неполностью.
Счастливо избежавшие столкновения с нами автомобили переживали дежавю с патрульной машиной ГИБДД.
— Вперед смотри, дура! — заорала справа Ирка, вжимаясь в спинку сиденья.
Я посмотрела вперед — как раз вовремя, чтобы свернуть с пути «КамАЗа».
— Кто ему разрешил по городу ездить? — возмутилась я. — Он же правила нарушает!
— О господи! — простонала Ирка, снова влипая лопатками в спинку кресла. Что-то угрожающе скрипнуло.
— Тише ты, собак придавишь, — сказала я, стремительно уходя от лобового столкновения с «мерсом».
— Собаки ее беспокоят! — всплеснула руками Ирка, сбив своей левой мою правую с рычага переключения скоростей.
В поворот мы влетели на двух правых колесах. На заднем сиденье повалились одна на другую собаки.
— А которая наша? — обернувшись на шум, спросила Ирка.
Хорошо, что обернулась, а то пилила бы меня за проезд на красный свет!
— Которая в штатском, — ответила я, добавляя газу: патрулька нервно подпрыгивала на месте, пропуская вереницу школьников. Расстояние между нами увеличивалось с каждой секундой.
— Ты что, думаешь, у другой на ошейнике погоны? — живо заинтересовалась Ирка.
— Ты только щупать не вздумай, — предупредила я. — Нам еще собачьих укусов не хватает!
— Лен, я серьезно спрашиваю, которая псина наша?
— Голос! — крикнула я.
— Гав! — рявкнула собака.
— Та, что промолчала, — наша! — уверенно сказала я. — Томка и дрессура — две вещи несовместные…
— Притормози! — велела Ирка.
Я послушно ударила по педали тормоза, опустив промежуточные действия вроде переключения на нейтралку и телодвижений со сцеплением. Громко завизжали тормоза, значительно тише — чужая овчарка, выброшенная могучей Иркиной дланью на газон. Не ушиблась? Нет, бежит за нами.
— Гони!
Я снова взяла разбег.
— Ты думаешь, она найдет свою казарму? — спросила сердобольная Ирка, оглядываясь на отставшую собаку.
— Шутишь?
— А нас она не найдет? — подумав, снова спросила Ирка.
— Наверное, может. Хотя, если мы еще часок погоняем по городу, никакая собака нас не найдет. Она сдохнет раньше, от старости. Мы уже километров сорок по улицам накрутили…
— А гаишники где? — Ирка высунулась в окно, негромко выругалась и поспешно втянула голову в салон. — Дождь пошел!
— И это хорошо, — кивнула я. — Видимость снижается. Патрулька отстала, номера у нас в грязи по самый багажник, я сама замазывала, теперь только от улик избавиться — и можно считать, отделались легким испугом! Знаешь, сколько в городе белых «Жигулей»?
Мы повернули в сторону от густонаселенного «спального» района и через пять минут спокойно съехали на проселок.
— У канала притормози, — напомнила Ирка.
Поравнявшись с камышами, я остановила машину. Быстро темнело, гравийная дорога была пуста, в обе стороны— ни души, если не считать припустившего к дому Томку. Ирка, кряхтя, выбралась из машины, открыла багажник и достала из него стремянку, клетчатую сумку с рулоном афиш и резиновую барышню.
— Сумку жалко. И потом, какая она улика? Таких сумок у нас в стране — по дюжине на душу населения!
— Возьми мешок.
— Это же единственная память о Монтике! — Ирка вздохнула и решилась: — Ладно!
Она взвесила в руках рулон афиш и сунула его в мешок.
— Зачем афиши-то? — вяло поинтересовалась я.
Цветными афишами байк-шоу меня щедро одарил организатор этого мероприятия в знак признательности за бесплатный телевизионный анонс. Особой надобности в плакатах с изображением сверкающих мотоциклов и их густо татуированных владельцев у меня не было, но не выбрасывать же добро?
— Это тоже улика, — объяснила Ирка, заталкивая в мешок с афишами скомканную резиновую бабу.
— Воздух спустила бы, — посоветовала я. — Она же всплывет!
— Не всплывет, бумаженции тяжелые, как гири! И я еще камешек туда положу.
Я снова апатично пожала плечами. Ирка взвалила мешок на спину и скрылась в камышах. Набежавший из темноты Том толкнул меня под колени.
— История, чтоб ты знал, — назидательно сказала я собаке, — развивается по спирали!
Что-то подсказывало мне, что этот виток — не последний.
Зашуршала сухая трава.
— На сегодня все, — постановила Ирка, выходя на дорогу. — Объявляется тайм-аут. Всем — по домам, будем отдыхать!
В особняке Беримора не спали.
— Вот. — Бурундук водрузил на стол перед хозяином обувную коробку. На картонной крышке было написано «Adidas», но надпись коварно обманывала: в коробку Вася свалил разное барахло, вытряхнутое в свое время из карманов оглоушенного Сержа. — Хорошо, что я сразу не выбросил! Подумал — надо сначала от хозяина избавиться, а уж потом от его шмоток.
— Ты умеешь думать? — вяло удивился Беримор.
— А то! — ответил Вася, не обижаясь. Ясное дело, шеф озабочен, собирается в заграничную поездку. Как бы чего не забыть!
— Шубу возьмете? — спросил он. — Или дубленку? Если возьмете, я упакую, не на себе же тащить. У нас сегодня плюс двадцать, а в Гренландии этой, наверное, холодно…
— В Ларнаке, — поправил Беримор. — Не надо шубы, Вася. Упакуй плавки. Или нет, не надо плавок, вообще ничего не надо, все там куплю. Не хочу брать багаж.
Шеф побарабанил по подлокотнику кресла, потер висок. А Серж — это не багаж? Странный Серж, упорно не желающий говорить по-русски, называющий себя Монте и часами гоняющий в видике старые кассеты со штатовскими фильмами. Озвучка там плохая, переводчик гундосый, как это Серж понимает, что к чему?
— На квартире у него был?
Вася кивнул:
— Был. Ключи его как раз у меня в коробке этой… Паспорт нашел. Загранпаспорт тоже. Деньги нашел — баксы. В конфетной коробке лежали, в баре. Я их не тронул. Так там и лежат.
— Сколько? — Беримор поднял глаза на Бурундука.
— Две тыщи девятьсот. — Вася потупился, толстые щеки медленно побагровели.
Понятно, сотню взял, не удержался.
Беримор снова забарабанил пальцами по подлокотнику. Странный Серж, странный…
— А лететь туда долго? В Лаврику? — поинтересовался любознательный Бурундук.
— Что? Три часа.
— Как в Москву? — Вася решительно насупился. — Тогда шубу все-таки надо взять. Вы, шеф, как хотите, а я упакую.
— О господи! — Беримор вздохнул и откинулся в кресле.
