— Да, — кивнула Ацухимэ. — Я думаю, было так. Ты подарил сэнсэю гравюру. Мастер Мацудайра увлекался гравюрами укиё-э. Наверное, его заинтересовало, почему укиё-э обита медью. Обычно она ничем не обита. Сэнсэй отодрал полоску, обнаружил тайник и в нем письмо. Трудно сказать, успел он или не успел разгадать тайнопись, прочитать послание и догадаться о его скрытой сути. Может быть, и не успел. Одно можно сказать с уверенностью — находку он показал одному из ближайших помощников по имени Цурутиё, которому полностью доверял...
— А ближайший помощник оказался соглядатаем и осведомителем, которого подсунул мастеру его заклятый враг, — такое, увы, частенько случается как раз с ближайшими помощниками, — подхватил Артем. — Нобунага, конечно, не мог смириться с тем, что его, полновластного даймё, не пускают в селение Касивадзаки. И он пристроил рядом с Мацудайра своего шпиона. Как он это сумел, тебе виднее.
— Год назад Цурутиё ездил на несколько месяцев по делам школы в Ицудо...
— Ага, вот там, наверное, Нобунага его и обработал. Я наслышан о родовой вражде между домами Мацудайра и Цурутиё. Скорее всего, даймё умело сыграл на струнах кровной вражды. Впрочем, это теперь не столь важно.
— Скорее всего, Цурутиё давно вынашивал планы убийства мастера, а тут все для этого сошлось, — сказала Ацухимэ. — Мастер поделился с Цурутиё своими догадками по поводу письма. Думаю, точно такими же догадками, какими я поделилась с тобой. Я не верю, что я разгадала тайный смысл письма, а сэнсэй не смог. Цурутиё понял, что нельзя допустить, чтобы кто-то еще узнал о письме. И он убил мастера Мацудайра. А свалил все на тебя. На кого еще сваливать, как не на чужеземца.
— Да, теперь мне все понятно.
Пока они с Ацухимэ беседовали под засохшим деревом, солнце взбежало уже на вершину небесной горы. Стало совсем тепло и хорошо.
— Но доказать измену Нобунага с помощью этого письма невозможно, — сказал Артем. — Нет прямых указаний, лишь косвенные... У меня есть причины ненавидеть Нобунага, но даже я не до конца уверен, что он...
— Не уверен! — перебила Ацухимэ, и глаза ее стали угрожающе сужаться. — А почему во владениях Нобунага объявились яма-буси? Вспомни слова моего брата, он все тебе сказал! Объяснение только одно — кто-то нанял яма-буси для убийства Нобунага. Думаю, кто-то в Киото и в Камакура знает или догадывается о планах Нобунага и хочет им помешать. Потому что не знает, как по-другому можно его остановить.
Артем почувствовал, что на данный момент уже сильно устал от всех этих нобунаг-шмобунаг и прочих ченг-цзеев, сынов Едигеевых.
— Может быть, Нобунага уже убит? — вяло предположил Артем.
— Нет, — уверенно помотала головой Ацухимэ. — Тогда в Касивадзаки обязательно появился бы гонец с сообщением о смерти даймё. Нет, он жив. И вообще, кому бы то ни было сейчас добраться до Нобунага очень сложно, а будет еще сложнее. Он ждет нападения и постоянно начеку.
— Может быть, следует идти в Киото, — предложил акробат, — найти там Хидейоши, показать ему письмо, пусть он покажет его императору или, если к микадо не пустят, покажет недоброжелателям при дворе Нобунага. Есть же у Нобунага недоброжелатели при дворе!
— Есть, и много. Но есть и те, кто за Нобунага. Только все это не имеет никакого значения, Алтём. Даже если мы раздобудем лошадей и доберемся до Киото за полторы недели, даже если Хидейоши поверит моим словам, а его словам поверят другие самураи...
— Пройдет слишком много времени, — закончил за нее Артем.
— Это не главное. Главное — никто не станет посылать войско, чтобы помешать даймё. В лучшем случае сюда пошлют чиновника с отрядом самураев.
— А их при необходимости самураи Нобунага легко перебьют.
— Да, Алтём, — устало сказала Ацухимэ. — Еще раз повторяю: помешать планам Нобунага можно, только убив его. Тот неизвестный, что нанял яма-буси, уже проходил по этому пути размышлений.
— Но даймё постоянно начеку и ждет нападения...
— Но он никак не станет пугаться женщины знатного самурайского рода, ей он позволит приблизиться к себе вплотную.
