ванную, а потом в постель и только начала задремывать, как явилась мамуля. В длинной, в пол, ночной сорочке из батиста с кружевными рюшами и с горящей свечой в руке она имела уютный вид старого доброго английского привидения. Правда, когда сквозняк задул свечку и в наступивших потемках эфемерный батистовый конус чувствительно соприкоснулся с крепкой дубовой тумбочкой, «призрак» истово зашептал ругательства — и отнюдь не английские.
— Не спится? — спросила я, не сумев скрыть укор, который мамуля предпочла не заметить.
— Тебе тоже? — обрадовалась она и тут же включила свет. — Ты что-то задержалась. Как тебе спектакль?
— Интересный, — болезненно моргая, коротко ответила я.
— Представляешь, толстуха из наробраза после представления пыталась симулировать сердечный приступ! — весело сообщила мамуля. — Но креветки на фуршете она лопала как здоровая!
— А был фуршет? — Я вдруг почувствовала, что голодна.
— Был, но не для всех, — виновато посмотрела она. — Прости, я даже не искала тебя, думала, ты нарочно потерялась за кулисами. Там было так увлекательно, столько интересных мужчин и женщин!
Я не стала сообщать, что особенно увлекательны были интересный мужчина Бронич, умыкнувший меня из театра, и еще более интересный мужчина Алехандро, подобравший меня же на дороге. Любознательная мамуля непременно захотела бы подробностей, а я еще сама не успела осмыслить случившееся.
— Может, попьем чаю с плюшками? — вылезла из постели я.
Каюсь, мне никогда не удается соблюдать священное для многих женщин правило «Никакой еды после шести часов вечера». Не потому, что воля слабая — просто аппетит сильный. К тому же я давно заметила, что после шести любая еда становится значительно вкуснее. Честное слово, глубоко за полночь капустная кочерыжка кажется слаще «Сникерса»!
— Давай, — охотно согласилась мамуля, которая тоже свободна от диетологических предрассудков. — Ставь чайник, я сейчас приду.
И она принялась шарить взглядом по полкам стеллажа, почти полностью закрывающего одну стену моей комнаты и по большей части занятого произведениями самой Баси Кузнецовой.
Переняв у родительницы деликатный стиль старого доброго привидения, я беззвучно просквозила на кухню и потихоньку, стараясь не звякать приборами, сервировала стол к позднему ужину. Помимо заранее оговоренных чая с плюшками, в меню вошли отварное мясо, завалявшееся в глухом закоулке холодильника, и бутылка кумыса. Я вдохновенно сочинила из них что-то вроде окрошки и выхлебала ее еще до того, как подошла мамуля.
Она потирала виски и была задумчива. Я молча (рот был набит) пошевелила бровями, побуждая ее высказаться.
— Дюша, ты не помнишь, когда это я писала про иго? — хмурясь, спросила мамуля.
Это был неожиданный вопрос, и я поперхнулась.
— Я вообще не помню, чтобы как-то серьезно касалась в своем творчестве темы монголо-татарского нашествия, — продолжила мамуля, ассоциативно покосившись на ополовиненную бутылку кумыса.
— Наверное, ты касалась ее именно несерьезно, как беллетрист? — добродушно предположила я. — У кого это было — раскопки могилы Чингисхана, мел судьбы? Не у тебя?
— Как тебе не стыдно, ты путаешь мои произведения с романами конкурентов! — обиделась великая писательница.
Я виновато хлюпнула чаем. Мамуля еще немного подумала и решила:
— Нет-нет, определенно, география моих сюжетов никогда еще не выходила за границы Уральского хребта!
— Значит, теперь ты хочешь шагнуть дальше и открыть для себя новые просторы? — Мне показалось, я уловила, к чему этот разговор об иноземных захватчиках.
Я только не поняла, почему к разработке своих творческих планов мамуля приступила глубокой ночью, в такой неподходящей спецодежде, как ночнушка, и в таком неожиданном месте, как моя собственная комната.
