которого немного испортили излишне звонкие шлепки резиновых сланцев о мои бледные индоевропейские пятки. Сонькины шлепы-вьетнамки я обула для пущего соответствия образу. Для быстрого бега эта дегенеративная азиатская обувь была приспособлена плохо, зато она отлично сочеталась с траурно- медицинским костюмчиком. Вдобавок я позаимствовала у Левика псевдокорейскую соломенную панаму, конусообразную, на резиночке, и выглядела, надо полагать, весьма эффектно. Во всяком случае, продавец фруктов дядя Васген, засмотревшись на меня, положил дыню мимо весов, а подобные промахи ко всему привычный старый торгаш не совершал даже в присутствии красоток, принимающих солнечные ванны топлес!
У подножия многоступенчатой лестницы, ведущей к «Чайке», я умерила и прыть, и нетерпение, чтобы совершить восхождение медленно, с подобающим случаю достоинством. На верхней площадке лестницы одернула рубашечку, поправила панамку, а потом дернула за веревочку, активизирующую колокольчик, и успела еще пригнуть голову и молитвенно сложить ладони, прежде чем дверь открылась.
Меня встретила женщина, свободная от тщеславных забот о своей внешности: я поняла это, увидев в поле зрения волосатые лодыжки и потрепанные тапочки с выглядывающими из дырочек на носках ногтями без всяких следов педикюра.
– Чего звонить, открыто же? – укоризненно пробормотала она и в следующий момент шлепнула мне под ноги половую тряпку на швабре. – Ноги вытирайте и заходите!
Я автоматически подчинилась, звучно проскрипела вьетнамками по мокрой мешковине и засеменила в холл.
– Вера Андреевна, тут никак интуристка! – крикнула мне вслед повелительница швабры.
Я порадовалась, что даже непросвещенная представительница трудового народа с первого взгляда оценила мой нездешний вид, и устремила выжидательный взор на приоткрытый проем за пустой стойкой ресепшена. В комнате за неплотно прикрытой дверью с табличкой «Дежурный администратор» что-то стукнуло, и через секунду оттуда вышла уже знакомая мне дама в униформе с галстучком.
– Добрый день! Вы к нам на отдых? – с улыбкой спросила она.
Я помедлила с ответом, обеспокоенно прислушиваясь к перебранке, которую затеяли Тяпа с Нюней. Мои сущности запоздало заспорили о приветствии, с которым мне следовало обратиться к администраторше. Ничего мало-мальски китайского они не придумали, поэтому одна склонялась к нейтральному «гуд монинг», а вторая настаивала на среднеазиатском «салям алейкум».
– Какое доброе утро, если я вдова?! Спятили? – мысленно шикнула я на обеих.
А вслух с чудесным акцентом сказала:
– Здрасся! – и сразу же плаксиво скривила губы, чтобы настроить администраторшу на печальный лад.
– Простите, я не понимаю. Что-то случилось? – нахмурилась она.
– Случилася! – подтвердила я, согласно качнув корейской соломенной шляпкой. – Моя муза умерла!
– Козел-собака! – выругалась моя Тяпа. – Нюнька, она разговаривает, как тот чукча из анекдотов!
– Сочувствую вам, – недоуменно морща лоб, ответила на мои слова администраторша. – Но… собственно… чего вы хотите?
– Помосси! – твердо сказала я, стараясь не обращать внимания на дружную критику, которой подвергли мое китайско-чукотское произношение Тяпа и Нюня. – Моя муза тут зила и умерла.
– Вы поэтесса? – недоверчиво спросила администраторша, введенная в заблуждение досадным совпадением звучания слов «муза» и искаженного «муж».
– Сейчас она предложит повесить на фасаде бронзовую доску с надписью: «Тут жила и умерла муза великой китайской поэтессы Ням-Пу!» – в полном восторге захохотала бесшабашная Тяпа.
– Почему – Ням-Пу? – заинтересовалась Нюня.
– Цыц! – прикрикнула я. И, поскольку я сделала это не мысленно, а вслух, пришлось продолжить:
– Не смесно! Мне не до суток, однако!
