— Я уже не пасу. Болею.
— Ну садись, — взял его ласково за плечи следователь, посадил на стул и сам присел рядом. — Нашел камушек? — спросил он мальчугана шепотом.
— А я думал, что вы уже забыли. Нашел. Очень хорошо им огонь высекать.
— Я не о зажигалке. Я спрашиваю: к приемнику подобрал камушек?
— К какому приемнику? — ощетинился Володя. — Не знаю никакого приемника.
— Не веришь мне? — обиделся Божко. — Я же тебя спас…
— Это я помню…
— Вот и хорошо, что помнишь. Никогда не забывай… И когда наши придут, тоже не забудь. А насчет того, что не доверяешь, правильно делаешь. Теперь самому себе нет веры.
— Почему же так? — удивился Володя. — Честным всегда надо верить. Без этого нельзя жить. Немцы посеяли подозрения и отучили верить в людей.
— Значит, ты мне тоже не веришь?
— Я вам этого не сказал.
— Я знаю, что у тебя был приемник, но не было камушка. Я давно достал для тебя, да за делами все некогда передать, — уже шепотом продолжает Божко. Сунул руку в карман, достал что-то завернутое в серый кусок бумаги и незаметно протянул Володе: — Бери, будешь потом слушать передачу.
Володя вскочил как ошпаренный:
— Нет у меня никакого приемника! Ничего мне не надо!
— Замолчи, сумасшедший! — зашипел Божко. — Люди услышат, еще и я с тобой в историю влипну. Я же тебя не заставляю… Может, матери дров надо? Так я сейчас выпишу.
— Не надо нам ничего.
— Ну что ж, парень, я ведь хотел по-хорошему. Не надо так не надо. А будет нужда — все равно приходи. Отец твой настоящим человеком был, вот и я решил о вашей семье позаботиться. Погоди, я вам еще пригожусь. Гора с горой, говорят, не сходится, а человек с человеком… Помни, что я дружил с твоим отцом. Только смотри не скажи, что я тебя предупредил не бродить без надобности, особенно возле железной дороги. Не забудь — никому ни слова.
Открыл дверь, переступил порог, крикнул в темноту:
— Василий, отвези парня!..
Проскрипел воз и затих, а Божко стоял возле окна, напряженно вглядывался в темноту и время от времени повторял:
— Какое одиночество, какой ужас…
Володя, взволнованный ночным вызовом, необычным разговором, никак не мог сообразить: что же все-таки случилось, какая беда подстерегает его? И лишь возле пруда, на перекрестке, к нему неожиданно пришла мысль:
«Крысы убегают с тонущего корабля… Где-то я читал… где, в какой книге?..» — пробовал припомнить Володя.
И еще: «Волк меняет шерсть, а не повадки!»
РЯБОЙ ПОЛИЦАЙ
«Неужели я один остался из членов подпольной группы? — думает с волнением Володя. — Знал пятерых — все погибли. А у нас даже обыск не делали… Выходит, не предали ребята, не испугались смерти, выдержали пытки. «А если я не выдержу и предам, — вспоминает мальчуган слова присяги, — пускай мое имя навеки покроется позором!» Нет-нет, не может быть, чтобы я только один из всей группы остался на воле. Как же быть? Не сидеть сложа руки до самого прихода Красной Армии!»
Вечером пробрался к криничке. Пересохла вся. Последний раз Володя брал воду из нее для Гайдара, а потом отвел ручеек в болото… И вот остановился парень под самой ольхой:
— Аркадий Петрович! Наступило мое время. Клянусь выполнить присягу! Обещаю отомстить за кровь и смерть моих друзей. Ничто меня не испугает!..
А по железной дороге, мимо колодца, грохотали воинские эшелоны с техникой. Немцы поспешно перебрасывали войска из-под Корсуна на запад.
В этот вечер Володя долго возился в кладовке. Разыскал чудом сохранившийся инструмент отца — ключи для подвинчивания рельсовых гаек, молоток. Заткнул за пояс, накинул брезентовую куртку. Мать бросилась следом, закричала:
— Ты куда? Вернись! — и схватила за руку.
Володя не вырывался. Серьезно посмотрел матери в глаза, ласково сказал:
— Мама, не мешай!
Прокатилась горячая слеза по щеке матери.
— Будь осторожен, сынок… — и горько заплакала.
— Буду, мама, — прошептал Володя и быстро пошел к берегу.
Не вернулся Володя той ночью домой. И на следующую не вернулся.
…Грохочут эшелоны. А там, далеко-далеко на горизонте, где должна быть Белая Церковь, стоит зарево. Прошли еще два эшелона, с тех пор как Володя за блокпостом притаился в кустарнике. Дважды подползал к рельсам, пальцы разбил до крови, орудуя ключом. По одной гайке осталось на стыках. И сразу же после второго эшелона Володя змеей подполз к рельсам. Отвинтил последние гайки.
Уже возле самой Рогозянки услышал, что пошел эшелон на Белую Церковь. Пошел, но не дошел. Загрохотало, загремело, с вагонов застрочили автоматы.
Володя бросился к берегу, ног под собой не чуял. Только сердце билось в груди: так-так, так-так!.. Возле моста перед ним выросла фигура.
— Стой! — раздался выкрик.
Володя замер. Перед ним стоял рябой полицай.
Крепко схватил мальчишку за плечо.
— Кто такой? — спросил сурово.
Володя молчал.
Полицай направил на него фонарик:
— А, старый знакомый!
Володя не мог произнести ни слова. Привычным движением полицай обшарил карманы, а потом вытащил из-за пояса молоток и ключ. Еще раз осветил его фонариком, подозрительно оглядел руки. Они были в мазуте, пальцы разбиты в кровь.
— Ах ты, щенок! Рельсы разбирал?! Это тебе уже не камушек к радиоприемнику!.. Чего ты возле виселиц шатался? Видать, из одной компании! А я его еще и на подводе по приказу следователя возил. Вот погоди!..
«Теперь конец!» — больно заныло в груди.
— Пойдем в полицию, — прохрипел рябой, — уж я там с тобой разберусь!
Дернул за рукав и потащил мальчишку на дорогу. «Что делать, как выкрутиться?»
Рассчитывать не на кого. Мысли беспорядочно проносились в голове, точно ласточки возле разрушенного гнезда. Неожиданно Володя остановился.
— Ты чего? — удивился рябой.
— Я, дядя, дальше не пойду! — решительно сказал мальчишка.
— Как?! — закричал рябой.
— Я вам не Шагула! — громко заявил.
— Цыц! — зашипел полицай и шепотом спросил: — Какой еще Шагула?
— Дезертир, что возок тащил, а вы уселись на тот возок — и в полицию. Шагулу убили, а объявили — парашютиста поймали. Я все знаю.
Рябой утих, словно вор, пойманный в чужой кладовке.
