Женька.
— Хороший был мужик, — согласился Вадик. — Ни фига не понимал в телевидении, но за людей стоял горой!
— Кстати, я никогда не видела, чтобы он сам пользовался этой микроволновкой, — вспомнила я. — По-моему, я вообще никогда не видела, чтобы он что-нибудь ел или пил!
— Дмитрий Палыч сидел на строжайшей диете, — кивнула Наташа. — Ему так много чего было нельзя, что он стеснялся кушать на людях.
— А чем он болел? — спросила я.
— Вообще говоря, много чем, — уклончиво сказала Наташа. — Самое главное, что у него был сахарный диабет, инсулинозависимый.
— Это значит, что без регулярных инъекций он просто жить не мог? — уточнил Женька.
— Я бы даже сказала — не смог, — кивнула Наташа. — Знаете, отчего он умер? Я случайно узнала от своей тети, у нее муж тоже диабетик, он как-то лежал в больнице вместе с нашим Палычем, а потом они приятельствовали… Так вот, Дмитрий Палыч купил фальсифицированный инсулин. Слышали, наверное, про поддельные лекарства, когда под видом аспирина продается прессованный тальк и тому подобное? А это был поддельный инсулин. Вообще не инсулин, дрянь, не имеющая никакого отношения к лекарству!
— И человек умер оттого, что не получил жизненно необходимой дозы препарата?! — ужаснулась я. — Это же просто кошмар! Кто этим занимается?
— Думаю, милиция тоже очень хочет это узнать, — Наташа пожала плечами. — Какой-нибудь подпольный цех, стряпающий разную гадость из водопроводной воды и мела и фасующий свою «продукцию» в коробочки и ампулы, неотличимые от заводских. Причем наверняка с указанием реквизитов вполне приличных фабрик!
Мы немного помолчали. Я машинально допила остывший чай, посидела в тоске и вспомнила, что хотела сходить к директору и выклянчить компенсацию за погубленный отпуск. Теперь, когда весь персонал был в сборе и трудовой процесс вошел в свое обычное русло, особой необходимости во мне как в и.о. главного не было. У нас каждый знает, когда и что ему делать. И если чего-то не делает, то только потому, что не хочет.
— Отгулы? Какие отгулы? — Алексей Иванович изобразил удивление, непонимание и некоторое недовольство моей несознательностью. — Телекомпания только-только приступила к работе, и именно сейчас все мы должны трудиться особенно усердно, ибо затянувшиеся праздники деморализовали и обескровили наших рекламодателей и спонсоров, что неминуемо приведет к образованию в бюджете прорех и дыр…
— Ну, не мне же их штопать! — я не выдержала и перебила директора.
Невежливо, конечно, но иначе придется выслушать получасовую лекцию о бедственном положении телекомпании! Оно, это самое положение, если верить Алексею Ивановичу, у нас постоянно бедственное, в диапазоне от плачевного до катастрофического.
— По трудовому законодательству мне положены выходные дни в таком же объеме, как и всем остальным сотрудникам, — напомнила я. — Пять отгулов с вас, Алексей Иванович! Или извольте оплатить мне работу в праздники в двойном размере! Если, конечно, не боитесь пробить в финансах компании зияющую брешь!
— Ты, Елена, шантажистка, — буркнул Алексей Иванович, потянувшись за календарем. — Почему пять дней, а не четыре? А, да, действительно пять… Ладно, с завтрашнего дня ты свободна. Выйдешь в понедельник.
— Во вторник, — поправила я. — Пять дней, а не четыре!
— Шантажистка и скупердяйка, — дополнил мою характеристику директор. — Все, иди!
Победно улыбнувшись, я быстренько вышмыгнула за дверь начальственного кабинета и побежала к себе в редакторскую, надеясь спокойно скоротать остаток дня за чаепитием с беседой. Мне-то еще никто не рассказал, как прошли праздники!
