образы. Не то время и место, чтобы предаваться воспоминаниям. Большинство собравшихся гостей уже искоса посматривали в его сторону, и легко было представить их реакцию, потеряй он сейчас контроль над собой на глазах у многочисленных гостей.
Огромным усилием воли Ройс отогнал воспоминания и образы прошлого и вернулся к разговору с Хоксли, который продолжал свою речь, словно не замечая рассеянности собеседника.
– Я ведь не призываю тебя активно завязывать знакомства и вести светские беседы. Знаю, что удовольствие тебе такая перспектива не сулит, – в голосе графа были слышны нотки сдержанного веселья, – но, возможно, недоверчивость гостей развеется, если ты изменишь выражение лица, заранее отпугивающее тех, кто хотел бы завязать с тобой разговор.
Ройс крепче сжал бокал, пока хрупкий хрусталь угрожающе не затрещал в его руках.
– Ты не понимаешь.
– Наоборот. Я все прекрасно понимаю. Но черт возьми, Стоунхерст, не пора ли прекратить обвинять во всем себя? Уже девять лет, как умерла Корделия, и почти восемь, как не стало Алекса. Уверен, никто из них не желал бы для тебя жизни в постоянной скорби по ним.
Слова Хоксли будто плеткой обожгли лорда, обнажая еще не зажившие раны. Если бы все было настолько просто. Но это не так. Корделия и Алекс являлись лишь двумя жертвами из длинного списка потерь, случившихся в жизни Ройса. Одним из первых и самых тяжелых ударов стала кончина матери, чья жизнь оборвалась двадцать девять лет назад в момент его рождения. Он знал, что если позволит себе расслабиться, то неизвестно, кто уйдет из его жизни следующим.
– Ничего общего с самобичеванием это не имеет, – процедил Ройс в ответ. Затем рукой обвел толпу гостей, наводнивших столовую, и сказал: – Все это выше моих сил. Понятия не имею, как это делается. Как непринужденно вести себя в обществе? Война лишила меня этих навыков, и не думаю, что обрету их вновь. Иногда мне кажется…
Он запнулся, не в силах продолжить. Ну не мог он рассказать Хоксли о мраке, царившем в его жизни, сколько себя помнит. Грозное, агрессивное начало лишь росло в нем со времен Ватерлоо. Казалось, словно тень его былых грехов, ушедшая в прошлое, вновь возвращалась к жизни, готовая при малейшей возможности прорваться сквозь его сдержанный облик наружу.
На несколько секунд воцарилась тишина. Тяжело выдохнув, Хоксли покачал головой.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я представляю, каково тебе, – тихим голосом сказал он. – Если помнишь, до недавних пор все полагали, что мой отец убил мать Моры, прежде чем покончить жизнь самоубийством. И отношение ко мне было соответствующим.
Ройс вынужден был признать правоту графа. Лишь после того как его отец был оправдан в приписанном ему убийстве знаменитой леди Олбрайт, а Хоксли обвенчался с Морой, светское общество смилостивилось над ним, вновь допустив в свой круг.
– И несмотря на то, что отцу вернули доброе имя, – продолжал граф, – остались люди, которые предпочли, чтобы я канул в безвестность. Но это не входит в мои планы и угождать им я не намерен. – С язвительной усмешкой на лице он поднял руку, чтобы ободряюще похлопать Ройса по спине. – И тебе не советую. В любом случае подкрепление близко. Лорд Олбрайт и леди Эйми вот-вот будут.
При одном упоминании этого имени скованность Ройса удвоилась, а дыхание перехватило, словно он получил удар под дых. Проклятие, к встрече с ней он точно не был готов! Их неожиданное столкновение сегодня заставило его понервничать и взбудоражило в нем те чувства, которые он так усердно подавлял на протяжении последнего года.
Еще до приезда в Лондон он решил сделать все от него зависящее, чтобы избежать встречи с Эйми. В тот же момент, когда лорд вошел в сад четы Монро и увидел Эйми, готовую вот-вот свалиться с дерева, ему следовало развернуться и уйти. Но внутренний голос велел сделать именно то, что он и сделал. Когда Эйми очутилась в его объятиях, цветочный аромат, исходивший от ее волос, словно воспламенил все у него внутри. Ройс не в силах был противостоять желанию слегка подразнить ее, вызвать тот огонек, что озарял глаза Эйми в моменты редкой вспыльчивости.
Последствия вспыхнувшего пламени оказались самыми плачевными – он был взволнован, а ноющие ощущения в каждой клеточке тела давали знать о близости Эйми.
Ройс едва сдержался, чтобы не выдать себя стоном. Видимо, расстояние, разделяющее их на протяжении нескольких месяцев, ничуть не ослабило действия ее чар. Он был в полной растерянности и не знал, что со всем этим делать. Что он знал точно, так это то, что не намерен более подвергать себя испытанию встречей с Эйми. Не сейчас, когда тучи и так сгустились над его головой.
Допив бренди, Ройс поставил опустевший бокал на стоявший рядом мраморный столик и обратился к графу, стараясь сохранять спокойствие:
– Хоксли, благодарю за беспокойство. – Довольный, что голос его звучит спокойно и уверенно, несмотря на водоворот бурлящих внутри чувств, он продолжил – Действительно спасибо. Но боюсь, мне это не поможет. Я буду намного лучше чувствовать себя, оставшись наедине с собой. И хоть мне крайне жаль разочаровывать тебя и твою милую жену, но, похоже, именно так – в уединении – я и проведу остаток вечера. Так что, если позволишь?.. – Неловко кивнув, он развернулся и поспешил покинуть комнату раньше, чем граф успел что-либо возразить.
Выйдя из гостиной, Ройс почувствовал, как гул голосов превратился в неразборчивое жужжание. Облокотившись рукой о деревянную панель стены, лорд Стоунхерст попытался вернуть себе самообладание. Он понимал, что был достаточно груб с другом, но ничего не мог поделать. Любое промедление – и он бы являл собой жалкое зрелище, а это то, чего он старался избежать всеми возможными способами.
Но порадоваться своему успешному исчезновению Ройсу не удалось: чей-то знакомый голос, донесшийся с другого конца коридора, приветствовал его:
– Стоунхерст, дружище!
Ройс тихо выругался. Еще не обернувшись, он наверняка знал, кого ему предстоит увидеть. Несомненно, это маркиз Олбрайт, выйдя из холла, показался в арке в сопровождении сестры, леди Оливии. Следом за ними шла леди Эйми.
Янтарного цвета шелковое вечернее платье не изобиловало украшениями, квадратный вырез на груди эффектно подчеркивал все прелести Эйми. В образе ее чувствовалась собранность. Слегка опустив голову, она шла по коридору. Как всегда, создавалось впечатление, что, выбирая наряд, она следовала единственному критерию – чтобы он не бросился в глаза. Многие мужчины с большой долей вероятности
