образом, в нашем с Галиной негласном соревновании победила я, не приложив для этого никаких усилий. Иногда и бездействие бывает результативной тактикой. Впрочем, злоупотреблять им нельзя.
Подумав так, я проявила активность:
– Если ты никуда не спешишь, может, составишь мне компанию за обедом?
– С удовольствием! На той стороне есть чудесный ресторанчик, со столиками прямо над ручьем…
Я улыбнулась:
– Именно туда я и направляюсь!
Да, мы совпадали. Не в смысле гастрономических вкусов и художественных пристрастий – самому Алексу могли гораздо больше нравиться прокуренные темные кабачки, чем стильные летние кафе с порционным силосом на столиках. Но он безошибочно угадал МОЕ желание, и это был хороший знак. Интуитивное знание того, что наверняка должно понравиться партнеру, – качество столь же ценное, сколь и редкое.
Поэты разных времен и народов отнюдь не случайно описывают отношения между мужчиной и женщиной в терминах военного дела. Осада и оборона, штурм и падение крепости, полная капитуляция и бегство из плена – с первой встречи и до последнего «прости» Он и Она ведут войну. И когда она заканчивается, то завершается вся история и умирает любовь, потому что идиллическая бесконфликтность – это синоним слова «кладбище».
А то, что происходит между мужчиной и женщиной в постели – самый главный из всех поединков, самый честный и одновременно самый жестокий. Буквально рукопашный бой! Мы вступаем в него без всякой защиты, вооруженные только опытом, у кого он есть, и интуицией. Причем опыт – это всего лишь общая подготовка, базовые навыки, и они мало чего стоят без вдохновения и озарения, в которых и заключается разница между добросовестным ремеслом и высоким искусством.
– Поэтичненько! – язвительно молвил мой внутренний голос.
На сей раз говорил инстинкт самосохранения. «Беги от него, беги, пока еще не поздно!» – звучало в моей голове. Я это слышала, но не слушала.
Способность преодолеть инстинкт самосохранения – еще одно отличие человека от животных, поведением которых с помощью знания инстинктов очень легко управлять.
К примеру, несколько лет назад в Англии в лесополосах, которые в этой стране достаточно широки, развели оленей. Поскольку животным ничто не угрожало, они во множестве расплодились и вскоре стали мигрировать, нанося при этом серьезный ущерб сельскохозяйственным угодьям. Отстреливать оленей- нарушителей было нельзя – запрещено законом, поэтому для того, чтобы животные не уходили с отведенной им территории, по ее границам разложили экскременты тигров, львов, гепардов и пантер. Специально целыми кучами везли это добро из зоопарков! Уж не знаю, каким образом были простимулированы на массовое производство ограничительных экскрементов британские усатые-полосатые, об этом история умалчивает.
Олени, обитавшие в лесополосах, никогда раньше не сталкивались с большими опасными кошками, но у них имелся инстинкт самосохранения, срабатывающий на запах хищника. Почуяв его, цинично (а с учетом использованного средства, я бы даже сказала – грязно) обманутые олени утратили всякое желание осваивать новые территории.
А я очень люблю новизну и не хочу, чтобы кто-то или что-то – хотя бы даже один из основных инстинктов – останавливало меня в стремлении к ней!
Особенно если речь идет о новом романе.
Новая любовная история – что может быть увлекательнее и полезнее для тела и духа? Это восхитительное помешательство чудесным образом упорядочивает сумасшедший мир, позволяя внезапно и разом найти верные ответы на все философские вопросы, включая самый главный – в чем смысл жизни? Диогену, который днем с огнем безрезультатно искал Человека с большой буквы, следовало влюбиться – и тогда искомое было бы найдено. И лежал бы он в своей бочке уже не один, и не гневил бы древнегреческих богов горькими сетованиями на неправильное устройство мира.
С момента нашей с Алексом неслучайной встречи на мосту меня не покидало ощущение, что все петли сюжета распрямились, и он натянулся, как струна. Все шло правильно, все складывалось.
