история, и я могу сказать, что никто таких переходов не делал — Шард был первым и последним среди кандидатов в самоубийцы. Ему повезло; и в итоге, когда Джонс достиг Алфанора, дубликатор уже трудился там, штампуя мозги для роботов и записи с нейроклипами. Джонс — парень сообразительный и сразу понял, что произошло. Он направился к Логресу, рассчитывая, что соперник торгует на Новой Македонии, но Шард и здесь успел его опередить. Земля, само собой, тоже отпадала.
— Должно быть, Джонс сильно разозлился, — прокомментировала Шандра.
— Если и так, то вида он не подал. Они с Шар-дом являлись конкурентами, и Шард рискнул заплатить дорогую цену — и победил! Что мог сказать Джонс? Ну и дьявол с ним! Я бы тоже присоединился к такому пожеланию. Старый Ник, несомненно, пребывал с Шардом, так как “Красотка” благополучно достигла Земли, дубликате? принес своему владельцу фантастическое состояние, а затем Шард пустился в загул и пьянствовал двенадцать месяцев без одной недели. Земля же; надо отметить, теперь прелюбопытное местечко: население — семь миллиардов, считая с Марсом, Венерой и космическими городами, но бедняков там не сыщешь днем с огнем. Все бедняки, все недовольные, все диссиденты, сектанты, фанатики и фашисты, коммунисты и террористы давно эмигрировали; остались те, кому и под земным солнышком жилось неплохо. Понятно, что это значит: там, на древней нашей прародине, не возникает проблемы, как разбазарить деньги. Не возникло их и у Шарда. Очнувшись в одном орбитальном борделе, он выяснил, что на счетах полный ноль, а в трюмах — вакуум, что время истекает, и “заинтересованные лица” готовы взять его “Красотку” на абордаж. Это Шарда совсем не устраивало; он дополз до челнока, перебрался на корабль и врубил двигатели.
Глаза Шандры недоуменно округлились:
— Взять на абордаж, Грэм? Что это значит? Разве Земля — прибежище разбойников? Или экспроприаторов?
— Нет, дорогая. И на Земле, и на любой другой планете экспроприаторы действовали бы совершенно легально, в рамках Закона Конфискации. Понимаешь, просторы Галактики необъятны, в ней тысячи обитаемых систем, и торговых космических кораблей всегда не хватает. Все заинтересованы в том, чтобы корабли летали, перевозили груз и поселенцев, а спейстрейдеры не сидели на месте, просаживая деньги в кабаках. И потому ни в одном из миров спейстрейдер не может оставаться дольше года. Это — максимальный срок; затем любой авантюрист имеет право захватить корабль, оставив бывшему торговцу свои” планетарные владения.
Все до последней нитки — дом, имущество, финансовые средства, любую собственность плюс гражданский статус… Но это паршивая сделка для спейстрейдера, чистый проигрыш! Хоть в пограничных мирах, хоть на богатой Земле!
Шандра призадумалась, но тогда я не обратил внимания на ее рассеянный вид и складку меж бровей. Мы допили кофе, вызвали аэрокар и отправились в усадьбу принца, прелестное имение с обширным парком среди холмов, километрах в сорока от Фотсваны. Его Высочество пригласил нас посетить этот чудесный уголок дня через три после шоу мадам Удонго — как я считаю, в благодарность за удовольствие, полученное его наложницами. Нашим гидом был управляющий поместьем; сам принц слишком занят, чтобы уделять внимание гостям, даже если они прилетели из космоса. Как я упоминал, принц-наследник ведает исполнительной властью, а отец-монарх — законодательной, и в том — средоточие государственной мудрости малакандрийцев. Принц, трудясь с утра до ночи, руководит кабинетом министров, общается с губернаторами, разбирает всевозможные споры, судит, карает и награждает. Но после восшествия на престол он может отдыхать до конца дней своих, ибо все законы на Малакандре давно изданы и должность монарха всего лишь приятная синекура. Словом, как говорили латиняне, aquila non captat muscas, то есть орел не ловит мух.
