ушли.
— Он такой славный! — неодобрительно взглянув на меня, сказала бабуля. — Не надо бы его обижать!
— Если ты говоришь про Барклая, то я согласна с тобой на все сто! — нагло заявила я, тоже выбираясь из-за стола. — А что до Кулебякина, то в моей системе жизненных ценностей он занимает не самую высокую позицию!
— То есть мужик для тебя хуже собаки, да, Дюха? — Зяма попытался изобразить обиду за весь мужеский пол.
Я обернулась и обвела взглядом лица родных. Папуля смотрел на меня с мягким укором, бабуля с прискорбием, Зяма с насмешкой. Мамуля имела вид человека, вопреки своему желанию пробуждающегося от приятного летаргического сна.
— Спасибо, все было очень вкусно! — как пай-девочка, сказала я и ушла к себе.
Было только девять часов вечера. Я подозревала, что не смогу уснуть так рано, однако все-таки попыталась это сделать. Но и в самом деле не смогла — ко мне пришла мамуля.
— Индюша, можно с тобой поговорить? — спросила она подозрительно тихо и жалобно.
Я нащупала над головой шнурок бра, включила свет, села и заморгала, присматриваясь к мамулиному лицу. Его глубоко несчастное выражение мне очень не понравилось.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила я. — Я имею в виду, еще что-то?
— Нет, все то же самое, — тоскливо ответила мамуля, бочком присаживаясь на свободный край диванчика. — Прости, детка, я понимаю, что ты устала, но мне совершенно необходимо с кем-нибудь об этом поговорить.
— Пряников не подойдет? — пошутила я, но тут же пожалела о сказанном.
При упоминании имени психоаналитика мамуля скривила губы и закрыла лицо ладонями.
— Пря-а-а-а… — донеслось до меня невнятное глухое рыдание.
— Ты плачешь?! — я испугалась и вскочила с дивана. — Ты не плачь! Я сейчас папу позову!
— Сидеть! — рявкнула мамуля с интонациями Кулебякина, дрессирующего Барклая.
Я снова упала на диван.
— Папу звать не будем, — немного более спокойно сказала мамуля. — Папа наш хорош, когда нужно оперативно развернуть танковое сражение, а сейчас совсем не тот случай. Хотелось бы обойтись без шума и массовых жертв.
— Мама, не пугай меня! — попросила я.
— Я сама напугана, — призналась мамуля. — Ты не представляешь, какой шок я испытала!
— В раздевалке, когда нашла труп?
— Тогда тоже, но сейчас мне еще хуже, — мамуля свела изящно прорисованные брови в одну сплошную линию и уставилась на меня взглядом Кашпировского, заряжающего полноводную стеклотару всему населению страны разом. — Дюша! Только что, когда вы с Зямой заспорили о том, кто лучше, мужчины или собаки, я вдруг поняла, что именно тайно терзало меня на протяжении всего Денисова рассказа!
— Желудочные колики? — предположила я. — Не надо было нажимать на улитки!
— К черту улиток!
Я согласно кивнула.
— Все время, пока я слушала Дениса, меня терзало одно небольшое, но чрезвычайно важное нес-с- соответствие! — зловеще подсвистывая, сообщила мамуля. — Видишь ли, проанализировав с-собственные ощущения и фрагментарно с-сохранившиеся воспоминания, я пришла к выводу, что тело, которое я обнаружила, принадлежало вовс-с-се не Марии Петрачковой!
— То есть как это? — опешила я. — Неужели опера ошиблись и записали в покойницы совсем другую женщину?
— Какую женщину, Дюша? Я нашла мужской труп!
Я хлопнула глазами, и моя челюсть поехала вниз, как скоростной лифт.
Глава 8
— Это звучит дико, но я вам верю, — сказала добрая Трошкина мамуле, жадно наливающейся горячим кофе с коньяком. — Говорят же, что нет ничего более невероятного, чем правда!
— Воистину, так! — гулко возвестила мамуля из глубины полулитрового фаянсового бокала.
Трошкина спроворила для моей родительницы лошадиную дозу бодрящего пойла, предварительно выкачав из нее максимум информации. Теперь мы во всех подробностях знали, что произошло в бассейновой раздевалке.
— Вы нашли в шкафчике мертвое тело, захлопнули дверцу, в панике выскочили из помещения и вернулись туда уже с охранником, но в раздевалку он вошел один, — Трошкина постаралась разложить все по полочкам. — Номер шкафчика с жуткой начинкой вы забыли, и охранник наугад дергал дверцы, пока не нашел ту, за которой скрывался труп. Но это была не та дверца и не тот труп. Так?
— Мой труп…
— Мама! — вскричала я.
— Извини. Тот труп, который нашла я, помещался в узком шкафчике боком, и его первичных половых признаков я не видела, — обстоятельно начала мамуля.
Трошкина заметно побледнела, я же, напротив, почувствовала, что успокаиваюсь. Мамулин голос звучал точно так же, как в часы громкой читки, которой она завершает работу над каждым своим новым произведением. Кошмарные истории в мамулином исполнении я давно уже слушаю без содрогания — привыкла.
— Однако тот труп был весьма волосат, — продолжила наша сказительница.
— Денис так и сказал, что у Петрачковой волосы были длинные, как у русалки! — напомнила я.
— Если я что-то смыслю в мифологических существах, то у русалок длинные волосы имеются на голове, но никак не по всему телу! — желчно сказала мамуля. — А у того трупа была волосатая задница! А как раз на голове у него была короткая щетина, как трава после прохода газонокосилки! Я, конечно, знаю, что у покойников еще некоторое время после смерти растут волосы и ногти, но не с такой же скоростью!
— Это аргумент, — согласилась я.
— А вот тебе второй аргумент: у того трупа на предплечье была татуировка, синяя и как будто светящаяся! — сказала мамуля.
Я машинально цапнула себя за карман, но вспомнила, что свой мобильник в суете так и не зарядила, а бабулин сотовый уже вернула законной владелице. Я поднялась, чтобы пройти к Алкиному домашнему телефону.
— Ты куда? — спросила Трошкина.
— Никуда, — я снова села. — Хотела позвонить Кулебякину, спросить, была ли у покойной русалки татуировка, но передумала. Денис обижен и не станет со мной разговаривать.
— Ничего, обиженный Денис уже поговорил со мной, — сообщила мамуля. — Он сказал, что никаких татуировок у Петрачковой не было.
— А он внимательно осмотрел тело? — спросила Трошкина.
Я вообразила Кулебякина, внимательно осматривающего голое женское тело, и нахмурилась. Не то чтобы я ревновала милого к убитой Петрачковой… Просто предпочла бы, чтобы Денис, раз уж ему пришлось рассматривать чью-то мертвую натуру, одаривал своим вниманием не красивую покойницу, а тот волосатый мужской труп, о котором говорила мамуля.
— Инка, ты чего молчишь? — обратилась ко мне Алка.
— А что ты хочешь от меня услышать?
Трошкина немного подумала, тряхнула косичками и с подкупающей искренностью ответила:
— Я точно знаю, чего я НЕ хочу от тебя услышать: предложения под покровом ночи тайно проникнуть
