соблазнять и уводить из семьи его отца. А сам отец не был убийцей. Он был всего лишь несчастным человеком, пережившим личную драму.
Стоя в темном коридоре, Гейбриел на мгновение почувствовал слабость и уперся дрожащей рукой в оштукатуренную стену, пытаясь осмыслить все факты. Он еще не совсем оправился от потрясения и понятия не имел, что теперь делать. Однако надо как-то уложить в сознании то, что он сейчас узнал. А заодно заглушить острое разочарование. Получается, что женщина, перед которой он раскрыл душу, не испытывала к нему взаимного чувства. А он рассматривал ее в качестве будущей жены, спутницы жизни. Если бы она полюбила его, то, конечно, не стала бы так несправедливо обвинять.
Гейбриел ощутил болезненный укол в сердце. После их сегодняшней близости, после того, с каким самозабвением она ему отдавалась, было странно слышать из ее уст прежние упреки — будто он соблазнил ее ради того, чтобы добыть информацию. Выходит, он ошибался, когда думал, что понравился ей, что она, наконец, увидела его истинное лицо… Как раз в тот момент, когда он начал потихоньку ослаблять защиту и раскрываться, поверив, несмотря на все противоречия, в возможность их совместного будущего, она безжалостно швырнула его чувства ему в лицо. Как же обидно, черт возьми!
Однако он ни за что и никогда не признается ей в этом. И не будет сейчас об этом думать. Рана, которую нанесла ему Мора, еще слишком свежа и глубока, а у него есть другие дела. Только что он получил сведения, которые позволят ему восстановить доброе имя отца, вот этим и надо заняться в ближайшее время — сосредоточиться на расследовании и сделать все возможное, чтобы выбросить Мору из головы.
— Так-так, что это у нас здесь? — вдруг раздался женский голос у него за спиной.
Вздрогнув от неожиданности, Гейбриел обернулся и увидел леди Лэнскомб. Она стояла, небрежно прислонившись к косяку открытой двери, напротив комнаты Моры и смотрела на него, удивленно вскинув брови. Ее длинные белокурые волосы были распущены и свободно струились по плечам, а тонкий пеньюар подчеркивал пышные формы, почти не оставляя простора для воображения. От такого зрелища не один мужчина начал бы ронять слюни.
Но Гейбриел остался совершенно холоден.
— Интересно, что подумает тетушка леди Моры, если узнает, что вы посещали ее подопечную в столь поздний час, а, лорд Хоксли? — продолжила она сладким тоном жеманницы, и он даже в темноте заметил, как лукаво блеснули ее прищуренные глаза. — А что она подумает, если узнает, что сегодня днем юная барышня приходила к вам в спальню?
Гейбриел сжал кулаки. Проклятый Страттон! Он знал, что этот мерзавец не удержит язык за зубами!
Изменив свою нарочито вызывающую позу, виконтесса выдвинулась в коридор и со значением взглянула на дверь леди Оливии. Затем обернулась к графу, скрестив руки под грудью. Розовые губки дамы кривились в улыбке, но жесткий взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Может, постучаться и спросить?
Гейбриел тут же вышел из оцепенения и в несколько размашистых шагов преодолел разделявшее их расстояние. Леди Лэнскомб открыла рот, собираясь возмутиться, но не успела больше ничего сказать: схватив даму за руку, граф затолкал ее в комнату и захлопнул дверь каблуком сапога.
Все произошло так быстро, что виконтесса на мгновение растерялась, но вскоре в ее глазах опять вспыхнули игривые огоньки, и она прижалась к нему, хлопая ресницами.
— Вы такой решительный, милорд! — проворковала она. — Но если вы хотели зайти ко мне в спальню, вам надо было только попросить — я бы с радостью вас пригласила.
Он брезгливо тряхнул головой, отлепил от себя виконтессу и оглядел просторную комнату. В тусклом свете единственной лампы было видно, что, кроме них, здесь больше никого нет.
— Где ваш муж?
— Откуда мне знать? Когда я оставила его в бальном зале, он стоял, по локоть, запустив руку в лиф этой коровы, леди Керкенуэл. Вряд ли он появится до рассвета. — Она вскинула глаза на Гейбриела и призывно облизнула губы мокрым язычком. — Ну что, милый граф? Вы хотели немного поразвлечься до его возвращения? Если так, я к вашим услугам!
