– Что у тебя стряслось? – спросил Илья Ильич, принюхиваясь к рябиновке. Водка ощутимо сладила, значит была настояна по всем правилам, на вымороженной ягоде.
– Человечка нужного отыскал, – похвастался Афоня. – Вот у меня его сейчас и выкупали.
– Политик какой-нибудь?
– Не-е, за политиком или там артистом знаменитым бригадники бы пришли. А это – выше бери! – это клан.
– Как это?
– Есть такие кланы, у некоторых народов, – охотно пустился объяснять сыщик. – Живут большими семьями, родством считаются. Посторонним от них всегда отлуп, а для своих – в лепёшку расшибутся. Короче, вроде наших староверов. У них в предание память глубоко уходит, родню умершую поминают часто, потому эти кланы и здесь – самая сила. Некоторые в Городе особые кварталы держат и туда так просто не зайдёшь, только за деньги. Другие и вовсе отдельно от мира живут. У них там строго, что при жизни, что по смерти. Своих покойничков они встретить пытаются сами, заранее маяки ставят, частой сеткой на поиск выходят, когда кому из их братии помирать пора. А всё-таки, и у них промашки бывают. Тогда они своего выкупают у того, кто его отыщет. С ними даже бригадники не связываются – возьмут денежки и отдадут покойника свежаком.
– А где сам объект торга? – спросил Илья Ильич. Водка выпитая на голодный желудок, действие оказала немедленное, строганина и пучок черемши закуской оказались не прочной, так что Илья Ильич слегка поплыл.
– Скрыт! – многозначительно произнёс Афанасий. – А то бы эти двое сказали: «Пошли, Джонни, домой», – и чем бы я его удержал? Запомни, земля держится обманом. Фокус-покус такой: вокруг своей оси вертится, а не падает. Ведь ясно же, что обман, но культурный… ловкость рук и никакого мошенничества. Как только я понял, кого сыскал, так его припрятал как следует и только потом этих оповестил. Бригадники, конечно, слупили бы за парня побольше, но мне и так хватит. Тут, главное, меру знать, а то откусишь больше, чем проглотить можешь, да и подавишься.
– Так за что они тогда тебе деньги платили? Искали бы себе, глядишь – и нашли бы.
– Платили за информацию. Запомни, в нашем деле главное лицо – филер. Он сведения добывает, а в мире ничего дороже нет. Они мне денежку, я им – компасок. А дальше пусть сами своего Джонни вызволяют. А отказались бы платить – я бы его бригадникам продал. Это простого человечка можно при себе недельку подержать и слегка подоить; со знаменитостями, с членами кланов и мафией такие штучки не проходят. Их сразу или своим продаёшь, или бригадникам.
Илья Ильич слушал, кивая головой. Ему и прежде приходилось слышать рассказы о людях, живущих закрытыми общинами вне Города, но лишь сейчас он увидел их воочию. Люди как люди, ничего особенного. Хотя рассказывали о них всякие ужасы. Но ведь должны же и в царстве мёртвых существовать страшилки и легенды. Например, многие всерьёз верят, будто бы святой Антоний, один из богатейших людей загробного царства, до сих пор живёт отшельником, спит среди нихиля и за полторы тысячи лет не потратил на собственные нужды ни единого поминальничка. Разумеется, не считая тех, что автоматом уходят за воздух. Тут уж ничего не поделаешь, обойтись без воздуха не способен самый аскетичный анахорет.
А вот, поди ж ты, и впрямь, оказывается существуют эти замкнутые общества. Вот только ужасы о них зря рассказывают. Дело такое, единственный человек, которого они захотят удерживать против его воли, способен разорить самое богатое и замкнутое общество. Со стороны, возможно, выглядит такая община скверно, но все обитатели, от главы и патриарха до самого ничтожного члена общины находятся там добровольно. Как сказала когда-то тётя Саша, на том свете царит идеальная анархия, воплощённая мечта князя Кропоткина. Никто никого и ни к чему не может принудить силой.
В эту минуту Илья Ильич жестоко завидовал всевозможным сектантам, масонам и членам сицилийской мафии. Даже на том свете они держатся вместе. Именно в этой общности, в причастности к роду скрыто великолепное презрение к смерти, которое так удивляет современного человека при чтении Илиады и романов о благородных индейцах.
Афанасий хлопнул вторую стопку, зажевал балычком и крикнул уйгуру:
– Чен, как там мой глухарь?
– Жарится, – последовал ответ.
– Чёрт с тобой, – Афанасий рубанул воздух ладонью, – пока он там поспевает, тащи свои пельмешки. Гулять будем!
Калитка со скрипом отворилась (вместо колокольчика у неё что ли, петли несмазанные?) во дворе объявились две странные фигуры. Невысокая девушка, японка или кореянка, в светлом платье до пят и корзинкой из рисовой соломки в руках, вела завёрнутую в простыню старушку. Вид у старушки был до нельзя испуганный, она судорожно сжимала простыню у горла, видимо опасаясь, что та упадёт и явит посторонним взглядам иссохшие старушкины мощи. Сразу было ясно, что азиаточка – вольный сыщик, которому повезло встретить в нихиле новопреставившуюся душу.
Уйгур спешно метнулся наперерез, заранее сгибаясь в поклоне.
– С прибылью вас, уважаемая, – произнёс он почему-то по-португальски.
Впрочем, через секунду Илья Ильич и сам догадался, что кодовая фраза сказана в расчёте на новенькую. Хотя и непонятно, когда и как уйгур успел разузнать, что старушка разговаривает именно на этом языке?
– Чен, нам нужна помощь, – пропела азиаточка. – Прежде всего – комната, где можно спрятаться и переодеться…
– Много постояльцев, комнаты остались только дорогие, – бессовестно врал Чен.
– Я заплачУ, – простонала старушка, видимо более всего страдающая от своего непристойного вида. – У меня есть деньги…
Илья Ильич вспомнил, что Афоня приодел его прямо в нихиле и глянул на сыщика с запоздалой благодарностью. Хотя особой стеснительностью Илья Каровин не отличался и в случае нужды щеголял бы и голышом. Мёртвому стесняться нечего. А вот бабулька, похоже, попалась целомудренная, и сейчас двое азиатов безошибочно разыгрывали эту карту. Проще всего разувать раздетого, это всякий подтвердит. Можно было бы вмешаться, но Илья Ильич вовремя вспомнил, что старушке и так повезло – она миновала
