Садато Кумазава, несмотря на торчащие из дощечек его доспехов стрелы (которые он, к слову, по ходу дела выдирал и обламывал), держался вполне бодренько. Неужели не ранен? Даже если не ранен, все равно удивительно, как он выдержал такой неравный напряженный бой в его пусть не преклонные, но далеко и не молодые годы. А вот сын его, Хидейоши, чуть заметно покачивался и прихрамывал, наверное, все-таки ранен. Да и сам Артем только что убедился, что он ранен не только стрелой в бедро, но и в плечо. Наверное, не сильно, наверное, не глубоко, иначе бы кружилась голова, да и рука бы плохо слушалась. А на пустяковые ранения сейчас нет времени обращать внимание.
Артем снова посмотрел на Ацухимэ. Она улыбалась и выглядела утомленной и счастливой, как после ночи любви. Семейка самурайская!
— Да, — вздохнул Артем. — Это была славная битва…
Глава двадцать пятая
ЧАС ДРАКОНА
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА
Молодой дзёнин клана яма-буси Абуэ был еще жив. Только он, остальные погибли. Погиб верный Фудзита, наделенный природой физической силой в гораздо большей степени, чем умом. Артем не видел, как он погиб, но не сомневался, что Фудзита прихватил с собой в тот мир немало врагов. Погиб монах-сохэй, чьи мотивы и мысли так и остались для Артема тайной, пали все самураи Артема, которых он когда-то взял из голодных скитающихся ронинов, приблизил к себе и которые были ему беззаветно верны до самого конца. Пали двое яма-буси. Погибла служанка Мито. Без вести пропал Такамори. Кумазава, отец и сын, как и сам Артем, были ранены, даже Ацухимэ, как оказалось, получила царапину, слава Будде, пустяковую. И двойная слава Будде, что хоть Омицу цела и невредима.
Дзёнина Абуэ привязали к седлу одной из свободных лошадей. Выдержит ли он скачку, как долго она продлится? Ну кто ж его знает… Даже степень тяжести его ран можно было оценить, лишь раздев и внимательно осмотрев. А такая возможность у них появится еще не скоро. Только когда съедут с этой дороги на какую-нибудь другую и достаточно по той, по другой, отъедут.
Лишних лошадей они уже отпустили. Оседланные, но без всадников лошадки сперва бежали следом, потом отстали. Куда они направятся, ведомые лошадиным инстинктом, Артема не волновало.
С этой стороны ущелья дорога совсем недолго плутала между высокими скалистыми склонами. Потом пошли склоны пологие, покрытые лесом. А вскоре дорога и вовсе выскочила из плена склонов и вывела всадников на ровный, покрытый одной травой участок. Где оканчивается плато, было не видно, оно шло чуть наверх, и его горб заслонял горизонт от взглядов всадников. Но Артем отчего-то не сомневался, что на том краю плато они найдут, куда свернуть с этой дороги.
Куда им подаваться? Это они обсудят на привале. Артем выбирал между лагерем мятежников и бегством из страны. Он хотел выслушать, что скажут Кумазава. Сомнительно, чтобы они изъявили желание примкнуть к мятежникам, и даже вовсе не из-за того, что Годайго схвачен самураями сиккэна. В конце концов, мятежную армию можно повести за собой под лозунгом освобождения Годайго, а уж она пойдет за Белым Драконам в доспехах Тайра Томомори, обязательно пойдет. Нет, просто Кумазава не захотят вставать под знамена мятежа как такового — так отчего-то казалось Артему. Но, может быть, он и ошибается. Он уже столько раз ошибался относительно этих японцев…
Артем не сразу понял, что происходит. А когда понял, еще какое-то время не верил глазам своим. Потом отпустил поводья. Лошадь замедлила ход, сделала еще несколько шагов и остановилась. Рядом с Артемом остановились и другие всадники. Все они смотрели на край плато, где, словно из земли вырастая, появлялась черная щетинистая гряда. Ветер трепыхал флаги над этой грядой, там и сям вспыхивали солнечные блики, и нетрудно было догадаться, что это отражает лучи небесного светила металл шлемов и доспехов.
— Это армия сиккэна, — сказал Хидейоши. — Его знамена.
— Уходим! — прозвенел голос приподнявшейся в седле Омицу. — В горы! Доберемся до леса и бросим лошадей.
