– Милочка, нам не сюда! – окликнул он меня. – Иди за мной, я покажу тебе, ради чего тут стоит поселиться навеки!
Звучит заманчиво.
Я охотно воспользовалась поводом отойти от черепашьего садка.
Мимо вереницы кабинок самых разных парных и саун мы прошлепали в небольшую комнату-шлюз. Горячая синяя вода прескалась у порога, от которого вниз уходили кафельные ступеньки. Вода пахла фиалками и курилась паром. В противоположном конце полузатопленной комнаты имелся сквозной проем, закрытый занавесом из полупрозрачных пластиковых лент. Они были желтовато-серые, широкие, плотные и слегка шевелились, точно щупальца гигантской медузы. Я подумала, что прикасаться к ним будет не очень приятно, и предпочла не раздвигать занавеску, а нырнуть под нее.
Шлюз вел в большой квадратный бассейн, окруженный елочками, у подножия которых пестрели фиалки и примулы. В воде отражались плывущие по небу облака и тени людей, равномерно распределившихся вдоль бортиков. Я сначала не поняла, чем они заняты, но затем услышала короткий гудок, и Марик, за которым я плыла, подался в сторону и распластался спиной по кафелю. Дама, прислонявшаяся к бортику в том же самом месте до него, передвинулась на метр дальше и снова прилипла к стенке.
– Тут по всему периметру встроены массажные форсунки, и они все разные! – подставляя согнутую спину под шумно бурлящую струю, покричал мне Марик. – Через три минуты по сигналу происходит движение от одной точки до другой, и за полчаса каждый купальщик может получить полноценный массаж! Сейчас снова загудит, я передвинусь дальше, а ты подгребай и становись на мое место!
Я послушалась, включилась в процесс и хорошенько промяла сначала спину и плечи, а потом живот, бедра, ягодицы, икры и даже ступни разными по толщине и напору водяными струями. Это было приятно, но от похода на второй круг я воздержалась. Мне хотелось просто поплавать.
Бассейн не был спортивным и не годился для того, чтобы продемонстрировать хорошую спортивную технику, зато горячая синяя вода и открытое небо создавали эффект купания в море. Это очень приятно расслабляло.
Я легла на спину, закрыла глаза и представила, будто парю, раскинув руки, в бескрайнем небе. Мое тело зависло в невесомости, а лицо то заливал солнечный свет, то затеняли высокие облака…
Иллюзия была такой полной, что я совершенно забыла, где нахожусь, и едва не захлебнулась, услышав вдруг совершенно невозможное в одиночном полете:
– Привет!
Алекс.
Я вынырнула, прокашляла ответное приветствие, тряхнула головой, отбрасывая мокрые волосы с лица, и, рассердившись на себя за испуг и смущение, позволила себе дерзость рассмотреть мужчину так же внимательно, как это делал он сам в отношении меня.
Время застыло, как смола на коре дерева, а я была мошкой в застывшей капле.
Для меня в этот момент ничего, кроме Алекса и горячей синевы вокруг нас, просто не существовало, но со стороны мы должны были смотреться очень странно. Два человека, мужчина и женщина, почти обнаженные и совершенно мокрые, неподвижно, как танцоры перед началом выступления или бойцы перед схваткой, стоят в воде, в клубах пара, в полном молчании сосредоточенно разглядывая друг друга.
Он был красив! В блеске солнечного света и водяных брызг его тело напоминало полированный мрамор. Темные глаза и волосы, от влаги сделавшиеся почти черными и более длинными, контрастировали с белой кожей.
Я неотрывно, как завороженная, отследила причудливый путь радужной капли, скатившейся с мокрой пряди на ключицу, задержавшейся во впадине под горлом, а затем побежавшей по прямой через грудь. Звук ее падения в воду прозвучал для меня громче, чем очередной гудок сигнальной сирены.
Алекс поднял руку – с нее тоже самоцветами сыпались капли – и осторожно убрал мокрую прядь, упавшую мне на бровь. Его пальцы скользили по моему лбу медленно и невесомо, я ощущала их, как движение теплого солнечного луча. Его вторая рука в воде коснулась моего бедра, и я непроизвольно качнулась вперед, заставив воду в синем омуте между нами заволноваться.