— Ах, вот что ты задумала, — протянул Артем. — Теперь я понимаю, куда и по какой дороге ты собираешься идти...
Артема разбудил громкий звук. Гимнаста, как на пружине, подбросило вверх. Фу ты, из-за какой ерунды шухер...
Это старик-жрец пошевелился, задел посох, прислоненный к перилам, и тот с грохотом упал на ступени. Старичок тоже проснулся, сладко почмокал губами, протер глаза, зевнул во весь беззубый рот, осмотрелся, хитро подмигнул Артему:
— Иди сюда, сядь поближе!
Артем подошел к дедушке. «Наверное, о вере заведет разговор», — подумал Артем. И не угадал.
— Ты странствуешь вместе с ней, — старичок-жрец мотнул головой в сторону храма, — значит, спишь рядом с ней, так?
— Так, — подтвердил Артем. И сразу ему припомнились их ночевки по пути сюда. Одна в лесу, другая — в каком-то замухрышном селении на постоялом дворе редкой убогости. На постоялом дворе спали в разных комнатах, и Артем выспался неплохо. А вот в лесу... Ее дыхание, тихий скрип соломенного мата под ее телом, ее близость, ее запах. Долго ворочался Артем на лапнике, не мог заснуть.
— Смотри, силой ее не бери, — вдруг сказал старичок.
Артем хотел сказать было: «Ее возьмешь, пожалуй! Враз сам без всякой силы останешься», но смолчал.
— Уж поверь мне. Терпи и получишь свое. Или же, — жрец с кряхтением поерзал на ступенях, — вот что сделай. В районе Айдзу находится храм Вакамия Хатиман. Рядом с храмом есть два пруда, в них водится таниси. Сходи к прудам, дождись ночи, поймай таниси и жди голоса. Ты услышишь, как голос требует возвращения таниси. Это голос ками пруда. Услышав его, скажи: «Я верну таниси в обмен на...» И назови, что желаешь получить.
Артем поблагодарил старичка-жреца за дельный совет. Что такое таниси, которое живет в тех прудах, уточнять не стал. Во-первых, все равно ловить не пойдет, а во-вторых, вдруг настоящий японец не может не знать таниси. И начнется: «Ах, ты не японец! А ну-ка шляпу сыми!» Кто б знал, как лень Артему сейчас заводить байку про морячка с затонувшего корабля.
— А она, — старик опять мотнул головой в сторону храма, — как к тебе относится?
— Никак не пойму, — честно признался Артем.
— И ты, наверное, мучаешься от своего непонимания. И во всем пытаешься разглядеть знаки ее расположения. Она взглянула как-то по-особому — не подобрела ли она ко мне? Она сегодня улыбнулась мне ни с того ни с сего — не означает ли, что полюбила? Эх, молодежь-молодежь... — проворчал жрец- каннуси. Ни дать ни взять какой-нибудь российский дед на завалинке. — Она, — на сей раз он показал на храм посохом, — из Кумазава. Знаю их семью, еще бы мне ее не знать. Мне всегда казалось, что у каждого Кумазава душа заключена в камень. Только камни разные: крепче, хрупче, изящней, грубее, круглее, пористее, гранит, яшма, сердолик... Словом, разные, как я сказал! Но любой камень — запомни это, юноша! — можно расколоть. Какой-то можно расколоть ударом меча. Какой-то — сбросив на него сверху камень больше и тяжелей. А третий — сделав так, чтобы по капельке точила вода. Или поочередно поливая камень сперва кипятком, потом студеной водой. Ты понимаешь меня?
— Э-э, — призадумался Артем, что ответить, но придумать ничего не успел.
— Или вот еще что можешь сделать. — Жрец ткнул верхним концом посоха Артема в руку и заговорщицки понизил голос. — Поймай окодзэ, заверни в белую бумагу и скажи: «Окодзэ, пошли мне удачу в моих любовных делах, я разверну тебя и дам увидеть солнечный свет». Окодзэ любима ками гор, они помогут ей, а она — тебе. Но только не забудь...
Старичок задрал голову — ага, это он услышал шаги Ацухимэ. Девушка вышла на крыльцо, надела тэта, спустилась к ним, присела рядом на ступеньках.
— А теперь, прежде чем уйти, ты мне, девочка, — жрец легонько ткнул ее посохом в бедро, — расскажешь, что случилось с мастером Мацудайра?
Вот тут Артем опешил так опешил. Прямо рот разинул. Да и Ацухимэ явно растерялась. А старик мелко
