврате самом гнусном'. 'Все мельчает и вянет на истощенной почве: нету талантов, нету творчества, нету силы мысли, нету силы воли, все нищают, не обогащая никого... нравы мелкой буржуазии стали общими'. По словам Герцена, перед буржуа падает кисть художника. К. Леонтьев говорил о 'среднем европейце' как воплощении буржуазной безликости, посредственном, сером, без всякой индивидуальности, 'красок' мещанском стереотипе.
И в России появились тогда свои доморощенные буржуа - мещане, обосновавшись и в литературе. Адвокат Лужин с его деляческим духом в 'Преступлении и наказании' Достоевского ораторствуя о прогрессе, самодовольно изрекает: 'Мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего'. Для Смердякова в 'Братьях Карамазовых' все 'неправда', что находится за рамками рационалистичности, о гоголевских 'Вечерах на хуторе близ Диканьки' он с ухмылкой говорит: 'Про неправду все написано'. На Западе же столь завидная для Ципко 'устроенность отлаженного быта' дошла до того, что наиболее прозорливые мыслители заговорили о конце этого 'рая' ('Закат Европы' Шпенглера), а ныне уже говорят о его гибели ('Смерть Запада' Бьюкенена). Нынешнее время на Западе с гордостью именуется 'постхристианским'.
Ципко в 'Просвещенном мещанстве' не увидел главного, того, о чем, например, со злорадством писал диссидент-эмигрант А. Янов в своей вышедшей в Нью-Йорке, затем изданной в России книге 'Русская идея и XX век'. По поговорке 'У страха глаза велики' он так отреагировал на статью: 'Сказать, что появление статьи Лобанова в легальной прессе, да еще во влиятельной и популярной 'Молодой гвардии' было явлением
