(не для ушей корпорации):
«Если они будут стараться, то достанут десять и сто таких щитов и что я буду тогда делать?»;
(для ушей корпорации):
«Эпарх повторяет нищим Города, что не интересуется, куда делся щит, ибо это дело ангельское. Он не беспокоится сам и советует не беспокоиться другим касательно русских купцов – тем достаточно знать, что щит в свое время был повешен, они это хорошо помнят и не забудут никогда. Если же щит все-таки появится на горизонте корпорации, то просто эпарх советует этого от него не скрывать».
Возвращение
(сказание участника похода)
«Спрашивали нас в Киеве, сколько дней мы спорили с Царьградом, и мы отвечали, что простояли там только четыре дня и ночи, и Киев удивлялся.
Спрашивали, сколько воинов оставили мы под Царьградом, и говорили мы, что в дороге утонуло и умерло от боления дважды по сорок воинов, а под Царьградом не остался никто. И Киев еще больше удивлялся.
Но не удивлялись мы, ибо знали уже, что дело совершается не временем и числом, а умением задавать такие вопросы, над которыми мир долго будет ломать голову.
Спрашивали в Киеве, бился ли князь с греческим царем Львом, и отвечали мы, что князь не входил в Царьград, а Лев из Города не выходил, но Олег победил Льва. «Стрелой достал-победил?» – «Нет, – отвечали мы, – умыслом». – «А бросали греки на вас со стены камнями, горячей смолой обливали?» – «Нет, – говорили мы, – только мраморную деву ночью за ворота вынесли, а мы ее обратно в Город вернули».
И удивлялся Киев и не мог всего понять, да и мы всего объяснить не могли, ибо как объяснишь тому, кто не был, что случалось там, где не было его, – все никак понять не может.
А каменщиков греческих поместили в лучших домах и за делом их наблюдали, а в следующее лето кто хотел из них, отправился в наших лодьях к Царьграду, а кто не хотел, остался.
Началось с пути, путем и кончилось, путем и продолжится…»
Заповеди летописца
Есть люди, которые, первый раз в жизни повстречав верблюда, опишут его в тот же день очень точно. Через год они расскажут о верблюде так, будто видели простого осла. Через пять лет – словно повстречали собаку.
Есть другие рассказчики. В тот же день он расскажет о верблюде, что у него, кроме горбов и длинной шеи, были большие белые крылья и рог во лбу. Через год он добавит животному кабаньи клыки и пламя из ноздрей. Через пять лет, забыв о горбах и длинной шее, он украсит верблюда – в придачу к крыльям, клыкам, рогу и пламени – павлиньим хвостом, и будет тот верблюд нести яйца, по два в год, размером с голову теленка.
И наконец, есть люди, которые, повстречав верблюжий караван, будут потом рассказывать, как видели сто горбунов, скачущих на тонконогих арабских конях. Что все горбуны были из далекого Царства Горбунов, известного на Востоке, и негорбатый в том царстве считается уродом, а неодноглазый – калекой. Поэтому человеку, который пишет Хронографы, или Временные Письма, нужно уметь, слушая рассказчика, видеть то, что было на самом деле.
Тот, кто видел сам, знает только половину. Кто слышал от того, кто видел, знает еще и того, кто видел. Кто слышал многих видевших, знает уже почти все, но может представить себе совсем не то. Зная арифметику, мы можем сказать, что она не пригодна для занятия летописца. Разные сведения нельзя складывать. Их нельзя и умножать одно на другое. Конечно, правильным было бы вычитать одно из другого, и остаток будет истиной, но сколь мала она будет! Итак, летописец должен отринуть арифметику и обратиться к поэзии, здравому смыслу и далеким слухам, совместить эти несовместимые вещи на острие писчей трости и перенести на пергамент. В конце концов, воловья или телячья шкура, на которой мы пишем, неподдельна, хотя бы это будет истинно.
Но непременно надо уметь отличать великое от малого, героя от злодея, правдолюбца от мошенника, а уже горькое от смешного читатель сам отличит.
Об этой музе нам рассказывали, что живет она у теплого моря далекого, носит широкие шелковые одежды, что браслеты на ее руках – слова, а ожерелье – из загадок, в корону вставлены блестящие осколки людской памяти, а пояс – из золота мудрости. Она помнит песни всех времен и выходит под вечер к теплому морю, и поет, и те – в какой бы стране они ни жили, – что составляют Хронографы, могут услышать Клио, и перо их бежит быстрее, и истина им открывается. Живет муза в пещере, к ней приползают змеи, слетаются орлы, а в глубине пещеры летучие мыши листают и перекладывают книги…
Но сами мы этого не видели, и не знаем, насколько все это так.
История
Константин, помощник эпарха, составил историю русской осады Константинополя. Здесь действовали и ангелы. А договор был заключен сразу же, как из Золотых Ворот навстречу князю вышел логофет дрома Фома. Князь Олег дивился, как было здесь сказано, богатству и силе Города. О щите же говорилось смутно: русские князья, мол, делают все по варварским обычаям и никак не могли обойтись без них и здесь…
Прочтя этот опус, эпарх сказал:
– Теперь понятно, отчего в Городе еще столько непорядка – мой помощник занимается хронографией…
– Я хотел бы еще, – сказал Константин, – представить эту историю в один из праздников на ипподроме. Сейчас в Городе как раз большая группа ловких акробатов.
– Где ты возьмешь столько корабликов, сколько было у славян? А без этого будет не то впечатление.
Константин подумал, что эпарх не научился и не научится никогда мыслить отвлеченно и не понимает театральной условности. Но эпарх думал о другом…
