Терапия

застрелены по-настоящему — к сожалению, полицейские, которые в конце застрелили героя Харви Кейтеля, были представлены всего лишь голосами за кадром. Эми, похоже, ничуть не тронуло это кровопролитие. Гораздо больше ее волновало, что она не может вспомнить, где видела одного из актеров раньше, и все шептала мне: «В «Доме игр»? Нет. В «Таксисте»? Нет. Где же я его видела?» — пока я не попросил ее замолчать. Когда мы выходили из кинотеатра, она победно возвестила: «Я вспомнила, я видела его не в кино, а в одной из серий «Полиция Майами. Отдел нравов». И в этот момент мой взгляд упал на газетный заголовок: «УМЕР БОББИ МУР». Внезапно смерти в «Бешеных псах» показались мне карикатурными. За ужином я все время подгонял Эми, чтобы скорее поехать домой и включить телевизор, и она решила вернуться к себе прямо из «Габриэлли».

— Я вижу, что ты хочешь побыть один на один со своим горем, — заметила она сардонически и не слишком ошиблась.

В «Спортивном вечере» показали много старой хроники с Бобби Муром в расцвете сил, особо подчеркнув, конечно, его участие в финале Кубка мира 1966 года: те незабываемые кадры, где Мур, получая кубок из рук королевы, сначала тщательно вытер ладони о футболку, а затем повернулся к зрителям, подняв трофей высоко над головой, чтобы весь Уэмбли и вся страна полюбовались на него. Какой это был день! Англия — Германия, 4:2 после дополнительного времени. Просто сюжет для детских комиксов. Могли ли мы мечтать в начале соревнований, что после стольких лет унизительных поражений от южноамериканцев и славян мы наконец-то станем чемпионами мира в игре, которую сами и придумали? Та команда — это были настоящие герои. Я до сих пор помню наизусть их имена. Бэнкс, Уилсон, Коэн, Мур (капитан), Стилз, Джек Чарлтон, Болл, Херст, Хант, Питере и Бобби Чарлтон. Кажется, тогда он тоже плакал. Но только не Бобби Мур, капитан, который всегда на высоте, спокойный, уверенный, сдержанный. Он обладал великолепным чувством игры, что компенсировало его медлительность при обводке. Хроника воскресила все это в памяти: то, как в самый что ни на есть последний момент он вытягивает свою длинную ногу и снимает мяч с носка противника — безупречно, без всякого нарушения правил. А потом — как он отбирает мяч у защитников и бросается в атаку: голова высоко поднята, спина прямая, — словно полководец впереди войска. Он был похож на греческого бога — прекрасная фигура и короткие золотистые кудри. Бобби Мур. Теперь таких нет. Современный тип — неотесанная деревенщина, гребет деньги лопатой, весь расписан какой-то рекламой, постоянно сплевывает на поле и ругается так много, что читающие по губам глухие зрители пишут на Би-би-си жалобы.

(Делаю исключение для Райана Гиггса, молодого нападающего из «Манчестер Юнайтед». Он восхитительный игрок; когда он устремляется на защитников, разгоняя их, как овец, а мяч ведет так, словно тот привязан к его ноге, зрителей охватывает трепет. И он в определенном смысле до сих пор сохранил невинность. Он еще не скатился до осторожности и цинизма, не вымотался, играя слишком много матчей подряд, еще не заболел звездной болезнью. Он до сих пор играет как ребенок, получая наслаждение от игры. Я скажу, что мне нравится в нем больше всего: когда у него что-то по-настоящему хорошо получается — он забивает гол, или обходит троих игроков, или делает идеальный проход по полю и бежит назад, к центральному кругу, а толпа неистовствует, — он хмурится. Он выглядит ужасно серьезным, как мальчик, который старается казаться очень взрослым, будто это единственный способ сдержаться и не пройтись колесом, не бить себя в грудь, вопя от восторга. Мне нравится то, как он хмурится, когда сделает что-то действительно выдающееся.)

Но вернемся к Бобби Муру и тому славному июньскому дню финала Кубка мира 1966 года. Даже Салли, которая никогда не была большой поклонницей футбола, передалось общее возбуждение, и она, уложив Джейн в кроватку, села смотреть телевизор со мной и Адамом, который был еще слишком мал, но все равно интуитивно чувствовал, что происходит нечто важное, поэтому безропотно сидел, держа большой палец во рту и прижавшись щекой к своему пледу, все время глядя на меня, а не на экран. Это был наш первый цветной телевизор. Англичане выступали в красных, цвета клубничного джема футболках вместо обычных белых. Мы с немцами, наверное, бросили жребий, кому играть в белом, и проиграли, но с тех пор нам следовало бы держаться красного, похоже, он приносит удачу. Нам просто повезло, что наш третий гол засчитали, и именно поэтому четвертый мяч был встречен таким безумным ликованием. Когда он оказался в сетке, из открытых окон донеслось ликование соседей, а когда матч закончился, все высыпали на улицу, радостно галдя и возбужденно обмениваясь впечатлениями с людьми, с которыми раньше едва здоровались.

Это было время надежд, время, когда можно было считать себя патриотом, не боясь, что тебя заклеймят приспешником тори. Позор Суэца остался в прошлом, и теперь на глазах всего мира мы одерживали победы, понятные и близкие простым людям, — в спорте, поп- музыке, моде и телевидении. Британию олицетворяли «Битлз», мини-юбки, «Ну и неделька была»

[16] и победоносная английская команда. Интересно, смотрела ли королева сегодня вечером телевизор и что она чувствовала, видя себя, вручающую Кубок мира Бобби Муру. Думаю, укол ностальгии.«Вот было время, да, Филип?» Время, когда она просыпалась утром, уверенная, что не увидит в газетах подробностей о сексуальных выходках членов своего семейства: Дианагейт, Камилла- гейт, пленки Скуиджи[17], фантазии Чарлза с тампонами, Ферджи, сосущую палец ноги. ПНП Монархии. Я никогда не был большим поклонником королевской семьи, но нельзя не посочувствовать бедной старой королеве.

В связи с этим я вспомнил странное происшествие, которое случилось сегодня утром по пути в Лондон и взбудоражило меня. Ожидая поезда на станции «Раммидж Экспо», я заметил дальше на платформе Низара. Только я хотел подойти поздороваться, подбирая подходящую улыбку, как увидел, что он не один, а с молодой женщиной. По возрасту она годилась ему в дочери, и я знал, что это не жена, так как ее фотографию в серебряной рамке видел у него на письменном столе — пухлая, устрашающего вида матрона в платье в цветочек, в окружении троих детей, она ничем не напоминала эту высокую стройную молодую женщину с блестящими черными волосами до плеч, в изящном черном шерстяном пальто. Низар стоял к ней очень близко, что-то оживленно рассказывая, его пальцы хирурга порхали по воротнику ее пальто, он поправлял ей волосы и отряхивал рукава жестом собственника и в то же время почтительно, словно костюмер звезды. Я заметил их в тот момент, когда Низар что-то шептал женщине на ухо, а она, склонив к нему голову (он был намного ниже ее ростом) с самодовольной улыбкой слушала. И вдруг посмотрела в мою сторону. К счастью, она меня не знала. Я успел развернуться и скрыться в зале ожидания, где и остался сидеть, пряча лицо за «Гардиан», пока не пришел поезд.

Просто какое-то поветрие супружеской неверности: Джейк, Джин Веллингтон, королевская семья, а теперь вот и Низар. Интересно, почему я испытываю неловкость, даже чувство вины, застав Низара врасплох с его красоткой? Почему я убежал? Почему я спрятался? Просто не понимаю.

Мы с Салли не занимались любовью с прошлого четверга. Я ложился в постель позже ее, или жаловался на несварение или на якобы начинающуюся простуду и т. д., лишь бы воспрепятствовать этому мероприятию. Я боюсь, что снова не смогу кончить. Наверное, стоит попробовать мастурбацию, чтобы убедиться, что со стороны механики никаких неполадок нет.

Четверг, утро, 25 фев. Написав последний фрагмент, я разделся, лег на кровать с полотенцем под рукой и предпринял попытку мастурбации. Давно я уже этим не занимался, тридцать пять лет, если быть точным, и растерял все навыки. В шкафчике в ванной комнате я не нашел вазелина, и на кухне, как на грех, закончилось оливковое масло, поэтому я смазал член «Салатной заправкой Пола Ньюмена», что оказалось ошибкой. Во- первых, она была жутко холодная, из холодильника, и поначалу произвела скорее сдерживающий, чем стимулирующий эффект, во-вторых, уксус с лимонным соком жгли невыносимо, а в-третьих, когда травы нагрелись от трения, я начал благоухать, как polio alia cacciatora

[18] у «Габриэлли». Но основная проблема состояла в том, что я не мог вызвать подходящих мыслей. Вместо эротических образов я продолжал думать о Бобби Муре, который победно держит над головой кубок Джулза Римета, или о Тиме Роте, когда он лежит в луже крови в «Бешеных псах», а по его рубашке спереди расползается красное пятно, и начинает казаться, будто он одет в форму английской команды.