Ёроол-Гуй за месяц не появился ни разу, очевидно, махнул на эти гиблые места всеми своими руками и предоставил илбэчу творить здесь всё, что угодно. Вскоре почти не оставалось мест, куда можно было бы пристроить новый участок суши. Тогда взор Шоорана обратился на оконечности заливов. Два узких рукава по-прежнему отделяли страну изгоев от вана и разорённых добрых братьев. Конечно, на границе давно не было огненных болот, но всё же перешейки оставались довольно узкими. Когда-то это позволяло стране уцелеть. Теперь ей предстояло научиться жить.
Последние месяцы война на севере замерла, хотя мира никто не заключал. Просто братья были уже не способны вести войну, их отряды превратились в банды, грабящие собственную страну и согласные помогать любому, кто даст хлеб, мясо и вино. Но ни изгои, ни Моэртал не спешили захватывать всю страну. Правители прекрасно понимали, что эту землю надо не завоёвывать, а осваивать. Мирные жители, развращённые «ничейностью» земли, были здесь гораздо опаснее, чем воинская сила.
Ээтгон вернул угловые земли, когда-то потерянные Жужигчином, оттеснил братьев ещё на пару оройхонов вглубь и остановился. Теперь граница проходила как раз по развалинам каторжных мастерских. Идти дальше, на широкий простор, который было невозможно оцепить солдатами и хоть как-то изолировать, Ээтгон не решился. И Шооран задумал подтолкнуть его на этот шаг. Всё равно рано или поздно узкие заливы придётся уничтожать.
К тому времени созрел первый урожай, и Шооран позволил себе выйти на сухое и объявиться у Тамгай. Вдова сушильщика пережила голодное время довольно благополучно. Неделю Шооран отдыхал, работая на поле, помогая управиться с первым после мягмара и потому обильным урожаем. Вечерами пел для живущих в округе земледельцев, рассказывал сказки и правду о том, что творится на другом конце мира, который он обошёл кругом. Возился с сынишкой Тамгай и даже смастерил подрастающему тёзке маленький, но вполне настоящий суваг. А потом выбрал время и с мешком сырого харваха отправился к аварам. Ведь уже наступил новый год и вновь надо платить огненный налог.
Как и в прошлый раз, он изготовил четыре ямха порошка, аккуратно разделив его на две равные части. При виде харваха Тамгай расплакалась, а вечером долго вспоминала Койцога и всё старалась угостить чем- нибудь вкусненьким Ай. Ай сидела неестественно прямо, время от времени поворачивала голову, словно и здесь высматривала грозящую опасность. Рассказы выслушивала молча со всегдашним сосредоточенным видом, а к угощению не притронулась. Тамгай вздыхала и гладила Ай по голове, пытаясь расчесать редкие бесцветные волосы.
Со вторым пакетом харваха Шооран пошёл ночью на соседний оройхон. В полной темноте прокрался к палатке, приподнял угол навеса и замер, услышав негромкий и очень спокойный голос Яавдай:
– Не надо это. Забери.
В первое мгновение Шооран даже не понял, что ему говорят. Им вдруг овладело чувство, что всё это уже было однажды: ночь, найденная на ощупь палатка и неестественно спокойный голос не спящей женщины. Лишь потом он вспомнил, что такое было не с ним. Это Энжин тайно возвращался домой в ночь после казни Атай.
– Это харвах, – невпопад произнёс Шооран.
– Я знаю, – донеслось из темноты. – Мне не надо, я уже насушила свою долю сама. Это подари кому- нибудь другому.
– Я его сделал для тебя, – сказал Шооран. – С ним ничего не случится, оставь, пусть он лежит до будущего года. Ты не думай, я ничего не потребую от тебя. Я скоро опять уйду и не знаю, когда сумею вернуться. Но я хочу быть спокойным за тебя. Возьми это хотя бы ради дочери.
Темнота долго молчала, потом снова донёсся ровный голос:
– Я, наверное, причинила тебе много горя. Прости меня, но иначе я не могла.
– Ничего, – сказал Шооран. – Так и должно быть.
Он положил пакет на землю, бесшумно шагнул в сторону и через минуту уже шёл, привычно нащупывая ногой кромку поребрика.
Через день он совершил набег на северный залив. К вечеру вышел на его дальнюю оконечность, дождался темноты и начал строить. Мысль, что каждый оройхон создаёт за его спиной три сухих, подстёгивала и без того возбуждённую психику. Вновь он напоминал себе безумного Энжина, когда тот бежал вслед за отступающим далайном, грозя ему и уничтожая. Энжин упал, создав три острова, Шооран справился с четырьмя, а потом торопливо ушёл, попросту убежал, даже не прислушиваясь к шуму, не думая, заметили его работу или же изменившийся мир предстанет изумлённым глазам лишь завтра.
