признание смягчает вину!
Она сунула руку под одеяло и бестрепетно пощекотала волосатый майорский живот. Смертельно усталый Лазарчук, не приходя в сознание, смущенно хихикнул и сделал попытку свернуться в клубочек, как ежик, атакованный голодной лисой.
– Имя, сестра, имя! – не отставала Лиса Лариса.
Лазарчук бесстыдно чмокнул губами.
– Ах, ты, сволочь такая! – с грозной нежностью сказала ему жена. – Ну, хорошо, попробуем под суфлера…
Она склонилась над помятым ухом супруга и, преодолевая порыв больно цапнуть его за мочку, вкрадчиво зашептала:
– Маша? Даша? Наташа? Аня? Таня? Лена?
– Лена, – согласился Лазарчук.
– Лена, значит? Прекрасно, – неискренне одобрила майорский выбор верная жена. – Остальных тоже сдавай, кто там у тебя еще?
– Лена, – повторил Лазарчук.
– Вторая Лена? Ты не оригинален, майор! – попеняла супругу Ларочка. – Может, и третья есть?
И она гипнотически зашептала:
– Бог, как и ты, тоже троицу любит… Три – счастливое число…Три, три – будет дырка…
– Ирка! – эхом отозвался растревоженный майор.
– Лена и Ирка?!
Ларочка распрямила спину и похлопала ресницами.
– Погоди-ка, Лазарчук…
Но Лазарчук не погодил, а выдал на бис совсем уж удивительное:
– Харе Кришна, Харе, Харе! – гаркнул он вдруг вполне отчетливо и бодро – с таким лихим подобострастием, с каким солдаты на плацу кричат: «Здравия желаем, товарищ генерал!».
– Ба, знакомые все хари! – начиная улыбаться, сказала Ларочка.
Лютая ревность ее отпустила, зато одолело не менее лютое любопытство.
– Секундочку, милый, сейчас мы продолжим! – эротично пообещала она супругу и побежала в кухню – за восхитительно щекотной метелочкой для обметания пыли и собственным мобильником с полезной, как оказалось, функцией диктофона.
Утро началось удивительно хорошо – с завтрака, который не входит в мою обязательную программу.
По утрам я обычно успеваю накормить мужа, что довольно легко, так как он нисколько не сопротивляется, и ребенка, которого всякий раз приходится убеждать словом и побеждать делом. Сама я завтракаю уже на работе, да и то при условии, что какая-нибудь особо творческая зараза из числа моих коллег и подчиненных не прикончит редакционные запасы кофе и сахара еще в ночном эфире. Но сегодня с нами была Ирина Максимова, а ее фамильные традиции по части утреннего приема пищи коренным образом отличаются от моих.
Нормальный завтрак, в понимании Ирки, это безалкогольный вариант старорусского купеческого загула. К столу были поданы блинчики со сгущенкой, овсянка с вареньем, яичница с колбасой, хлеб с маслом и кофе с молоком. Размах утреннего пиршества сильно ограничила скудость моей провиантской базы. Если бы мы ночевали не у меня, а в доме подруги, в меню наверняка были бы еще и творожок со сметанкой, и сосисочки с картошечкой, и гусь с яблоками, и поросенок с хреном, и хрен знает что, и хрен знает с чем.
Настя Круглова, выйдя к столу, слегка опешила и принялась озираться – не иначе, в поисках орды голодных.
– Садитесь за стол! – строго сказала Ирка, взмахнув поварешкой. – Сейчас я буду вас кормить.
– Может, не надо? – пискнула Настасья.
Она обычно тоже ограничивается чашкой кофе, за который мы ежеутренне конкурируем.
– Надо, Федя, надо! – сказала Ирка и принялась наполнять тарелки.
Все было вкусное, но всего было слишком много, и от смерти через закармливание нас с Кругловой спасло только появление новых гостей.
– Всем привет! – радостно возвестила с порога Ларочка Лазарчук и притопнула ногой.
Полуторагодовалый Тимоня весело подпрыгивал у нее на руках.
Укрепленная памперсом детская попа выбивала мелодичный звон из украшающих мамины руки металлических браслетов. Ларочка сияла и трясла кудрями, Тимоня хохотал и выдувал пузыри, каблучки стучали, браслеты бренчали – не хватало только козочки Козетты, которая сплясала бы на задних ножках с алой розой в зубах.
– Здравствуйте, здравствуйте, наши дорогие! – Ирка разлилась в улыбке и поплыла в прихожую. – А кто это у нас такой большой, такой красивый? А кто будет кушать чудесную овсяную кашку?
Большой и красивый Тимоня заскакал вдвое чаще, нещадно трамбуя задом мамочкин локоть и протягивая ручки к любимой тете Ире.
– Да, кто ее будет кушать? – шепотом повторила вопрос Настасья, посмотрев на меня, как истомившийся в заключении граф Монте-Кристо на аббата Фариа, знающего секретный путь к свободе, – с мольбой и надеждой.
Я ухватила в каждую руку по тарелке, метнулась к мойке и вывернула замечательную кашку в помойное ведро.
Простите меня, голодающие дети Африки!
– Спасибо, мы уже покушали, – Ларочка спустила засидевшегося потомка на пол. – Может, попозже… Лен, я запущу Тимона в детскую, он там ничего не испортит?
– Я не знаю, что еще там можно испортить, – честно сказала я. – А ты сама как думаешь?
Я гостеприимно распахнула дверь в детскую, Ларочка заглянула туда, длинным взглядом по запутанной траектории обежала внутреннее пространство, зафиксировалась на электрической лампочке и сказала:
– Ну-у-у-у… Тут, конечно, уже много чего сделано… Но потолок вот еще совершенно не охвачен! Можно, например, пострелять в него шариками с краской.
Я молча шагнула в комнату и переложила с пола на шкаф игрушечное пейнтбольное ружье.
– Еще на шторах покачаться можно, – добавила Ларочка, посторонившись, чтобы пропустить в помещение Тимоню.
Я проследила направление, в котором Лазарчук-младший припустил на четвереньках, и своевременно подхватила длинные хвосты занавесок.
– Лучше всего будет намотать их на карниз, – невозмутимо посоветовала Ларочка. – И тюлевую занавеску тоже… А шкафчики, я помню, привинчены к стенам?
Я кивнула и добавила:
– Розетки закрыты заглушками, ящики на стопорах, телевизор закреплен намертво, игрушки все качественные, сертифицированные, без использования анилиновых красителей. А на тот случай, если малыш надумает пожевать ковер, он выстиран гипоаллергенным шампунем с добавлением безвредной горечи.
– Вот это, я понимаю, ясновидение! – уважительно пробормотала в коридоре Настя Круглова, не имеющая своих детей.
– Отлично. – Лариса потянула меня за рукав, попятилась, и мы вышли из комнаты. – Тимочка, деточка, поиграй тут, мой хороший, пока мамочка с тетеньками поговорит!
– Если мамочка сердится на тетенек за то, что они вчера задержали на работе папочку, то тетеньки дико извиняются, но у нас был форсмажор! – сообщила я заранее, не дожидаясь, пока майорша Лазарчук начнет ругаться, как сапожница.
– Ага, я знаю.
Ларочка удобно устроилась на кухонном диване, сладострастно повозила затылком по мягкому подголовнику, успокоенно закрыла и снова открыла глаза.
– Я, собственно, потому и пришла. Вот, послушайте!
Она вытянула из кармана мобильник, придавила кнопочку и снова сложила руки и смежила веки, как меломан в ожидании начала великолепного концерта.