Администраторша в моем шепелявом исполнении простое слово «шутка» не узнала и поняла сказанное по-своему:
– Так вы на сколько суток? У нас в данный момент как раз есть свободный номер.
– Не надо номер! – ответила я, старательно подбирая слова без свистящих и шипящих. Это была трудная задача. – Моя не будет отдыхать, у моя траур. Муз умер, супруг! Вася звали, Петров фамилия.
– Ах, вы вдова того самого Петрова! – ахнула администраторша.
– Человека-невидимки?! – охнула позади меня тетка со шваброй.
– Моя вдова! – с великой печалью подтвердила я и для пущей достоверности продемонстрировала администраторше черную повязку на предплечье.
Этот простой и понятный знак траура я соорудила из черных атласных трусов, которые походя свистнула с чужого забора.
Уважая мою скорбь, женщины молчали. Я перешла к делу:
– Моя весси забирать будет! Где весси муза? Давайте весси!
– Вещи? – проявила смышленость администраторша. – А у нас их нет! Все вещи Петрова еще вчера вечером милиция забрала!
– Значит, в милиции тоже усомнились, что это была гибель в результате несчастного случая! – быстро подсказала мне Тяпа.
– Значит, милиция успела установить личность покойного! – заметила Нюня. – Видно, кто-то из отдыхающих узнал Петрова. Судя по записям в блокноте, он болтался тут не один день, наверное, многим успел запомниться, с такой-то яркой внешностью!
Она тоскливо вздохнула, придав тем самым убедительность моей показной скорби.
– Моя знает про милиция, – соврала я собеседнице. – Где все другие весси?
– Мы все отдали, номер пуст! – заволновалась администраторша.
– Моя проверит!
– Да пожалуйста, проверяйте! – Женщина обиделась. – Маша, проводи даму в двадцать второй номер!
– Там еще не убрано! – подойдя поближе, предупредила тетка со шваброй.
– Где номер, однако? – демонстративно озираясь, спросила я вместо ответа.
Спустя несколько минут я была оставлена в одиночестве в маленькой комнате со сводчатым потолком. За исключением этого потолка и красивого арочного окна с тонированными стеклами в решетчатом переплете, никакой экзотики в интерьере не было. На оштукатуренных стенах сливочного цвета имелись две безвкусные картинки в еще более безвкусных рамках, с потолка свисала лампа в незатейливом стеклянном плафоне, на полу лежал недорогой палас практичного буро-зеленого цвета. Меблировка состояла из полутораспальной кровати на металлокаркасе, небольшого платяного шкафа, тумбочки, мягкого табурета и столика, большую часть которого занимали электрический чайник и десертная тарелка с водруженным на нее стаканом. Телевизора, холодильника, кондиционера и телефона в номере не было, так что на комфортабельные аппартаменты помещение не тянуло. Правда, за гипсокартонной стеночкой имелись удобства: унитаз и душевая кабина. Умывальник в тесном закутке не поместился, поэтому зеркало висело без привязки к раковине, само по себе, на голой стене напротив унитаза.
– Необычное решение, – пробормотала я.
Осторожно пошевелив зеркало, я проверила, не спрятал ли маньяк Вася за ним что-нибудь интересное так же, как это сделал в своем скворечнике Рома.
Тайника не было ни за зеркалом, ни где-либо еще. Во всяком случае, я его не нашла, хотя очень старалась, не поленилась даже простучать стены и в попытке отогнуть закрепленный на полу палас едва не оторвала кусок плинтуса. Копать так глубоко пришлось по той простой причине, что на поверхности – в шкафу, в тумбочке, на столе и так далее – никаких вещей постояльца не осталось. Доблестная милиция выгребла все! Не знаю, что имела в виду Маша, когда сказала, что в номере не прибрано, но никакого мусора я не нашла даже в урне. Таким образом, у меня почти исчезла надежда узнать что-нибудь о моем третьем лишнем кавалере с маньяко-шпионскими наклонностями.
Зато я убедилась, что из окна номера можно было с большим удобством следить за моей скромной персоной! Золотая подкова пляжа с высоты башенки была как на ладони. Снующую между зонтами и лежаками Соньку в приметной дырчатой майке и помятой шляпе фасона «бледная поганка» я разглядела
