В этот день поле удерживал Бог Света. Клевреты Ниррити так и не вошли в Кейпур. Ганеша пал от меча Ольвигга, когда пытался нанести удар в спину Браме, дравшемуся с Ниррити на холме. Затем Ольвигг упал, зажав живот, и пополз к скале.
Брама и Черный переглянулись, когда голова Ганеши покатилась вниз.
— Это он говорил мне о Кильбаре, — сказал Ниррити.
— Ему нужен был Кильбар, — сказал Брама, — и он хотел приобрести Кильбар. Теперь я знаю, почему.
Они бросились друг на друга, и броня Ниррити сражалась за него с силой многих.
Яма пришпорил коня на подъеме и неожиданно был засыпан песком и пылью. Он поднес к глазам край плаща и услышал над собой смех.
— Где теперь твой смертельный взгляд, Яма-Дхарма?
— Ракша! — зарычал Яма.
— Да. Это я, Тарака.
И Яма внезапно был окачен галлонами воды; лошадь его встала на дыбы и опрокинулась на спину.
Яма стоял на ногах с мечом в руке, когда крутящееся пламя приняло человеческую форму.
— Я смыл с тебя этот проклятый репеллент, бог смерти. Теперь я уничтожу тебя своими руками!
Яма сделал выпад. Он разрубил своего серого противника от плеча до бедра, но на Тараке не оказалось ни крови, ни следа удара.
— Меня не убьешь, как убил бы человека, о Смерть! Но гляди, что я сделаю с тобой!
Тарака прыгнул на Яму, прижал его руки к бокам и швырнул его на землю. Поднялся фонтан искр.
Брама наступил коленом на спину Ниррити и оттянул его голову назад, от энергии черной брони. Как раз в это время Бог Индра спрыгнул со своего слизарда и занес свой меч Громовую Стрелу над Брамой. Он услышал, как хрустнула шея Ниррити.
— Тебя защищает твой плащ! — закричал Тарака, борясь с Ямой на земле, и взглянул в глаза Смерти…
Яма сбросил с себя обессиленного Тараку, отшвырнул его прочь и бросился к Браме, даже не подобрав свой меч. Когда он поднялся на холм, Брама парировал удары Громовой Стрелы; кровь струилась из обрубка его левой руки и из ран на голове и груди. Ниррити стальным захватом сжимал его лодыжку.
Яма закричал и выхватил кинжал. Индра отступил, чтобы его не достал меч Брамы, и повернулся к Яме.
— Кинжал против Громовой Стрелы, Красный? — спросил он.
— Ага, — сказал Яма и взмахнул правой рукой, перекинув кинжал в левую руку для истинного удара.
Острие вошло в предплечье Индры. Индра выронил Громовую Стрелу и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но при падении подсек ноги Индры и увлек его за собой.
Теперь Аспект Ямы полностью владел им, и под его взглядом Индра стал как бы засыхать. Как раз в момент смерти Индры Тарака прыгнул на спину Яме. Яма пытался освободиться, но на его плечи словно навалилась гора.
Брама, лежавший рядом с Ниррити, сорвал с себя броню, смоченную демонским репеллентом, и швырнул ее через разделявшее их пространство; броня упала рядом с Ямой.
Тарака отскочил. Яма повернулся и взглянул на него. Тогда Громовая Стрела прыгнула с того места, где упала, и полетела в грудь Ямы.
Яма схватил обеими руками лезвие, когда острие было в нескольких дюймах от его тела. Оно продвигалось вперед, и кровь из ладоней Ямы капала на землю.
Брама обратил смертельный взгляд на Властелина Адского Колодца, и этот взгляд вытягивал из Тараки саму силу жизни.
Острие коснулось груди Ямы. Яма рванулся в сторону, и лезвие прошло от грудной кости к плечу.
Глаза Ямы стали как два копья. Ракша потерял свою человеческую форму и обратился в дым. Голова Брамы упала на грудь.
Тарака завизжал, когда Сиддхарта подскакал к нему на белой лошади, а в воздухе слышался треск и запах озона.
— Нет, Связующий! Удержи свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…
— О, глупый демон! — сказал Сэм. — Не надо было…
Но Тарака больше не существовал.
Яма упал на колени рядом с Брамой и стал затягивать жгут на остатке левой руки Брамы.
— Кали! — говорил он. — Не умирай! Поговори со мной, Кали!
Брама задыхался. Глаза его открылись, но тут же закрылись снова.
— Слишком поздно, — пробормотал Ниррити, повернул голову и взглянул на Яму. — Или, вернее сказать, как раз вовремя. Ведь ты Азраил? Ангел Смерти?
Яма хлестнул его, и кровь на его руке размазалась по лицу Ниррити.
— «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, — сказал Ниррити. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…»
Яма снова хлестнул его.
— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо и они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»
— «И блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими», — сказал Яма. — Входишь ты в этот кадр, Черный? Чей ты сын по той работе, что ты сделал?
Ниррити улыбнулся.
— «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное».
— Ты сумасшедший, — сказал Яма, — и только поэтому я не возьму твою жизнь. Отдай ее сам, когда будешь готов, а это произойдет скоро.
Он поднял Браму на руки и пошел обратно к городу.
— «Блаженны вы, когда будут поносить вас и всячески неправедно злословить за Меня…»
— Воды? — спросил Сэм, откупоривая фляжку и поднимая голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слегка кивнул. Тонкая струйка воды медленно полилась ему в рот.
— Кто ты? — спросил Ниррити.
— Сэм.
— Ты? Ты снова возродился?
— Это не в счет, — сказал Сэм. — Мне это не составило труда.
Слезы брызнули из глаз Черного.
— Однако это означает, что ты победил. — Он задохнулся. — Я не понимаю, почему Он допустил это…
— Это только один мир, Рэнфри. Кто знает, что делается на других? И я желал выиграть, в сущности, не сражение. Ты это знаешь. Мне жаль тебя и жаль все. Я согласен со всем, что ты говорил Яме, и с этим так же согласны последователи того, кого они называли Буддой. Я уж не помню теперь, я ли был Буддой, или им был другой. Но теперь я отошел от этого. Я снова буду человеком и позволю людям хранить того Будду, который живет в их сердцах. Каков бы ни был источник, послание было чистым, поверь мне. Только по этой причине оно пустило корни и стало расти.
Рэнфри проглотил еще немного воды.
— «Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», — сказал он. — Воля более сильная, чем моя, определила мне умереть на руках Будды, избравшего этот Путь для этого мира… Дай мне свое благословение, о Гаутама. Я умираю…
Сэм наклонил голову.