В ресторане в обеденный час был наплыв посетителей, но один свободный столик все же нашелся – как раз тот, на который я нацелилась заранее. Как мне того и хотелось, сидя за столиком, я могла видеть сквозь решетку ограждения золотистую воду ручья, а в ней – широкую спину упитанной крапчатой форели. Щницель, о котором я мечтала, был идеально сочным, картофель восхитительно хрустящим, а вино – выше всяких похвал. Хотя как раз напиток мог быть каким угодно, я радостно захмелела бы даже от ключевой воды. Меня пьянили весеннее солнце, чистейший воздух и близость мужчины, интересного мне и интересующегося мною.
Я поставила на стол пустой бокал и пониже сползла на сиденье, чтобы пристроить затылок на спинку стула. В этой позе я могла с удобством смотреть в небо.
Оно было синим, лаково-блестящим и глубоким, как фарфоровая чашка в кобальтовой глазури. Взгляд соскальзывал с гладкой слепящей сини, скатывался между близких гор в долину, падал в живую воду ручья и плыл, плыл, ласково касаясь форельих спин и утопая в сонной заводи…
Бывают моменты, когда жизнь кажется сказочно прекрасной. Тревоги и заботы не исчезают вовсе, но они отступают на дальний краешек сознания, и их полностью заслоняет сиюминутная радость. В такие мгновения, наверное, даже убежденные атеисты испытывают потребность возблагодарить небеса. Потому что не верится, что это не заслуженная награда, а случайный дар. Хочется думать, что мы совершенно справедливо удостоены благосклонности высших сил! Это поднимает нас в собственных глазах и позволяет надеяться, что счастливые мгновения станут повторяться, если мы будем правильно себя вести.
– О чем ты думаешь? – спросил Алекс.
Пока я смотрела на небо, он с улыбкой разглядывал меня.
– О правильном поведении, – честно ответила я.
Он встревожился:
– Мы что-то делаем не так?
– Все так, – я села ровно, заглянула в свой бокал – он опять был полон – и одобрительно кивнула. – Именно об этом я и думаю.
– Объясни, – он снова улыбнулся.
– Может получиться путано, я еще ни с кем об этом не говорила, – предупредила я. – Я думаю, что люди в корне неверно трактуют понятие «правильное поведение». Обычно под этим понимают следование неким заповедям…
– Традиционно – в количестве десяти, – подсказал Алекс.
– В христианстве – да, – кивнула я. – Ну, ладно, давай мы ими и ограничимся…
– Всегда приятно ограничить количество суровых правил! – поддакнул Алекс.
Он забавлялся, а я говорила серьезно.
– Библейские заповеди – это фактически законы, а они, как показывает практика юриспруденции, время от времени должны дополняться поправками, уточняться и пересматриваться. Потому что, например, грех чревоугодия в обществе, не испытывающем дефицита продуктов питания, совсем не так страшен, как в голодные времена. И плодотворные внебрачные связи в период демографического кризиса уже не столько минус, сколько плюс…
– А как насчет «Не убий»? – Алекс тоже сделался серьезен.
– К числу законов военного времени заведомо не относится, – напомнила я. – И еще Заратустра интересные поправочки дал: ты знаешь, что в его заповедях «Не убивай собаку» стоит тремя или четырьмя строками выше, чем «Не убивай хорошего человека»? А запрета на убийство человека плохого нету вовсе!
– Что же, если верить Заратустре, даже хороший человек хуже любой собаки? – Алекс удивился.
– Наверное, собак в то время было меньше, – объяснила я. – И они имели огромную ценность для пастухов, потому что стерегли отары и обеспечивали, так сказать, продовольственную безопасность племени. Именно поэтому я считаю, что правильное поведение, которого ждут от нас высшие силы, заключается вовсе не в том, чтобы следовать общепринятым правилам.
– Если из этого следует, что правильное поведение заключается в нарушении общепринятых правил поведения, то лично я готов принять твою философию всей душой! – заверил меня Алекс и поднял свой
