Они смотрят в разные стороны, благо небо большое.
Этот недолгий антракт вводит в заблуждение публику, и она снова скапливается у щели.
Простодушно полагает, что тут торгуют рыбой.
Кайзеровская каска дедушки
Прозвище бывших немецких евреев в Израиле — 'йекес'. Его придумали евреи Восточной Европы, разговаривавшие на идиш. Я не знаю идиш, и семантика клички мне неизвестна. Сабры истолковали ее по- своему. Как аббревиатуру ивритских слов: 'иехудим кшей авана' — 'евреи-тугодумы'. Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Поди докажи ему, что один такой 'тугодум' придумал теорию относительности, другой изобрел психоанализ, а третий — сообразил наслать на мир призрак коммунизма.
Не говоря уже об авторе утопического сочинения 'Альтнойланд', то есть о Герцле, которому сабры[*] обязаны тем, что они сабры.
Но вернемся к 'йекес'. Они не остались в долгу перед изобретателями своей клички и прозвали евреев Восточной Европы 'ост-юден', восточными евреями. Как и полагается носителям европейской культуры, немецкие евреи придумали прозвище для своих соплеменников из славянских земель по объективному географическому признаку. Хотя если немножко покопаться, легко выкопать из-под 'ост-юден' азиатов, то есть дикарей. Дело давнее, и стороны, кажется, уже квиты. Все же нашелся один тугодум, который только теперь вспомнил, что ему следует возмутиться своим прозвищем, и подал жалобу в 'Багац'.
'Багац' — это 'бет-дин гавоа ле-цеддек', высший суд справедливости. Вы о такой инстанции не слыхали. Она поставлена защищать человека от властей. Если вы гражданин Израиля, это еще не значит, что родному еврейскому государству позволено закручивать на вас гайки и в своих интересах ущемлять ваши права. Вы считаете, что власти вас обидели — езжайте в Иерусалим в канцелярию Верховного суда и, уплатив символическую сумму, подавайте жалобу в 'Багац'. В отличие от других судебных инстанций, которые годами мурыжат дела, этот суд соберется в считанные дни, а иногда и часы, чтобы рассмотреть вашу жалобу на правительство Государства Израиль или на любое государственное учреждение.
Адвокат не всякому по карману — в 'Багаце' можно и без него. Остается вопрос, насколько практика высокого суда справедливости оправдывает его название. Недавно этот суд вынес решение против собственного правительства в пользу жителей территорий, которые, с точки зрения международного права, находятся под оккупацией Израиля. 'Багац' удовлетворил иск самарийских арабов-землевладельцев, обязав Государство Израиль в течение тридцати суток эвакуировать созданное на землях истцов поселение Эйлон-Море.
Для высокого суда справедливости не имеет значения, кто вы и откуда, если в отношении вас государство нарушило свои или международные законы, оно будет призвано к ответу. Коль скоро вы просите защиты, суду также неважно, пришли ли вы с делом, имеющим огромные политические последствия, или с жалобой, которая звучит скорее как анекдот.
Так и получилось, что наряду с делом о землях в Эйлон-Море суд рассмотрел жалобу одного раввина на израильское телевидение.
Истец просил запретить демонстрацию нового документального фильма.
Мотив: фильм называется 'Йекес', что сильно оскорбляет чувства истца, бывшего немецкого еврея.
Решение: жалобу отклонить.
Раввину не повезло: судья, разбиравший его жалобу, оказался тоже бывшим немецким евреем. Он заявил обиженному земляку, что, будучи истым 'йеке', считает свое прозвище не только не оскорбительным, но весьма почетным; чем-то вроде родового герба. Он рад, что про 'йекес' наконец вспомнили и сделали фильм. Он посмотрит его с огромным интересом.
Я тоже смотрел этот фильм, и тоже с огромным интересом. Он сделан сыном немецкого еврея, вместе с другими 'йекес' бежавшего в тридцатые годы от Гитлера в Палестину. Здесь у них выросли дети и внуки. 'Йекес' состарились, и картина исполнена сыновней нежности к своим старикам.
Вместе с тем фильм раскрывает драму еврейского эмигранта, привязанного всеми фибрами души к отторгнувшей его земле и культуре.
