Когда Женя вернулся домой и сказал, что аптека закрыта на ремонт, ему не поверили. Отец пошел к автомату и выяснил, что в аптеке № 1 ремонтом даже не пахнет. Он сразу захотел пустить в ход ремень, но Женя кричал и плакал. И клялся, что он не истратил на мороженое проездных денег, что доехал до центра, своими глазами видел замазанную мелом витрину и надпись на двери: «Закрыто на ремонт». Видел над всем этим вывеску. Очень крупно: «Аптека».
Он плакал и плакал. И давал честное слово, что все это правда. Брат поднялся с подушек и начал просить отца отправиться с Женей на место и убедиться, что тот не обманывает. И отец убедился. Женя подвел его к дому на улице 25-го Октября, к замазанному мелом окну, к надписи: «Закрыто на ремонт». И показал на вывеску.
На ней было шесть отчетливых букв: «Оптика».
Как выяснилось, аптека № 1 (над входом крупно: «аптека») находилась неподалеку, но нельзя же считать обманщиком человека, если он не очень силен в грамматике. Отец отделался только ворчаньем, пороть не стал. И все же чувство обиды осталось.
Отчего ему не поверили сразу? Захотят ли поверить сейчас?
Женя опять погляделся в зеркало — на редкость противный вид! Но он заставил себя выпрямиться, расправить плечи и беззвучно, одними губами, произнести: «Обещаю всегда быть хорошим». Сейчас, помогая отцу поудобней улечься в постели, он повторит обещание вслух.
Нет, пожалуй, «всегда и во всем» у него не получится. Сначала он постарается исправить отметки. Предъявит отцу дневник, а в дневнике, скажем, по географии, жирно прежирно: пятерка!
— Окно закрыто? — спросила через дверь мать. — Я не одна. Я с папой. — И заглянула в комнату.
По вине зеркала Женя до окна еще не дошел. По вине матери, отворившей дверь, поднялся сквозняк. Окно распахнулось во всю ширь, шторы вздулись как паруса. Ветер был не то чтобы штормовой, но он напомнил Жене о бурях, об океане, о том, что на балконе остался его секретный архив, который, возможно, уже развеян по белу свету.
— Что ты мечешься? — крикнула мать. — Решил простудить больного отца?
Захлопнув окно, чуть не сбив с ног вошедших родителей, Женя проскочил в гостиную, на балкон.
Мог ли он в эту минуту помнить про какой-то электрический шнур? Конечно, не мог! Ему уже виделось, как стихи за подписью Е. П. Перчихина летали по двору на радость соседским мальчишкам. Поэтому роскошная настольная лампа разбилась, и не просто, а с ужасающим звоном. Поэтому родители, которые, оказывается, уговорились не упрекать его за свет, не погашенный во всей квартире, уговора не выполнили.
— Совершенно неисправим! — провозгласили они в один голос.
Влетело за все — за мусор, оставленный на паркете гостиной, за распахнутый шкаф, за разворошенные в родительской спальне газеты (виною сырой пол на балконе), за то, что Женя не лег вовремя спать. А главное — за холодильник, из которого потекла вода.
Такова судьба. Стоит человеку захотеть стать хорошим, непременно выйдет наоборот!
16. Физика за стаканом чая
Женя Перчихин, посвистывая, прохаживается по школьному коридору.
— Трам-та-та-там!
Руки за спину, глаза к потолку. Можете убедиться — он не какой-нибудь там положительный элемент, а самый что ни на есть отрицательный. Теперь уж и дома и в классе окончательно установлено, что сознательность у него нулевая.
Например, сегодня на физике у Жени с ноги сорвался полуботинок и почему-то подлетел к потолку. По замыслу Жени, он должен был шлепнуться возле стула Тани Звонковой, но упал на машину Атвуда (нечего ставить куда попало нужную вещь!). И, хотя машина осталась целехонькой, Валентина Федоровна обиделась, раскричалась, покраснела, как лакмусовая бумажка в кислой среде.
