щедро, не считая.
Месть местью, но ярость глаза волхвам не ослепила, когда в бой вступили люди, колдуны уже старались не столько бить, сколько защищать, поэтому новые потери среди своих были невелики. Стрелы свистели мимо, свинец падал, не долетев. А вот защитников злой крепости не щадили, брали живьём только тех, в ком подозревали командиров, и их судьба была тем более незавидна. Ризорх, обычно отпускавший пленников, на этот раз твёрдо обещал, что живым не останется ни один.
Оглушённые колдовскими громами наманские воины тем не менее продолжали сопротивляться, пусть в десятую долю возможного, но поскольку гарнизон состоял сплошь из ветеранов, то и этого было достаточно для успешной обороны. В плен попадал лишь тот, кого выхватывала из рядов рука колдуна.
Солдатские казармы, внутренний двор, помещения для прислуги, которую тоже изрубили в клочки... На первом этаже — пышно убранные покои... там ни души, и лишь в закоулках второго дворика в отхожем месте был сыскан последний обитатель крепости. Карлик в пышном златошивном одеянии забился в самую глубь, мог бы — и в поганую яму нырнул. А увидав бородатые лица лесных ратников, карла (вот он кто! — карла из старой сказки!) завизжал так, что все невольно попятились. Человеческой глотке таких звуков не издать, тут явно не обошлось без чародейства.
— Сокрушу! — визжал уродец. — Не подходи!..
Меж скрюченных пальцев зазмеились тонкие огни — предвестники молнии, но в ту самую минуту Нашта, оказавшаяся поблизости, резко шагнула вперёд, ухватила карлу за ворот его хламиды и вздёрнула вверх, только ножки, обутые в солдатские калиги, замолотили беспомощно воздух.
— Фокусник! — В этом слове было столько презрения, что карлик беспомощно обвис и даже лягаться прекратил. — Мажонок! Ну, давай, сокруши нас, покажи свои умения.
На вытянутой руке, как волокут, стараясь не запачкаться, нечистого и кусачего зверька, Нашта вынесла уродца во двор и кинула перед Ризорхом.
— Вот. Это он тут всем заправлял.
— Вижу, — произнёс Ризорх, уставясь на пленника колючим взглядом.
Карла попытался отползти на карачках, но пинок сапога вернул его на место.
— Нашли вход в подвалы! — крикнул подбежавший ратник. — Анк говорит, там что-то есть. Ещё какая-то нежить.
— Туда не суйтесь! — предупредил Ризорх. — Сначала допросим этих.
Двое охотников выдернули из кучи связанных пленников одного, которого выделяло обилие позолоты на доспехах. Поставили его перед Ризорхом.
— Что скажешь, воин? — спросил колдун.
— Вы все умрёте! — пролаял наманец.
— Ты умрёшь раньше.
— Я не боюсь.
— Хорошо, не бойся, раз ты такой храбрый. А о чём ты думал, когда выпускал из клеток нежить? Ты что, не видел наших бунчуков? Сдался бы по-доброму, никто бы тебя сейчас не казнил.
— Потому и выпускал, что видел. Подобное — подобным. Все вы нежить лесная!
— А ты подумал, что мы-то уйдём в свои земли, а чудовища будут жрать твоих соплеменников?
— Мне всё равно. Народ, не способный защитить своего императора, не достоин жизни.
— Я слышал, что император живёт в Номе. Тут его нет.
— Императора следует защищать всюду!
— Красиво говоришь. И всё же, что у тебя здесь?
Наманец попытался плюнуть в ответ, но лицо перекосила судорога, и плевок не получился.
— Не хочешь говорить? Тогда я узнаю сам. И это будет тебе достаточным наказанием, о котором ты будешь помнить даже в посмертии.