Автор фильма не стал упрощать проблемы. Ему нетрудно было бы показать, что репатриироваться не только хорошо, но и выгодно, что обрести родину легко и просто, напиши он лишь иной комментарий к кадрам. Посмотрите, мол, как устроились в Израиле старые 'йекес'! Превосходные киббуцники, отличные фермеры, выдающиеся профессора, богатые коммерсанты. А какие виллы, библиотеки, мебеля и даже белокурые болонки на гобеленовых кушетках!..
Но, приглашая зрителя в одну из очередных вилл, автор просит обратить внимание не на ее роскошь, а на ее стиль, на контур ее черепичной кровли. И зритель видит на израильской улице фрагмент немецкого архитектурного ландшафта. Собравшееся под этой кровлей общество разговаривает на изысканном немецком языке и, музицируя, исполняет под аккомпанемент концертного рояля шубертовские и иные 'лидер'.
Фильм был показан в Западной Германии. Немцы не поверили своим глазам: в Израиле конца семидесятых годов — натуральные берлинские салоны начала века!..
Автору-сабре это кажется дикостью. Мне это кажется неизбежностью, которая в случае с немецкими евреями так бросается в глаза лишь в силу фундаментальности немецкого воспитания. Фильм, в сущности, о нас всех, собравшихся здесь со всего света. Не исключая, конечно, и меня, 'ост-юде', привезшего в Израиль полную подписку Гослитиздата. А как же иначе? Каждый везет свое. Лоточник из Ирана показал мне однажды свою главную реликвию: медный самовар в бляшках цветного стекла. В фильме 'Йекес' бабушка из Берлина, раскрыв семейный альбом, с гордостью показывает внучке кайзеровского кавалериста в остроконечной каске. Какой красивый у покойного дедушки головной убор! Мой Гослитиздат затрепан, самовар лоточника завернут в ветошь. Альбом немецкой еврейки словно вчера переплели, а сегодня впервые развернули. Обращение разное — отношение одно.
И все-таки, когда старые 'йекес' в фильме начинают вспоминать невзгоды своих первых лет в Палестине, нельзя не поразиться: то же самое, что говорили они тогда, сегодня сплошь и рядом можно услышать от новых репатриантов из СССР. Оказывается, мы лишь повторяем жалобы полувековой давности, причем слово в слово. 'Не та природа, не те порядки, не то окружение'. 'Местные игнорируют новоприбывших'. 'Приехал цвет культуры (тогда — немецкой, сейчас — советской), хочет внести вклад, а 'им' не надо'. 'Кругом 'ост-юден' с их жуткой примитивностью, разболтанностью и криками вместо дела'. Как видите, азиаты всегда портили нервы европейцам. С той лишь разницей, что у еврея из Союза в дикарях ходят его соплеменники из Азии и Африки, а у немецкого еврея в дикарях ходили азиаты из России. То есть мы с вами.
Время, однако, лечит людей, и 'йекес' в фильме с улыбкой вспоминают свои былые переживания, о которых, впрочем, они и по сей день рассказывают не на иврите, а по-немецки.
Нам показывают директора хайфского зернохранилища. 'Йеке', он подобрал всю администрацию из немецких евреев и создал с их помощью образцово-показательное предприятие, которое работает как часы.
Немецкие евреи, говорит он, все делают досконально. Они разговаривают между собой по-прежнему на немецком, лишь потому что не знают в совершенстве иврита. Не то, что 'ост-юден'. У тех каждый владеет по меньшей мере двадцатью языками и ни на одном не говорит правильно.
В этом последнем замечании что-то есть. Но не тут зарыта собака. Недавно телевидение показало другой документальный фильм — об Александре Пене. Был такой красавец-юноша из Сибири. Приехал в Палестину в двадцатых годах. Владел ивритом так, как не владеют сабры с филологическим образованием. В силу возраста любил женщин, в силу происхождения хлестал водку, а в силу иллюзий был коммунистом. На своем блестящем иврите писал лирические стихи и политические поэмы. Сабры не оценят, если я скажу, что Александр Пен привез в Палестину кое-что от Маяковского и многое от Есенина. Но сабра, сделавший фильм о Пене, и тот уловил, что у знаменитого израильского поэта были две родины.
Эмигранта часто сравнивают с пересаженным растением. Под моим окном растет фикус. Не российский фикус в кадке, а огромное дерево, привезенное евреями в Палестину не то из Австралии, не то из Чили. Чтобы прижиться на новом месте, оно выпустило из кроны воздушные корни и ввинтилось ими в