— Что? — Мамуля перестала сверлить недобрым взглядом бутыль с монголо-татарским кефиром и посмотрела на меня. — Ах нет! Мне пока что и старых тем вполне хватает!
Я согласно кивнула. Наша великая Бася Кузнецова работает в жанре мистического ужастика, а там действительно, где ни копни, всюду темы и образы мощные, как своды романского собора, и цельные, как плиты готического склепа. Там, во всех смыслах, копать еще и копать!
— Дело в том…
Мамуля бочком опустилась на табуретку и рассеянно потянулась к чаю.
— Дело в том, что кое-кто пообещал отомстить мне за иго!
— Чего?! — Я снова подавилась. — Кому отомстить? За что? Кто это обещал?
— Я не знаю, — вздохнула мамуля. — Какой-то неуловимый мститель! Он позвонил мне на мобильный и страшным шепотом продекламировал: «Я знаю, ты всему виной! Я отомщу тебе за иго!».
— Хм…
Я посмотрела на озабоченное лицо родительницы и поняла, что ее срочно нужно успокоить. Если от переживаний у мамули приключится бессонница, то завтра она будет сильно не в духе. А наша гениальная писательница умеет передавать свои чувства и настроения родным и близким так же мастерски, как чужим и дальним!
Испортить наступающие выходные мне ничуть не хотелось.
— Строки-то ритмичные! — находчиво заметила я. — Может, какой-то тайный поклонник просто читал тебе свои стихи?
— По-твоему, это похоже на любовную лирику? — Мамуля недоверчиво перекосила брови.
— Почему нет? — Я напрягла свою наследственную поэтическую жилку, спешно додумывая продолжение двустишия. — Вот, например:
Я знаю, ты всему виной!
И отомщу тебе за иго!
Меня пьянишь ты, как вино,
Поэта делая заикой!
— Гм, — мамуля неуверенно улыбнулась. — Неплохо звучит, рифмы точные! Но при чем тут иго?
— Ну, здрасьте! — возмутилась я. — Где твоя логика? По-моему, все очень четко: ты пленила этого любвеобильного самца, оккупировала его сердце — что же это, если не иго?
— Ну, положим. — Мамуля покосилась на свое отражение в полированном боку стального чайника и непроизвольно поморщилась: искривленная поверхность посудины так причудливо исказила ее безупречные черты, что плениться ими мог разве что любвеобильный самец морской свинки. — Но какой мести мне следует ожидать за это непредумышленное эмоциональное иго?
— Не знаю, — честно сказала я. — Тут все зависит от личности обожателя. Может, он хочет утопить тебя в море своей любви?
— Звучит не слишком заманчиво!
Мамуля снова покривилась, без приязни посмотрела на свое косоглазое толстощекое отражение и неодобрительно пробормотала: «Экое свинство», — не уточнив, имеет ли она в виду ситуацию вообще или только отдаленно похожего на нее морского свинтуса в чайнике.
— Давай попросим Дениса выяснить, что за тип тебя донимает, — предложила я.
— Что ты?! — испугалась мамуля. — Ты забыла про мужскую солидарность! Не дай бог, Денис расскажет об этом Боре, и тогда мне придется долго-долго оправдываться, тщетно уверяя твоего ревнивого папочку, что я не проводила и даже не планировала никаких операций по захвату чужих сердец! Было бы лучше…
Тут она с нескрываемой надеждой уставилась на меня:
— Было бы гораздо лучше, если бы личность этого противника ига выяснил кто-нибудь другой! Кажется, у твоего брата в компьютере есть база данных всех городских телефонов, не так ли?
Я кивнула. В личном первенстве коварных соблазнителей наш Зяма мог бы потягаться с Дон Жуаном, но при этом он не чурается использовать в процессе охмурения милых ему дам самые современные