Но надеждам на спокойный вечер не суждено было сбыться. В четвертом часу в редакторской возник наш директор, потребовавший от коллектива в целом и от меня лично боеготовности номер один. Оказалось, что мой знакомый продюсер Сема Лячин привез-таки на гастроли того самого «звездуна», для пропитания которого запасал экзотические фрукты. Артист оказался не столь популярен у екатеринодарцев, как на то надеялся Сема, почти половина билетов за три часа до концерта оставалась нераспроданной, и Лячин решил подогреть интерес публики к гастролеру проверенным способом: выпустив его в прямой эфир местного телевидения.
Когда Алексей Иванович, взволнованный представившейся возможностью залатать хоть одну дырочку в нашем бюджете проплатой за экстренный эфир, ворвался в редакторскую, Сема как раз «висел» на моем телефоне.
— Ленка, ты смотри не жалей его! — наставлял меня Сема. — Задавай самые пакостные вопросы, поковыряйся в его подноготной, все скандальное зрителю вывали в лучшем виде!
— Это ты с точки зрения наилучшего промоушена говоришь или этот звездный вегетарианец тебе лично не нравится? — поинтересовалась я.
— Знала бы ты, какая это сволочь! — простонал Сема. — Не успел заявиться — уже вопит: «Где мой ананас?!» Оказывается, эти придурки из пресс-службы перепутали, он не авокадо жрет ящиками, а ананасы! А я запасся этими проклятыми авокадами, как на обезьянью свадьбу! Ладно, приволок я ему ананас, здоровенный, как тыква, а он орет: «Почему нечищеный?!» Блин, я даже картошку чистить не умею, а тут ананас! И вообще, я бы с большим удовольствием ему рыло начистил, так он меня достал!
— Слушай, это и есть его текила с петухами! — прервала я его. — Кончай орать, скажи лучше, в котором часу ты этого красавца к нам привезешь? В пять? Ладно, я буду в полной готовности.
— Покусай его, как ты умеешь, — попросил напоследок Сема.
Прямые эфиры со звездами — это моя общественная нагрузка. В штатном расписании я числюсь как шеф-редактор службы новостей, но на самом деле в нашей маленькой телекомпании каждый исполняет не одну роль, а две-три. Оператор-монтажер, журналист — ведущий эфира, вахтер-посыльный, директор- завхоз и так далее.
Вечерний гость мне не понравился, хотя в студию и под окна телекомпании явилась толпа фанатов, в основном женского пола. Юные девушки явно были от «звездуна» в восторге. С чего бы это?
Гость оказался маленьким неопрятным толстяком, с ног до головы в черном. На болтающихся, как у марионетки, задних лапках красовались тупорылые ботинки, на немытой головушке — беретовидный чепчик, на полпути между верхом и низом — разновидность футболки из дырчатого крепа. Мне, сидящей совсем рядом, в дырочки видно было его волосатое складчатое брюшко. Не скажу, что эта картина радовала глаз! Про себя я окрестила гостя Тушканчиком и пару раз едва не озвучила это прозвище прямо в эфире.
С гордостью скажу: для начала дав Тушканчику покуражиться, потом я уделала его как бог черепаху!
От моих вопросов он крякал, икал и даже, кажется, пукал. Самый мягкий из них звучал так: «В ваших песнях угадываются мелодичные напевы погонщиков караванов. Нет ли среди ваших предков кочевников?» Когда передача закончилась, Тушканчик катапультировался из кресла в коридор, даже не помахав нам на прощание ручкой. И чуть не уволок с собой дорогую казенную радиопетличку! Вадик уже в дверях сорвал ее с бегущего как олень Тушкана и с упреком сказал:
— Звездун-звездун, а халяву любит!
Программа закончилась одновременно с рабочим днем. Я уже собирала свою сумку, когда Наташа, остававшаяся в редакторской в наше отсутствие, вдруг вспомнила:
— Лен, тут, пока тебя не было, твой сотовый звонил! Трезвонил так настойчиво, что я позволила себе ответить.
— Что ответила и кому? — спросила я.
Последний звонок не определился.
— Кому — не знаю, звонил мужчина, он не представился. А ответила я, что ты совершенно недоступна, потому что уже в эфире.
— Спасибо, ты все правильно сделала. — Я сунула мобильник в карман шубки.
К вечеру похолодало, срывался снежок, и я вывернула свою шубокуртку мехом наружу.
