Книга из человеческой кожи

монахини-художницы достойны всяческого восхищения и даже чуточку снисхождения за благочестие их картин».

Ведьма злобно скалилась и открыто вслух выражала свое недовольство, когда слышала эти слова.

Когда я вошла в кабинет priora, лицо ее осветилось добротой.

– Сестра Констанция, к вам посетитель.

Я попыталась изобразить недоумение, но она легко и благородно избавила меня от неприятной необходимости лгать ей.

– Я уверена, что в монастыре Святой Каталины уже известно о второй семье вашего отца и о том, что у вас есть сводный брат, дорогая моя. И сейчас меня больше занимает вопрос, как нам следует поступить далее.

Я кивнула.

– Разумеется, такое положение дел нельзя назвать иначе как аморальным, и на него не подобает смотреть сквозь пальцы. Естественно, было бы намного лучше, если бы ничего подобного в мире не происходило.

А затем, чтобы смягчить суровость своих слов, она лукаво подмигнула мне.

– Однако же синьор Россини сумел сочинить божественную музыку даже для таких актов супружеской неверности, так что нам следует смириться с тем, что время от времени они случаются, а несколько лишних лет в чистилище можно считать достаточным наказанием для тех, кто совершает подобный грех. Кто мы такие, чтобы и на земле подвергать их каре? Итак, вопрос стоит следующим образом: должны ли мы позволить вам увидеться с вашим сводным братом Фернандо?

– Если бы решение зависело от меня, я бы ответила «да», – храбро заявила я, – потому как он невиновен. Он не выбирал как и где ему появиться на свет.

– И я бы тоже от всего сердца сказала бы «да». Но я должна думать и о том, как будет судить нас окружающий мир Поэтому ход моих мыслей таков: у этого юноши хорошая репутация. Он набожен, трудолюбив и поддерживает свою мать чем только может. Более того, обстоятельства его рождения не испортили его характер, что иногда случается.

При этом обе мы подумали, что характер второго брата иначе как крайне испорченным назвать нельзя.

– В подобных случаях, – продолжала priora, – когда горячая испанская кровь частенько становится причиной возникновения таких скандалов, я попрактиковалась в изучении общественного мнения на примере моей vicaria, поскольку более строгого цензора, нежели она, найти трудно.

– Она наверняка скажет «нет»! – запротестовала я.

– Разумеется, – невозмутимо ответствовала priora. – Вопрос заключается в том, как сделать так, чтобы ее «нет» выглядело ошибочным. Вы должны дать мне некоторое время на раздумья. А пока что я возьму на себя роль дружеского посредника по отношению к молодому мастеру Фернандо, чтобы не развеять окончательно его надежды на встречу с вами. У меня такое чувство, будто это много для него значит.

– Я слышала, что они очень бедны и живут исключительно на его заработок сапожника, – сказала я. – Я бы хотела что-нибудь сделать для них, проявить сострадание и оказать благотворительность.

– Вы имеете в виду ваше приданое?

– Там столько серебра! Было бы справедливо…

– Но теперь оно является собственностью монастыря. Оно было передано в монастырь Святой Каталины от вашего имени, и я не имею права распоряжаться им по своему усмотрению. Для пожертвований подобного рода существуют строги правила. А пока ступайте, дитя мое. И пожалуйста, пришлите мне сестру Розиту, чтобы она сыграла на пианино. Под музыку синьора Россини мне думается намного лучше.

Мингуилло Фазан

Чрезмерно любящий свою жену читатель поймет, в чем состояла главная трудность.

Мою вторую жену оказалось намного труднее загнать в нору, нежели первую. В Венеции нашлись и такие благородные семейства, которые наотрез отказывались даже выслушивать мои увертюры. Похоже, их тревожило то, что я пустился на поиски новой супруги еще до того, как умерла Амалия. Вдобавок ко всему чиновник Sanita, обеспокоенный кое-какими вздорными слухами, явился ко мне и потребовал разрешения осмотреть мою супругу.

Я отвел его в спальню Амалии, где он тщательно записал все симптомы ее довольно-таки апатичного состояния. Читатель вправе изумиться моему самообладанию, которое смело можно назвать историческим. И впрямь, в глубине души я чувствовал непоколебимое спокойствие. Я знал, что внешний осмотр моей супруги ничего не докажет.

Однако же, после того как чиновник убрался, я вдруг ощутил, что меня охватывает неудержимый гнев.

Страстно желая обзавестись супругой, способной родить мне сына, я уже начал некоторые приготовления по случаю моего нового бракосочетания, например запланировал изобильный стол, который повергнет моих гостей в шок своим богатством и изысканностью, а также заготовил горсть мелких монет и мешок сухарей для раздачи беднякам на ступенях Церкви. Свадьба обойдется мне почти в такую же сумму, как и приобретение книги из человеческой кожи!

Загадочный мистер Хэмиш Гилфитер должен был прибыть в Венецию в самое ближайшее время. Я даже начал подумывать, нет ли у него случаем парочки плодовитых дочерей, прижитых от какой-нибудь пребывающей в вечной меланхолии жены в скалистом шотландском замке. Если уж матерью моего сына не суждено стать уроженке Венеции, то для этой цели вполне подойдет и чужестранка. Преимуществами для меня станут ее невежество и изоляция от общества, в котором у нее нет знакомых и друзей.

Доктор Санто Альдобрандини

Sanita начала действовать по моему denuncia,[159] но ограничилась лишь официальным осмотром Амалии, прикованной болезнью к постели. Они даже не удосужились прислать к ней врача. У меня упало сердце, когда я сообразил, что только в случае смерти Амалии мой denuncia имел бы какие-либо последствия.

С помощью лекарств, которые так дорого обходились мне, мы день за днем поддерживали в Амалии жизнь. Иногда я страшился того, что мы лишь продлеваем ее агонию: смерть могла бы стать счастливым избавлением для несчастной девушки, связанной узами брака с Мингуилло Фазаном.

Тем временем все мысли Джанни занимал сводный брат, которого он обнаружил в Арекипе. Он был убежден в том, что мы должны написать юноше и рассказать ему о тех несчастьях, что выпали на долю его сестры. Добряк слуга разволновался не на шутку и все время бормотал что-то насчет «волос»,[160] но я никак не мог взять в толк, что он имеет в виду.

Порывистый и импульсивный Джанни также возлагал самые дикие надежды на шотландского торговца, который вскоре должен был прибыть в Венецию для встречи с Мингуилло. Этот торговец знавал Марчеллу еще в те времена, когда она занималась живописью вместе с Сесилией Корнаро. А потом само Провидение привело его в Венецию, откуда он благополучно сопроводил Марчеллу через океан в Южную Америку. Правдой было и то, что именно он передал нам с Джанни те единственные письма, которые мы получили от Марчеллы. Этот Хэмиш Гилфитер явно казался кем-то большим, чем просто услужливый курьер.

Но я не мог исполниться такого же энтузиазма, как Джанни. Проблема, на мой взгляд, заключалась в том, что этот Хэмиш Гилфитер вознамерился сотрудничать с Мингуилло Фазаном: уже за одно это я склонен был заранее счесть его недостойной и не заслуживающей доверия личностью.

Марчелла Фазан

– Это то же самое, что «да»! – Рафаэла была вне себя от радости.

– То же самое, что и «пока нет».

На следующее воскресенье в церкви я смогла обменяться застенчивыми улыбками с Фернандо и его матерью. Судя по тому, что лица их лучились радостью, priora и в самом деле вселила в них надежду на благоприятный исход.

Призвав меня к себе в следующий раз, мать настоятельница заявила: