— И все-таки, несмотря ни на что, ты ужасно мил! И это меня оправдывает. И Эллен тоже. А, кстати, ты знаешь, что мужчине столько лет, на сколько он может? У вас одни молодые старики! Да, непонятно, что я у вас столько времени делаю… Прямо пропадаю заживо! А твои бесконечные собаки и кошки? Я давно обалдела от их количества!
Кончита до сих пор говорила 'у вас', очевидно, считая, что до сих пор находится в обожаемом Мадриде. И как всегда, понесла какую-то чушь… Остановить ее словоизлияния было попросту невозможно. Бертил старался не раздражаться и терпеливо выслушивал ее до конца. Пока в один прекрасный день не понял, что больше слушать не в состоянии. И разошелся.
Но Кончита и после развода не перестала петь и смеяться. А по утрам, по-прежнему приплясывая, вылетала из дома. Очевидно, на поиски настоящего любовника.
Маша полюбила заезжать к Инне Иванне на Сухаревку. Включала телевизор и внимательно выслушивала сообщения об очередной серии войн, убийств, грабежей, пожаров, землетрясений и наводнений. Других новостных блоков в России больше не существовало.
— 'Если хочешь сойти с ума, лучше способа нет…' — прокомментировал телевидение в телефонном разговоре с дочкой отец, вспомнив любимый шлягер. — Трудно жить без руки или ноги, а без головы легко!
— Выключи эти страшилки-пугалки! — наконец, не выдержав, закричала мать. — Немедленно! Мне вредно это видеть и слышать. После них не хочется ничего на свете! А мне и так осталось жить два понедельника!
— Ну, мама, перестань! — взмолилась Маша.
Она терпеть не могла постоянных напоминаний матери о ее якобы давно наступившей старости и близкой смерти. Отец придерживался того же мнения о себе. У родителей в последнее время это превратилось в манию.
Инна Иванна внимательно оглядела дочку. Смотрин она не упускала никогда, поскольку дочкиных одеяний не одобряла ни при какой погоде.
— А это кепи ты одолжила у мэра? И надолго?
— Ты хочешь такое же?
Еще один оценивающий взгляд.
— Да нет… — задумчиво отказалась мать. — Мне уже не по возрасту.
— Но он же носит! — логично заметила Маня. — А градоначальник, мне кажется, постарше тебя не на один год.
— Что дозволено мэру, то не дозволено горожанину! — заявила Инна Иванна. — Если ты снова присосалась к телевизору, я пойду наверх!
И мать поднялась по лестнице на второй этаж квартирки — всегда тихий, полутемный и чуточку таинственный. Из маленького высокого окна струился почти неземной свет, до потолка можно было запросто дотронуться рукой даже не с Машиным ростом… и хотелось оставаться здесь как можно дольше, оторвавшись от всего существующего, забыв его и наплевав на все происходящее за этими стенами.
В глазах у Мани уже рябило и пестрело от лиц депутатов, громогласно и завораживающе суливших другую, совершенно прекрасную жизнь в новой, иначе обустроенной и бодро шагающей в великое завтра стране по имени Россия. Слушать их почему-то казалось слишком приятно и увлекательно. Интрига раскручивалась на глазах. Обещалки и увлекалки обладали чудовищной магнетической силой. Пока еще депутаты не начинали дебошей и драк в зале Думы. РОДы — разговор, объяснение, драка — появились немного позже. Политическая стилистика потрясала сначала своей вкрадчивостью, а потом — низостью и откровенностью. Впрочем, обогащение депутатов поражало значительно сильнее их словоблудия и лицемерия.
— У ума есть предел, но глупость беспредельна, — повторял отец. — Хотя даже она не освобождает от необходимости думать. Вся страна слушает пустую говорильню, еще раз доказывающую, что история всегда повторяется, но сначала в виде трагедии, а потом — в виде фарса. И нельзя заставить вурдалака пить морковный сок!
