оглядев двухметрового Вадика с румяной физиономии до пяток, вполне крепко установленных на выщербленном асфальте. — Да и муженек Ленкин тоже далеко не дистрофик! И вообще, чего ж вы, мужики, тянетесь к женщине, если она чума и все такое?
— Во-первых, мы, настоящие мужчины, любим преодолевать трудности, а Ленка — одна сплошная трудность и есть! — сзъязвил в ответ Вадик. — А во-вторых, не все тянутся. Некоторые, у кого инстинкт самосохранения в порядке, совсем наоборот!
— Чего? — Ирка нахмурилась. — А ну, с этого места поподробнее! Кто это с порядочными инстинктами к моей любимой подруге наоборот?
Вадик замолчал и отвернулся.
— Та-а-ак! — протянула Ирка, устанавливая руки в бока. — А ну, колись, трепло, до конца! Она все- таки встречалась в Берлине с этим своим соседом детства, да? И что?
— И ни-че-го! — гордо ответил полномочный представитель мужского племени.
— Вот козлы! — неизобретательно выругалась Ирка. — Бедная Ленка, какая обида… Так она поэтому из поезда выпрыгнула? Надеюсь, хоть на рельсы не легла?
— Зачем сразу на рельсы? Не настолько же все плохо! Есть еще куда лечь! — заволновался Вадик. — Я вот, можно сказать, почти предлагал… гм… руку помощи.
— Я же говорю — вы, мужики, бездушные животные! — буркнула Ирка и, приставив ладошку ко лбу, сурово засмотрелась из-под этого козырька в голубую даль, где параллельные рельсы сходились вместе, злостно нарушая законы геометрии Эвклида.
— Я же говорю — вы, бабы, бессмысленные растения! — фыркнул Вадик. — Что ты смотришь? Она ушла туда пять часов назад! За это время можно было успеть добежать до канадской границы!
— Логично. — Ирка вздохнула, поменяла расположение ладони относительно лба, потерла его и решила:
— Тогда поехали дальше. И буфет, и Ленку будем искать на следующей станции.
13
Пашка сидел на заиндевевшей лавке так долго, что образовал в ледяном серебре аккуратную полукруглую проталину. Пашке некуда было спешить. Мамка, надеясь побольше заработать к празднику, нажарила такую гору пирогов, что она с трудом поместилась в два ведра. Пироги были хорошие, вкусные — с картошкой и с печенью, притом не маленькие — с ладонь взрослого мужика. Мамка с Пашкой вынесли их к поезду, надеясь, что пассажиры быстро все расхватают, но проезжающий мимо люд уже вовсю отмечал Новый год, и для простых домашних пирогов места в праздничном меню не находилось. Пашка предвидел, что торговля затянется, и развлекал себя, как мог.
Самое интересное на станции — рассматривать людей. Пашка, вытягивая шею из-за прилавка, заглядывал в окна, за каждым из которых в радужном мыльном шаре помещался целый мир — параллельный Пашкиному и последовательно связанный с другими пузырями. Непрочные миры в вагонах складывались на время совместного пути и разрушались по прибытии поезда. Наверное, именно поэтому люди в купе так спешили знакомиться и общаться, тщетно пытаясь крепить свой заведомо обреченный мир зыбкими паутинками временных связей. Пашке происходящее за стеклом казалось театром теней. Когда поезд уходил, он невольно сравнивал призрачную дорожную мимолетность с яркой, объемной и незыблемой реальностью станции. Он не ленился наблюдать, запоминать картины и лица и систематизировать увиденное. «Кто владеет информацией — владеет миром!» — сказал один умный человек, мнение которого Пашка вполне разделял. Он также верил, что информация дорогого стоит.
— Пирожки! Вкусные домашние пирожки! — по инерции прокричала мать вслед уходящему поезду, а потом сокрушенно покачала головой и в очередной раз подняла крышку эмалированного ведра, проверяя, много ли еще там осталось вкусных домашних пирожков.