Любой серьёзный маг может выпотрошить человеческую душу, если на неё не наложено особых заклятий, требующих сохранить тайну, но на коменданта невзрачной крепостцы оказалось наложено что-то вовсе небывалое, и лишь троим колдунам, взявшимся за дело всем вместе, удалось переломить его упорство. Но и с самим наманцем никто не церемонился. Выкручивали его так, что и впрямь помнится о таком и после смерти. Вздумай потомки спросить умершего хоть о чём-нибудь, ничего, кроме криков боли, они не услышат. Но сейчас наманец не мог даже кричать. Трое колдунов недвижно стояли, а связанный человек в центре этого круга бился, хрипел, выгибаясь в немыслимых корчах, изо рта, носа и ушей у него сочилась кровь, глаза выпирали из орбит, грозя лопнуть. Он ничего не мог бы сказать, даже если бы захотел, да его ни о чём не спрашивали, а просто рвали на куски, чтобы самим увидеть, что прячется в душе человека, выпустившего на волю легионы нечисти.
Наконец тело перестало дёргаться, и волхвы отвели сумрачные взгляды.
— Вот оно как... — протянул Ризорх. — Подобного следовало ожидать. Скажите Анку, что в подвале гидра. Пусть не вздумает туда соваться. Этих, — он кивнул на остальных пленников, — уберите, они не нужны. А вот с мажонком поговорим.
Связанных оттащили в сторону и с видимым облегчением прирезали. Наблюдать ещё раз жуткую экзекуцию никому не хотелось.
Колдуны медленно направились в сторону забившегося под стену карлы. Тот пытался было завизжать, но в присутствии настоящих волшебников даже это невеликое умение покинуло его.
— Будешь говорить, — спросил Ризорх, — или тебя тоже, как вот этого?.. — Маг мотнул головой в сторону останков золотодоспешного наманца.
— Вы не смеете... — срывающимся голоском проблеял мажонок. — Великий Хаусипур жестоко накажет вас! Я его близкий слуга, и он не позволит тронуть меня!
— Так ведь я тебя уже тронула, сморчок ты этакий! — удивилась Нашта.
— Вы не смеете...
— Смеем. Сперва пойдём поглядим твоё хозяйство. Да знаю я, что ты под смертным заклятием и ничего рассказать не можешь. А мне ничего этого и не надо, я тебе сам всё расскажу. Вставай да пошли.
Встать карла не сумел или не пожелал, его пришлось волочить двум охотникам. Так он и прочертил сандалиями дорогу к колодцу посреди двора.
— Оно? — спросил Ризорх.
— Не-ет!.. — визг немедленно вернулся к карле. — Вы не смеете!..
— Опять за своё, — недовольно протянул Напас. — А дверь как поднимать? Я не больно понял.
— Так вот же ворот. Это не колодезный, а дверной ворот. Дверь бронзовая, поднимается на цепях. Я правильно понял, дурошлёп?
— Вы не смеете... — квакал карла уже не своей волей, а силой наложенного на него заклятия.
— Вижу, что правильно. Когда гидра заползёт в колодец, дверь можно будет опустить и спокойно пройти в подземелье. Видишь, как всё просто?
— Нет, нет! Всё не так! Она не переползёт, с чего бы ей переползать? Это просто колодец, и никакой двери там нет. Этот дурак ничего не знает, и он вам всё наврал. А меня вы не смеете... великий Хаусипур раздавит вас как клопов!
— Ты сам-то ври что-нибудь одно. А то заладил, что кукушка в мае: она не переползёт, это просто колодец, а двери и вовсе нет. Как ты её переползать заставлял, я тоже знаю. Гидра-то не кормленная, она за лакомым кусочком бегом побежит, со всех ног, или что у неё там вместо ног имеется. А покуда расскажи, сколько ты в этот колодец народу спустил, гидре на поживу? Это ты сказать можешь?
— Вы не смеете...
— Это мы уже слыхали. Тогда посоветуй, как нам тебя туда поосторожнее спустить. Ты ведь в колодце живой нужен, чтобы гидру в дальний конец увести. Верёвки какие-то были... ты небось знаешь, где они хранятся, а то что же, нам их по всем чуланам искать?
— Вы не смеете... — просипел карлик чуть слышно.
— Ну, не хочешь говорить, так и не надо. Сами управимся. Полезай-ка, милок, в колодец, гидра ждёт. Она у тебя там проголодамши сидит.
Ризорх плавно повёл рукой, как делал в горах, когда одного за другим переносил соплеменников на гребень отвесной стены или осторожно спускал их с обрыва. Карлик, вздрыгивая ногами, поднялся в воздух
