– Ну конечно...
Роми запаниковала, голос охрип:
– Я должна была сделать то, что считала правильным...
– Я знаю.
С этими словами кончилось все. Ужасное, непоправимое молчание упало между ними. Что еще она могла сказать? Они – братья. И выдать одного, который ничего для нее не значил, значило предать другого, который для нее свет в окне.
Мертвым от боли голосом она спросила:
– Что вы хотите, чтобы я сделала?
Он поднял на нее такие же мертвые глаза. У нее оборвалось сердце.
– Вам придется уехать.
– Вы все-таки хотите, чтобы мы уехали?
– Да.
– Потому что я разоблачила вашего брата?
– Потому что должны были это сделать. – Он поднял блестящие зеленые глаза и взглянул на нее с нескрываемой болью: – Я не хочу ставить вас в такое положение, Роми. Не хочу заставлять выбирать между мною и вашими ценностями. Я сам бывал в таком положении и знаю, чего это вам стоит. Я не могу гарантировать, что мы снова не окажемся в таком же положении. Самые важные решения в моей жизни оказывались неудачными. – Он говорил не столько ей, сколько просто в ночь. – Я чуть не утопил Джастина. Я не помешал лейтенанту убить ребенка. Я натравил на него командование. Позволил уехать отцу одному...
– У вас на стене висит звезда с язычком пламени, Клинт!
Он сурово посмотрел на нее:
– А вы хоть представляете, за что я ее получил?
«Как странно он держится! Как будто это не его тело...»
– Меня три раза подстрелили, пока мой отряд устанавливал аппаратуру для скрытого наблюдения в одной деревне. Я привязал себя к капоту «хаммера» и продолжал стрелять, пока мы на всей скорости возвращались обратно в пустыню.
– Что же здесь недостойного? Это просто необычно.
– Я привязал себя ремнями с винтовок мертвых товарищей, так, чтобы остаться сзади, если потеряю сознание. Чтобы погибнуть от рук... чтобы погиб один я. – Он вскочил и отошел к другой стороне крыльца.
Оцепенение не сработало. Он продолжал истекать болью, которая прямиком попадала в грудь Роми.
– Это только делает вас человеком, Клинт.
Он вернулся к ней:
– Я должен быть суперменом, Роми, защитником королевства. Предполагается, что я должен присматривать за другими. А я подвел Джастина. Подвел того мальчика в пустыне. И теперь подвожу вас.
– Почему?
– У меня есть возможность быть с Джастином. Попытаться восполнить тот ущерб, который своим невниманием нанес ему, пока бахвалился перед девчонками. Компенсировать ему отложенный доступ к образованию. Это я ему должен.
У Роми от волнения дрожал голос. Ставки были очень высоки.
– Джастин выбирал сам, Клинт. И ребенком, и взрослым. Мы все делаем выбор и потом живем, разбирая его последствия.
Она заглянула в дом: не скатились ли с лестницы ее последствия.
– Он – мой младший брат, Роми. И у него неприятности. Если бы это был Лейтон, разве вы не помогали бы ему всем, чем могли?
Мысль о том, что Лейтон может попасть в беду, была ей неприятна...
– Да. Конечно. Но вы сами говорили, что каждый мальчик отправляется в поход, чтобы встать на ноги, и совершает собственные ошибки. Что и я не от всего смогу защитить Лейтона.
– Это не совсем то же самое.
– Разве? Может быть, Джастину пора взрослеть?
Клинту трудно было с этим согласиться. Так же как это будет трудно ей, когда придет черед Лейтона. Клинт был классическим примером того, что происходит, когда вы не можете отпустить ребенка. Клинт этого не видел, потому что стоял слишком близко, а лицом к лицу лица не увидать.
Он помрачнел и поднялся:
– Мне пора.
Вот и все. Она видит его в последний раз.
– Вы хотите предупредить Джастина?
– Я должен, Роми, поймите, пожалуйста.
– Я сказала то, что сказала. Я не могу держать Лейтона здесь, рядом с опасностью.
Он проглотил комок в горле:
– И я сказал, что сказал.
Когти вонзились в нее.
– Значит, я уеду.
– Вы оба должны уехать. Уезжайте туда, где сможете быть счастливы. Где мой мрак не будет накрывать вас.
Роми слишком много теряла в своей жизни, чтобы позволить себе сломаться. Она жестко выпрямилась и, задыхаясь, заговорила:
– Вы так сильно любите Джастина? – Клинт перевел на нее измученные глаза, а она еще добавила: – Настолько, что готовы скорее позволить уехать нам, чем разрешить уйти ему?
Они больше не притворялись, что между ними ничего нет.
– Так и должно быть. Речь ведь не обо мне.
– А если он того не стоит?
– Он мой брат.
Оно, конечно, так. А она, Роми, в жизни Клинта всего несколько недель. Какие шансы у нее против такого парня, как Клинт, который всю жизнь ищет искупления? А против семьи?
Роми отступила и позволила ему пройти.
Искаженное болью лицо Роми, ее смущение, ее предательство... Теперь это воспоминание останется с ним на всю жизнь. Он выстоял, когда проходил мимо, и уже почти миновал ее... Но в последний момент все-таки повернулся, нагнулся и ледяными губами прижался к пламени ее волос. Долгим поцелуем. Зная, что больше никаких поцелуев не будет. Никогда.
Она не хотела даже этого. Резко вырвавшись, побрела к дверям. И ушла. В дом. К своей семье. Ко всему, что он оставлял.
Клинт повернулся, пошел к машине и захлопнул дверь туда, где жили другие люди. А что, кроме боли, осталось в его и без того холодной жизни? Жизнь с безумными фантазиями? А совместная жизнь – разве не безумная фантазия? Такие люди, как он, не получают счастья даже на десерт. Он его не заслужил.
Весь комплект – женщина с ребенком – достанется какому-то другому мужчине. Более достойному, чем он. Его дорога ведет в другую сторону. Но если он может что-то сделать для брата, то это компенсирует Клинту и разлуку, и потерю... Это ведь тоже начало, разве нет?
Клинт остервенело рванул дверцу грузовичка. В этот момент раздался высокий, отчаянный вопль:
– Лейтон!
И бессильно повис в воздухе. Клинт понесся к дому, к кричавшей женщине:
– Он ушел! Кровать пустая.
Роми вылетела из дома и попала прямо в объятия Клинта. Она так дрожала, что это сразу привело его в боевое состояние.