В усадьбе принца есть заболоченная низина с небольшими речками, где водятся крокодилы — разумеется, африканские, привезенные на Малакандру десять или двенадцать тысячелетий тому назад. Собственно, это главная достопримечательность поместья, так как крокодилов нет больше нигде — разве лишь в самых богатых зоопарках на Пенелопе и Логресе. Как вы понимаете, переселенцы везут с собой более полезных животных — свиней, коров и овец, лошадей и шабнов, или, на худой конец, страусов; а вот лететь к звездам в компании зубастых рептилий никому не приходило в голову. Так что крокодилы Его Высочества — большая редкость в обитаемом космосе, и мы с Шандрой с благоговением любовались на них.
Правда, за минувшие тысячелетия они очень измельчали и теперь походят на метровых ящериц с мясистыми хвостами. Тушеный хвост крокодила считается на Малакандре королевским блюдом, и мы имели честь его отведать — в беседке у реки, под вековыми деревьями и свисающими с них цветущими лианами. Во время трапезы живые крокодилы плескались почти у наших ног, и Шандра, глядя на разверстые пасти и буро-зеленые спины, сказала:
— Несправедливо! Это несправедливо, Грэм!
— Такова жизнь, моя милая. Одни — едят, других — едят, — отозвался я, имея в виду крокодилов.
— Нет, я о Шарде… Ведь даже космическим торговцам нужно временами передохнуть. Почему их лишают права поселиться в каком-нибудь мире и провести там пять или десять лет? Это несправедливо!
— Люди, живущие на планетах, так не думают. Они ценят нас, они относятся к нам с уважением — особенно в пограничных мирах, но они хотят, чтобы мы продолжали летать. Поэтому мы нигде не можем задержаться надолго. Глаза моей принцессы потемнели, она задумалась.
— Неужели нельзя обойти этот закон? Ведь Бог не обидел спейстрейдеров хитростью! Должны быть способы!
— Разумеется, детка, но все они достаточно тривиальны, неприятны и небезопасны. Можно отыскать безлюдный мир и жить там в полном одиночестве… Можно высадиться тайком на малонаселенной варварской планете… Можно, наконец, болтаться на окраине какой-нибудь системы, как это сделал Регос.
— Мрачные перспективы, — пробормотала Шандра.
— Согласен. И все-таки спейстрейдеры идут на это. Мы тоже люди, милая, нам необходима новизна, нам надо ощутить, что мы не выброшены из потока времени… Но лучшим способом считаются странствия за пределами Окраины и изучение новых миров. Ведь кто-то должен их открывать! И кто-то — быть может, мы с тобой — когда-нибудь встретится с чуждым разумом… Но эти исследования весьма опасны, и не всем везет так, как повезло мне.
Я все еще жив, хотя разыскал сотни пригодных для колонизации планет.
— А те… те, кому не повезло… Что стало с ними? — спросила Шандра после долгой паузы. Я пожал плечами.
— Никто не знает, так как ни один из них не вернулся в обитаемую вселенную. Взять хотя бы Дэвидса с “Четырех грачей”… Его корабль был найден на орбите у прекрасного, но безлюдного мира, получившего имя Баратария. Кому ведомо, что там случилось? Корабль нашли Эдвард Смит с женой Ивонной (тогда они оба летали на “Жаворонке пространства”), и был он в полном порядке — хоть сейчас врубай двигатели. Поднявшись на борт, Смит поинтересовался у компьютера, где же находится хозяин. Тот ответил, что хозяин внизу, вместе с “Китом-полосатиком” и “Трилобитом”, и от этой компании нет никаких сообщений уже сто сорок три стандартных года. “Кит-полосатик”, дорогая, это катер Дэвидса, а “Трилобит” — земноводный мобиль на воздушной подушке. Я слышал, что оба эти суденышка имели неплохие компьютерные мозги, да и оборудовал их Дэвиде наилучшим образом, словно космическую яхту какого- нибудь миллионера.
Смит тут же велел передать позывные на частоте “Кита”, и катер отозвался. Он, как и корабль, был в полной исправности, только дюзы грязью занесло и корпус оплели лианы. Смит с женой и парой роботов спустился к нему, велел откопать, а потом устроил форменный допрос. Но ничего толкового не узнал: по утверждению компьютера, хозяин на “Трилобите” отправился исследовать окрестные болота и леса и сгинул. Связи с “Трилобитом” не было, и Смит не сумел его отыскать — возможно, случилась авария, и мобиль погрузился в трясину. Вот так-то, девочка… Опасное это занятие — прогулки по неведомым мирам!
Шандра покивала головой, затем печаль на ее лице сменилась любопытством:
