места. Не стоило сбрасывать со счетов и бродяг, скопившихся на берегу свыше всякого счёта. Но если бояться каждой опасности, то лучше сразу умереть со страху. Шооран решил рискнуть.
Ночная работа илбэча была знакома всем, и ревнители новой веры устраивали по ночам засады там, где ожидали появления чудотворца, поэтому первый оройхон Шооран поставил рано утром. Быстро перебежал вперёд, надеясь успеть создать второй участок прежде, чем начнётся кутерьма. Но едва начал работу, как почувствовал удар – в дело вмешался Ёроол-Гуй. Очевидно, опомнившийся бог решил не уступать так просто последний свободный клочок далайна.
Шооран ещё не успел втянуться в работу и удар перенёс относительно легко. Несколько секунд он выжидал, а когда Многорукий кинулся на один из оройхонов, спрыгнул с поребрика и побежал. Казалось, на этом приключение должно закончиться, но, едва Шооран появился на сухом, его путь загородил какой-то человек.
– Куда? – крикнул он, замахиваясь гарпуном.
– Там Ёроол-Гуй!
– Сам слышу. Великий бог гневается. На тебя, подлый илбэч.
Отовсюду, привлечённые громоподобными шлепками Ёроол-Гуя, сбегались люди, не меньше дюжины человек уже были рядом, и нельзя было ни бежать, ни даже убить непрошеного разоблачителя. Среди стекавшихся людей была и Ай, но она ничем не умела ему помочь. На секунду Шооран растерялся, но тут же понял, что бродяга ничего не мог видеть и просто бросается на первого попавшегося человека.
– Врё-ёшь! – распаляя себя, прохрипел Шооран. – Я знаю, это ты илбэч. Я давно за тобой слежу!
– Что?! – размахивая гарпуном, заорал незнакомец. – Да я!.. Да меня все знают! А ты кто?!
– И меня знают! – не сдавался Шооран. – Я вон с ней вдвоём хожу, – использовал он свой главный козырь, – а ты – один! Значит, ты и есть илбэч!
– Да! Да! – закричала верная Ай.
Напряжение в толпе упало. Многие действительно знали самозваного сыщика, другим успел примелькаться Шооран, им было известно, что он действительно ходит не один. Но разойтись так просто люди не могли.
– Бей его! – крикнул кто-то.
И хотя неясно, кому были адресованы эти слова, бродяга немедленно кинулся на Шоорана. Тот отпрыгнул в сторону и выхватил хлыст. В глазах бродяги мелькнул испуг, но отступать было поздно – оружие обнажено, и уйти от поединка значило признать себя виновным. Очевидно, Шооранов противник служил в цэрэгах не только последний год, но и раньше, когда солдат ещё учили приёмам боя, особенно против секущих хлыстов, которыми были вооружены кольчужники старейшин. В его руке мгновенно появился летучий кистень с увесистым гранитным желваком, добытым, вероятно, на кресте Тэнгэра в те времена, когда соседняя страна была захвачена братьями.
«Всё повторяется», – подумал Шооран, вспомнив свой первый поединок.
Если не считать орущих зрителей, всё действительно было очень похоже. Разница заключалась в том, что на этот раз Шооран хотел убивать. Он желал смерти этого человека, виновного в том, что не вовремя и глупо встал на пути. И ещё одно отличие – у Шоорана не было копья. Был только нож, по старой бродяжьей привычке скрытый в рукаве.
Кистень с жужжанием вращался на коротком ремне, но Шооран знал, что он может неожиданно вырасти и тогда камень полетит, словно из пращи. Прежде всего надобно погасить его движение. Конец хлыста на мгновение словно слился с мягким ремнём, Шооран дёрнул хлыст на себя и сам прыгнул вперёд. Он не надеялся вырвать ремень из руки противника, хотел лишь не дать врагу отступить и замахнуться гарпуном. Бойцы столкнулись, ударившись грудью в грудь, и тогда Шооран пустил в ход нож. Опасаясь, что противник тоже носит кольчугу, Шооран ткнул клинком в основание шеи, туда, где ключица образовывала глубокую яму. Бродяга громко всхлипнул и, выронив гарпун, осел на землю.
– Га!.. – завопили в толпе. – Убили илбэча! Так его!..
Шооран наклонился, вытер и спрятал нож, поднял гарпун, потом начал стаскивать с убитого башмаки. Он победил в честном поединке и, значит, имел право раздеть побеждённого. Хотя полностью раздевать убитого не рекомендовалось, кое-что надо оставить зрителям. Кроме гарпуна и новых башмаков Шооран забрал кожаные охотничьи штаны, которые не пропускали к телу нойт, даже если провалиться в него по грудь. Когда-то, раздевая убитого кольчужника, Шооран мысленно просил у него прощения. Сейчас, взяв необходимое, он кивнул зевакам: «Это ваше!» – отошёл в сторону и начал примерять высокие, до середины голени, башмаки.
Толпа быстро расхватала вещи и одежду, всё до последнего клочка, подхватила нагой труп, потащила к поребрику, за которым копошились руки Ёроол-Гуя.
– Вот илбэч! Мы убили его! – вразнобой закричали голоса.
Тело раскачали и бросили через поребрик. Немедленно его обвили несколько рук и поволокли по камням к одному из малых ртов.
– Умер илбэч! – кричали люди фразу, которую последнее время принято стало кричать после всякого убийства. – Илбэча убили!
Шооран сидел, натянув на одну ногу чужой башмак. Боевой угар рассеялся, и он слушал крики в честь своей победы с иным чувством, чем минуту назад. Илбэча не убили, илбэч жив, а вот куда делся человек Шооран, где растратилась его душа? Осталась в тюремной камере или истёрлась по бесконечным оройхонам, очерствела и ожесточилась среди чёрствых и жестоких людей? Или её задавила великая идея, долг, превративший его из человека в илбэча? Тогда понятно, почему никто не может любить его. Проклятие Ёроол-Гуя здесь ни при чём, просто такой подвиг выше человеческих сил…
Узкая ладошка Ай легла на его плечо. Ай присела позади, прислонилась к его спине лбом. Шооран знал, что она делает так в минуту сильной усталости, но всё-таки было очень похоже, что его хотят утешить. Тем более что уставать сегодня не с чего, весь день они провели на одном месте.
– Сейчас пойдём, – сказал Шооран и натянул второй башмак.
В прошлый раз башмаки убитого жали ему, а эти были впору, словно на него и сшиты.
Ай, как всегда, с готовностью вскочила, но вдруг покачнулась и, ухватившись за Шоорана, опустилась обратно.
– Никак, – сказала она. – Ноги устали.
Шооран глянул на тонкие, как тростинки хохиура, ноги Ай, перевёл взгляд на осунувшееся лицо. Сколько же дней она ничего не ела? Пять? Или, может быть, семь?
– Сиди здесь, – сказал он. – Я сейчас принесу еды.
Шооран осмотрел гарпуны: трофейный и свой, во время драки лежавший среди вещей, – подумал и взял оба. Приготовил связку факелов, сделанных из смолистого туйвана (только в этом дурацком краю людям могла прийти в голову мысль – жечь дерево!). Проверил экипировку, усмехнулся мрачно: судьба заставляет отрабатывать всё, даже чужие штаны, – а потом направился к ближайшему из неразорённых мокрых оройхонов. Подошёл к зеву шавара, запалил драгоценный факел и, выставив его вперёд, шагнул в глубокий нойт. Мелькнула мысль: Ёроол-Гуй рядом – вынырнет, запрёт в шаваре – и прощай илбэч. Но делать нечего: Ай, ослабевшая от голода, сидит возле узлов и терпеливо ждёт, когда он вернётся с добычей.
Ледяная мозглость охватила его со всех сторон, липко сгустилась на лице, даже факел словно притух и казался не так ярок. Первые камеры и проходы, обысканные охотниками вдоль и поперёк, Шооран миновал не останавливаясь. Заблудиться он не боялся, за много лет привык ориентироваться в тёмных коридорах, а вот нойт, поднявшийся уже выше пояса, пугал его. Не страшно схватиться с видимым врагом, а сейчас Шоорана не оставляло ощущение, что зазубренные клешни тянутся к животу, готовясь распороть глухой жанч, смять кольчугу. Идти сквозь едкую кисельную густоту оказалось трудно, Шооран умолял пол подняться выше, но коридор, расширяясь и сужаясь самым причудливым образом, подниматься наверх не желал. Зато с одного из выступов стены, мягко всколыхнув смоляную недвижность нойта, скользнула неприметная тень. Скорее всего, это была тукка, Шооран не успел рассмотреть. Зверёк исчез в слизи быстрее, чем это можно представить. Шооран наугад ткнул гарпуном, хотя и понимал, что нырнувшего зверя ему не достать. Неожиданно остриё не встретило дна, так что потерявший равновесие Шооран едва не окунулся в нойт лицом. Впереди был скрытый жижей провал в нижний ярус. Обычно они встречались в пещерах, а этот расположился ровно посреди прохода.
Осторожно ощупывая путь, Шооран двинулся мимо провала. Получалось, что сбоку вполне можно