Уровень выпечки в ведре понижался медленно. Оставшихся слоев должно было хватить еще на три- четыре поезда.
— Сиди, смотри! — строго сказала мать.
Она со скрежетом задвинула ведро Пашке под ноги и пошла в буфет за горячим чаем — орать на холоде «Пирожки, пирожки!» было делом нелегким. Пашка знал, что к вечеру мать охрипнет.
С уходом поезда на станции стало спокойно, но не скучно. Пашка с интересом наблюдал за новыми людьми: со стороны лесопосадки притопали жутковатые чудики в отрепьях, мужик и баба. В немытых лапах оба несли по сосенке, держа новогодние деревца торжественно, как жезлы. Это придавало им карикатурное сходство с Дедом Морозом и Снегуркой. Герои страшненькой сказки встали с краю прилавка, поставили свои сосенки на землю и замерли, как часовые.
Пашка не выдержал и хмыкнул.
— Ты че лыбишшя, шопляк? — тут же окрысился на него сердитый дядька с мордой, похожей на сырую отбивную.
— Что ты заладил, Картавый, сопляк да сопляк! — одернула его баба, которая выглядела чуточку приличнее.
— Кштати! — мужик, названный Картавым, нехорошо оживился. — Пацан! Ты тут шопляка в белых подштанниках не видал?
Единственным сопляком в белых подштанниках, увиденным Пашкой сегодня, был младенец, которому мамаша меняла памперс на столике в купе. Полагая, что Картавый интересуется какой-то другой личностью в белом, пацан сказал:
— Не-а! — и помотал головой.
Бомжеватый Дед Мороз отстал, но продолжал озираться по сторонам и минут через десять кого-то заметил.
— Дагюха, шматываемшя! — озабоченно шикнул он своей маргинальной Снегурке и косолапо, вперевалку затрусил по перрону, часто оглядываясь через плечо.
Через пару минут к прилавку, за которым восседал одинокий Пашка, подошли два милиционера.
— Эй, малой! — позвал один из них — помоложе. — Ты тут парня в белом не видал?
— С елками в руках! — подсказал второй.
— Елок не видал, только сосенки, — охотно ответил Пашка. — Их дядька с теткой несли.
— Какие дядька с теткой? — переглянувшись, заинтересовались милиционеры.
— Да никакие уже! — хмыкнул пацан. — Просто никакущие! Пьянючие, вонючие!
— Штаны белые? — с надеждой спросил молодой мент.
— Может, когда и были белые, но теперь такие грязные, что не разберешь, — обстоятельно рассудил Пашка. — Они во-он туда пошли! На тот конец!
— Пошли и мы! — обрадовался молодой милиционер.
Не вставая с лавочки, Пашка качнулся вперед, вытянул шею и проводил милиционеров любопытным взглядом, но ничего интересного не увидел. Менты быстрым шагом прошли по перрону и скрылись из виду за монументальным кирпичным строением, на крыле которого отчетливо читалась большая буква «М», обозначающая отнюдь не метрополитен.
Охочий до бесплатных развлечений пацан еще глазел на уборную, когда на пустой прилавок перед ним легла чья-то жидкая тень, и приятный женский голос удивительно вежливо произнес:
— Извините, пожалуйста, вы случайно не видели тут молодого человека в светлых штанах?
— С елками? — Пашка с готовностью переключил внимание на симпатичную женщину в джинсиках и несерьезной кургузой курточке.
Услышав про елки, она почему-то отодвинулась от прилавка и спросила, заметно робея:
— Почему обязательно с елками?
Пашка честно обдумал ответ и сказал:
— Потому что Новый год, сейчас все с елками!
— Спасибо, не надо! — проворчала странная женщина. — Я с елками не хочу…
Она попятилась и отошла в сторону, скрывшись за киоском с надписью «Буфет «Ласточка». Пашка