— Не знаю, в какие игры вы играете, миледи, но советую вам немедленно прекратить.
— Никаких игр. Просто мне противно смотреть, как вы тратите себя на эту маленькую дурочку, которая живет напротив. Ведь вы можете заполучить любую женщину, какую только пожелаете.
Гейбриел презрительно посмотрел на виконтессу:
— И вас в том числе?
— Конечно, дорогой, — произнесла леди Лэнскомб тихим страстным тоном и провела пальцем по его груди в распахнутом вороте рубашки. Кончик ее ногтя едва касался его кожи. — Я этого и не скрываю. Скажите только слово.
С трудом удержавшись от грубых действий, Гейбриел отстранил даму и шагнул назад, пытаясь установить между ними хоть какую-то дистанцию, пока у него не пройдет желание придушить эту женщину.
— Простите, Лидия, — твердо и категорично заявил он, — но, к сожалению, я вовсе не собираюсь развлекаться.
— Очень жаль, милый. Я бы ублажила тебя куда лучше, чем она. Если бы ты только позволил…
Замолчав, виконтесса вдруг откинула полы халатика и плавным движением плеч скинула его на полированный паркет, оставшись перед Гейбриелом в чем мать родила. Затем, вскинув голову, она медленно провела рукой по груди и животу, явно пытаясь привлечь его внимание к треугольнику светлых курчавых волос у нее между ног.
— Ну, как, нравится?
Гейбриел почти с медицинской отстраненностью оглядел ее тело, пышные формы. Он не мог не признать, что она неплохо сложена и достаточно привлекательна, но никаких эмоций, ни капли желания она в нем не вызывала, и он совершенно не собирался принимать ее предложение. В его сознании был образ другой женщины — нежной, невероятно притягательной и соблазнительной, несмотря ни на что.
Нагнувшись, он поднял с пола пеньюар и грубо сунул его в руки виконтессы.
— Хватит ломать комедию! — прорычал он. — Сейчас же оденьтесь!
— Но…
— Я сказал — хватит!
Щеки леди Лэнскомб покрылись гневным румянцем, виконтесса набросила на плечи халатик и напряженными резкими движениями затянула пояс.
— Боже мой, так я и думала — эта маленькая сучка тебя охмурила! — прошипела она. — Я поняла это на днях, увидев, как ты вылупился ей вслед на террасе — ни дать, ни взять влюбленный идиот! Но я не хотела этому верить. Почему ты с ней связался? Ведь ее мать довела твоего отца до погибели.
— Я сам решаю, с кем мне связываться, а с кем нет, и вас это не касается. К тому же маркиза не… — Гейбриел замолчал, разозлившись на самого себя. С какой стати он оправдывается? Он не обязан ничего ей объяснять. В этой женщине столько порока, что и не снилось леди Олбрайт, однако она прячется за своим высоким положением и еще имеет наглость обвинять Мору и ее мать в тех грехах, в которых повинна сама.
Гейбриел глубоко вдохнул, чтобы унять подступающую ярость, и вперил в даму ледяной взгляд.
— Я ухожу, миледи, — сурово сообщил он. — А вам советую как следует подумать, прежде чем клеветать на леди Мору. Я буду очень недоволен, если узнаю, что вы распускаете грязные беспочвенные слухи.
— Бес… беспочвенные? — запинаясь, переспросила виконтесса, негодующе раздувая ноздри. — Вы хотите сказать, что я все придумываю? Да как вы смеете? То, что я говорю, чистая правда, и вам это известно. Хорошо, что с моей помощью до лорда Уолдрона дошло, какая она потаскушка. У меня есть глаза, и я видела сегодня утром в бильярдной, как бесстыдно она к вам прижималась. Нет, дочь шлюхи не заслуживает титула маркизы!
Выслушав ее обличительную тираду, Гейбриел разозлился не на шутку. Так, значит, это леди Лэнскомб растрезвонила о происшествии в бильярдной! В конце концов, гадкая сплетня достигла ушей