— Напрасно Перчихин корчит из себя клоуна. Фокусы у него дурацкие.
Раздула мелкую неудачу в ответственное событие. Отступила от плана урока. Принялась демонстрировать какой-то (разумеется, недурацкий!) опыт. Дескать, дай покажу, на что способны другие. Надела на индукционную катушку алюминиевое кольцо и предложила тихоне Баскаковой:
— Скажи: «Раз-два-три!»
По команде Баскаковой кольцо подскочило. Не так здо?рово, как полуботинок, но все же взвилось.
— Раз-два-три!
Перчихин повержен вместе со всеми своими выходками.
— Раз-два-три!
На Перчихина ноль внимания. Девчонки глядят на скачущее кольцо и кудахчут: «Ах, чудо!»
А какое здесь чудо? Через катушку пропущен ток, который индуктируется в кольце. Электрическая кнопка ловко замаскирована носовым с лиловой каемкой платком. Стоит кому-нибудь пискнуть: «Раз-два- три», как рука фокусника (простите, преподавателя), словно бы случайно касается чистенького платочка и производит соединение.
Зрителям надо бы следить за этой рукой, а не пялиться с ехидством на Женю, нога которого никак не могла попасть обратно в полуботинок.
Глупая получилась история. Хотя бы потому глупая, что сегодня перед уроком физики — между прочим, не в первый раз! — Жене захотелось стать лаборантом. Не помогал он, что ли, в прошлом году Льву Эдуардовичу, ведущему физику в двух школах Сокольнического района? А сейчас он разве не в состоянии добиться к концу мая хорошей отметки по физике? Ладно, пока не отличной — хорошей. Зато обратитесь к Перчихину: «Пожалуйста… Просим!» — он проделает любой опыт лучше всяких отличников да любимчиков.
Надо будет в ближайшие дни подбросить Валентине Федоровне кое-какие сведения о себе. Хотя бы о том, что он запросто управляется с узкопленочным аппаратом марки «Кинап». У Синцова, одного из дружков Анатолия, был такой замечательный аппарат. Многие лаборанты только и умеют, что сменить на столе приборы, пока из кабинета вываливается один класс и вваливается другой. Подумаешь, сложное дело — расставляя весы, помнить, что гири должны находиться не справа, а слева. Нет, ты сумей продемонстрировать классу научную киноленту!
Вообще здо?рово!.. В лаборантскую даже старосту зря не пустят, даже комсорга. А ты заходишь, раскрываешь любой шкаф, бросаешь взгляд на инвентарную опись, не то и прямо на полки… Бери в руки все, что тебе приглянулось. Как в магазине без продавцов.
Только одно неудобство — боязно шевельнуться. Здесь у них колокол воздушного насоса — хрупкий предмет, там — термометры, да еще особенные — в них ртуть ползет до двухсот градусов! Больно уж дорогие…
Если бы не сегодняшняя история, Женя вполне мог бы стать лаборантом, только намекни… Подослали бы Таньку Звонкову, затем за уговоры взялась бы сама Валентина Федоровна. Вырвали бы у него согласие!
Время идет, начались занятия второй смены. Женя все ходит и ходит по школьному коридору. Из-за плотно притворенных дверей доносится неразборчивый говор. Тихо лишь в кабинете физики. Там Валентина Федоровна. Она, по Жениным наблюдениям, в кабинете одна. Женя давно бы скатился по лестнице вниз, тем более что съестной дух, доносящийся оттуда из буфета, настойчиво лезет с ноздри. Мигом бы вышел на волю, да удерживает надежда: вот-вот приоткроется дверь и покажется Валентина Федоровна.
Сразу бы убедилась, что сегодняшнее происшествие его, Перчихина, нисколько не задело.
Трам-та-та-там!
Еще минута, и Женя вошел в кабинет физики. Валентина Федоровна, нагнувшись, настраивала