Хрустальную тишину и застывшее время вдребезги разбил резкий окрик. – Милочка, пора вылезать, больше получаса в этой воде находиться вредно!
Я вздрогнула и обернулась.
Стиснув мускулистой коричневой рукой желейную занавеску, из шлюза на нас с Алексом сердито смотрел Марик. Злобная гримаса на его мужественной индейской физиономии очень соответствовала выражению «вступить на тропу войны» и занятно контрастировало с девчачьей пластмассовой вишенкой на конце змеящейся по воде косы.
– Опять эти твои друзья! – вздохнул Алекс.
– Соседи, – поправила я, мысленно отметив, что мы уже перешли на «ты».
– Ну же, милочка!
– Иду, иду!
Я тоже вздохнула и буквально смылась от искушения: нырнула в воду и поплыла к шлюзу.
Неожиданно текущая реальность и преследующий меня сон сомкнулись!
Я плыла в темной воде вдоль белой стены. Потревоженная массажными гейзерами вода колебалась и двигалась, размывая четкие очертания кафельных плиток, превращая их в грубо отесанные квадратные камни. Стена тянулась в бесконечность, темнота обнимала мое тело все туже…
Бронзовая рука выдернула меня из воды, оставив вмятины от пальцев на плече.
– Никогда больше так не делай! – бешено прорычал Марик, бесцеремонно встряхнув меня.
Вот уж не думала, что душечки-педики умеют так орать!
– Ты что, испугался? – я беззаботно улыбнулась, надеясь успокоить его. – Марик, я выросла на море и плаваю, как рыба! Пронырнуть под водой десять метров – это для меня не рекорд!
– Р-рекордсменка!
Гламурный индеец резко повернулся и зашагал по мелководью шлюза к ступенькам на сушу, поднимая волны и оставляя за собой пенный след. Я пожала плечами и двинулась за ним. По кабинкам для переодевания мы разошлись в полном молчании, причем Марик так хлопнул своей дверью, что она завибрировала.
В холле уже полностью одетая Галина слушала своего любимого радиогуру Буракова и старательно сушила феном мокрые волосы Рози. Электроприбор громко гудел, но бравый радиоведущий успешно его перекрикивал, торопясь донести до слушателей ценную информацию о том, что именно девятнадцатого марта начинают оживать после зимней спячки мухи и бабочки – лимонницы и капустницы.
Рози, хоть и не насекомое, тоже выглядела сегодня поживее, чем вчера – по крайней мере, она не кривилась в своем кресле, как падающая башня, на один бок, и не молчала, точно мертвая. Пока Галина в приступе трудового энтузиазма сооружала на ее голове подобие праздничной укладки из реденьких седых волос, Рози тискала в ладошках какую-то мелкую вещицу и настойчиво сама себя уговаривала:
– Смотри на нее, Рози! Смотри на нее, Рози! Смотри прямо на нее! Только на нее!
Мне тоже захотелось посмотреть, и я склонилась над старушкой, которая вскоре заметила мой интерес и с готовностью поменяла собеседника:
– Смотри на нее! Смотри прямо на нее! – это было велено мне, и я, конечно, послушалась, посмотрела.
Местоимением женского рода Рози называла свой кулон на длинной цепочке. На него и в самом деле интересно было посмотреть.
В первый момент мне показалось, что это отполированный до блеска клык какого-то хищного животного, и я успела удивиться, что хворая бабуля носит брутальное украшение, больше подходящее молодому сильному мужчине. Но потом Рози сунула трясущуюся ладошку со своим кулоном мне под нос, и я разглядела безделушку как следует. Я ее даже потрогала, хотя на это мое действие Рози отреагировала, как жадный ребенок – тут же зажала вещицу в кулаке.
Это был никакой не зуб – камень. Длиной пять-шесть сантиметров, овальной формы, с заостренными концами, в одном из которых была просверлена дырочка для цепочки. Мне этот кулон напомнил уменьшенную модель веретена, правда, сделанную почему-то не из дерева. За исключением отверстия в одном конце, каменное веретенце было безупречно гладким. Пальцы с него соскальзывали, а вот взгляд,