Маша вспомнила танки на улицах и недоуменные, ошарашенные лица военных и прохожих… У некоторых в глазах застыли животный ужас и страх. Страх завтрашнего дня.
— А чем все эти депутаты, по-твоему, отличаются друг от друга? — спросила как-то Маша Инну Иванну.
— Фамилиями, — довольно удачно сориентировалась мать. — А так яблоко от груши недалеко падает, и правая и левая руки совсем рядом!
В маленькой двухэтажной квартирке под чердаком часто остро пахло перекисью водорода: Инна Иванна усердно закрашивала свои седины. Она начинала опасно полнеть, поскольку яростно заедала все свои проблемы и мужа заодно. С помощью краски и кремов мать выглядела пока достаточно молодо, но становилась слезливо-сентиментальной, суетливой до жалости и часто жаловалась. Особенно после телевизионных новостей.
— У меня только давление повышенное, остальное — слух, зрение, память — все пониженное! И ужасное сердцебиение!
— Мне кажется, мама, было бы хуже, если бы сердце не билось, — заметила Маша.
— С тобой ничем нельзя поделиться! — тотчас взвинтилась Инна Иванна. — Ты вся в отца! Он тоже только твердит без конца свое заезженное: 'начальник паники, начальник паники!' Шипит, как бикфордов шнур! Вставил бы лучше зубы! Боится! И уверяет, что для него это слишком дорого. Это для него-то! Вечно тайком от меня клал деньги на книжку! Ему все наши любые инфляции и дефолты нипочем. А у меня никакой паники никогда не было и нет. Вот, ты посмотри, сколько в этом месяце магнитных бурь! Значит, одышка и постоянные перепады давления.
И мать сунула Мане в руки вырезку из газеты.
— Мама, и ты туда же! — укоризненно сказала Маша. — Элька без конца талдычит об этих бурях… А дни магнитных бурь специально придуманы для того, чтобы все знали, когда нужно обязательно еле-еле таскать ноги. Иначе нам не догадаться. И вообще, 'будет буря, мы поспорим и помужествуем с ней'.
Она боялась жалеть Инну Иванну, потому что тогда обеим станет совсем плохо.
Теперь Маня довольно часто звонила матери.
— Мама, ты как себя чувствуешь?
— А я уже никак себя не чувствую! — привычно заявляла мать. — Старею в бесполезной борьбе с медициной и возрастом. Болит все, кроме очков!
После развода с отцом, прошедшего довольно мирно и спокойно, она очень сдала. Утеряла внутреннюю готовность жить.
Однажды Маша застала ее за пересмотром платьев в шкафу. Инна Иванна перебирала их слишком внимательно и придирчиво.
— Собираешься на бал? — сдуру ляпнула Маня.
— Да вот думаю, — неуверенно и необычно беспомощно отозвалась мать, — что бы надеть… Или лучше купить новое? Ты не посоветуешь? В субботу должен заехать отец, у него проблемы с новой книгой, просил помочь понабивать текст. Подвела очередная дура-машинистка. Интересно, на какие деньги он собирается издавать свой последний роман? Теперь за все надо платить.
— Надо привыкать к новой жизни. У нас теперь рынок. Добрались, наконец, — опять неудачно брякнула Маня. — А то потом бродят вокруг какие-то разбитые осколки… Но в туалетах я не шуруплю… Всю жизнь прошлепала в джинсах…
Среди бедных, довольно безвкусных платьишек матери выбрать было практически нечего. Она, как и бабушка, никогда не отличалась пристрастиями к нарядам и косметике, почти полностью их игнорировала и носила, что ни попадя. Что это случилось вдруг с ней? Почему она так тщательно готовится к приезду отца? Ей просто одиноко или…
— Ах, вот как? Значит, надо привыкать? Мыслюха! — моментально вспылила Инна Иванна. — Рынок! Да какой это рынок? Базар! В следующий раз приводи с собой Антошку! Это моя заплатка! С ним я всегда легко нахожу общий язык, без всякого привыкания, а с тобой — нет! Наверное, я впала в настоящее бабушинство.