— Не выйдет, — покачал головой Артем. — У нас на руках раненый, мы ранены. Да и без этого… Воинов здесь столько, что лес окружат, прочешут и, как бы мы не спрятались, нас найдут.
— Бежать и прятаться — это позор, — произнес Садато. — Будем биться и погибнем красиво.
— К тому дереву! — Артем вытянул руку, показывая на сухое, давным-давно умершее, но еще не рухнувшее дерево, что торчало посреди плато. — Быстро!
Артем не объяснил им, что он задумал. Долго объяснять, да и не поймут так сразу. У дерева он соскочил с лошади, двинул по нижней ветке рукой. Та с готовность отвалилась — сухая, суше не бывает. То, что нужно.
— Значит, так, — командовал Артем. — Живо складываем костер. Всем ломать ветки и рвать сухую траву. Чем больше, тем лучше. Нужен большой костер. Не спрашивайте, что да отчего. Потом, братцы…
Артем, разумеется, был еще в доспехах, но без шлема, тот был приторочен к седлу. Теперь он скинул доспехи, положил рядом с костром. Потом, когда соберут ветки, он разместит это все поверх груды веток.
Артем несколько минут помогал складывать костер, потом пошел к лошадям, перешедшим к ним от воинов сиккэна в качестве трофея, пошарил в одной седельной сумке, пошарил в другой… ага, обнаружил- таки то, что входило в обычный походный набор воина, а именно кремень и кресало. Выбив огонь, гимнаст поджег пучок сухой травы.
— Омицу! — позвал Артем и передал девушке этот своеобразный факел. — Держи. Будет прогорать, поджигай тут же другой пучок. Когда махну рукой вот так, — Артем показал, как он это сделает, — поджигай костер! Теперь вот что… Если меня убьют, уходите в лес. Вас не станут преследовать. (В последнем Артем не был уверен, но зачем делиться своей неуверенностью?) Все, я пошел.
Перед тем как идти, Артем скинул с себя всю одежду, оставшись в трико — да-да, в том самом цирковом трико с вышитым на спине драконом, в котором прибыл в страну Ямато около шести месяцев назад. Подпоясался поясом-оби, сунул за него оба меча, взял в руку шлем-кабуто и пошел.
Прошагав метров сто, Артем остановился, вытащил из ножен длинный меч, вонзил его в землю, насадил на рукоять шлем, опустился рядом с мечом на землю, скрестив ноги. И стал ждать, глядя на ощетинившуюся знаменами и копьями черную тучу, что надвигалась на него. Все слышнее становился стук тысяч копыт и шарканье тысяч ног, металлическое бряцанье, лошадиное фырканье и прочие звуки идущего войска.
Армия остановилась метрах в пятистах от того места, где сидел Артем. Раз остановилась — значит, последовал такой приказ. А кто его мог отдать? Только сиккэн. Гимнаст пробежался взглядом по рядам воинов. Взгляд остановился на всаднике в ярко-красном, с золотистыми узорами и черной окантовкой плаще-хоро.[68] Лицо всадника Артем со своего места рассмотреть не мог, но почти не сомневался, что это сиккэн.
Какое-то время ничего не происходило. Наверняка сиккэн раздумывал, как ему поступить. Он не может не понимать, что Белый Дракон не случайно устроился в отдалении ото всех, что это приглашение к разговору. И приглашает Ямомото не кого-нибудь, а именно сиккэна. Отдать приказ своим воинам убить Белого Дракона? Однако сиккэн догадался, что означает приготовленный к зажжению костер и разложенные поверх сухих сучьев легендарные доспехи Тайра Томомори. По большому счету, Ходзё Ясутоки было наплевать на доспехи, сгинули бы где-нибудь, и ладно, и пес с ними, столько лет никто их не видел и пусть еще столько же не увидят. Однако сожжение доспехов на глазах у всего его войска — а доспехи после огня превратятся черт знает во что, в груду отвратного вида железяк — вряд ли сыграет на руку сиккэну, и уж точно это ничего ему не даст. Другое дело — завладеть доспехами. А умный сиккэн не может не понимать, что Белый Дракон хочет с ним устроить своего рода торг. Захочет ли Ясутоки хотя бы просто выслушать Белого Дракона и уж после этого принять окончательное решение?
Захотел.
Всадник в ярко-красном хоро, что-то коротко приказав находящимся рядом воинам, тронул коня,