На следующий день набег повторился, хотя на этот раз сил хватило лишь на три оройхона. Через день узкий залив уступил место ещё трём участкам суши. Шооран хотел идти туда и четвёртый раз, но вовремя передумал. Надо было считаться с тем, что Тамгай может сопоставить ночные путешествия гостя с возникновением цепи оройхонов, о чём уже трубили по всей стране.
Теперь северная граница тянулась на дюжину оройхонов – расстояние воистину сверхъестественное! Ни о каких военных действиях со стороны братьев не могло быть и речи, зато нищие общинники хлынули на запад рекой. На самом деле их оставалось не так много, но страна была велика, и даже это небольшое количество грозило захлестнуть край изгоев. Земли изгоев ощетинились колючими изгородями, бывшие бродяги и переселенцы взялись за хлысты и гарпуны. Нашествие остановилось. Вероятно, вскоре оно вновь началось бы и никакие ограды не смогли бы остановить голодных людей, но через пару дней очистившиеся земли дружно зазеленели всходами хлебной травы, и вскоре большинство участков оказалось захвачено недавними общинниками. В неначавшейся войне победили заборы. Один за другим поделённые оройхоны просили у Ээтгона помощи и защиты.
Шооран в это время был далеко. Верный привычке уходить от шума, он бежал в земли вана. Ай, без которой он уже не мыслил себя, безропотно шла следом. Выйдя к уцелевшей части далайна, Шооран узнал, что здесь об Ёроол-Гуе не забывали. Чуть не каждый день приходили известия, что Многорукий разграбил один из прибрежных участков. Ёроол-Гуй приходил так часто, что во многих местах чавга не успевала вырасти, и путешественники жили впроголодь, хотя были, наверное, единственными бродягами на всём побережье.
Месяц в стране вана принёс ещё дюжину оройхонов, причём большинство из них приращивало сухие земли. Местом стоянки Шооран выбрал западное побережье, где Ёроол-Гуй не появлялся. На западе Шооран мог представляться сказителем, и никто не связывал его имени с делами, творившимися на восточном побережье. Людям, годами сидящим на одном клочке земли, не под силу представить, что за день можно пройти такое расстояние. Ведь это так далеко: полстраны! А на самом деле – четыре или пять часов хорошего хода. Не так длинны оказывались дороги Мозолистой Пятки, можно понять его недовольство.
Через месяц Шооран засобирался в путь, но вновь встретил кордоны на пути к Моэрталу. На этот раз Шооран не повернул, а твёрдо решил пройти дальше. Он начал прокладывать дорогу, расширяя перешеек. Поставил один оройхон, ожидая облав, отскочил назад, создал уже не для Ёроол-Гуя, а для людей пару отвлекающих оройхонов: пусть в совете вана думают, что илбэч повернул назад, – вновь вернулся к заставам, увеличив проход до целого сухого оройхона, но и теперь не стал уходить, а направился на запад. Шёл напрямик через сухие земли, благо что был хорошо одет и предлагал для продажи добытый на берегу волос и костяные иглы. На западе ещё оставалось несколько мест, где можно ставить оройхоны, и Шооран в одну ночь поставил сразу три. Потом, хотя его качало от усталости, отправился в обратный путь. Вернулся засветло, вечер и часть ночи отсыпался под присмотром Ай, а перед рассветом безо всяких треволнений ушёл к Моэрталу. Уже на другом берегу, оглядываясь на ленту пройденной дороги, подумал: а стоило ли устраивать эти броски, не пытается ли он перехитрить самого себя? И сам себя успокоил: стоило. Ведь земли в результате стало больше, а далайна – меньше. Словно прощаясь со страной вана и обещая вернуться, Шооран поставил оройхон, начинающий новую, ещё более широкую полосу, а сам скрылся на дальней оконечности страны, где далайн оставался достаточно велик. Всего в нём оставалось пространства чуть меньше, чем на две двойные дюжины оройхонов: за последние скучные, лишённые ярких событий месяцы Шооран переломил ход жизни в далайне.
В огромной провинции Моэртала людей на мокром почти не встречалось, а редкие группы охотников или сборщики харваха ещё прошлыми властями были приучены не соваться в чужие дела. Здесь Шоорана почти никто не знал. С одной стороны, это было удобно: меньше бросаешься в глаза. Но зато незнакомому сказителю не так просто прокормиться в чужой стране. Хотя, пока были припасы, Шооран хотел только
